Морозный день клонился к закату. Заснеженные аллеи лесопарка едва подрумянились от алого зарева, а сутулые сугробы уже стали кутаться в бурые тени. Солнце коснулось верхушки ясеня на большом холме и нырнуло в объятия густого, припорошенного снежной сединой, ельника. Мир плавно растворился в сумерках, и только густая хвоя темнела на фоне застывшего в полудрёме солнечного круга. - Спи, солнышко, спи, - баюкали его столетние ели, понимая, что даже самому могучему исполину нужны забота и душевное тепло. - Тш-шш… это будет наша тайна. Белла открыла окошко и залюбовалась утренним снегопадом. Свысока зимний пейзаж напоминал россыпь новогодних открыток. Справа, в парке - веселилась детвора, звенели бубенцами сани и карусели, искрился каток, полыхали салюты. Слева, в лесу – снежные бабы хороводили на полянах, вдоль петляющей лыжни пестрели разноцветные флажки, лиственницы помахивали бумажными фонариками, а за сосновым частоколом, словно пряничный домик, сверкала чудо - витражами, крошечная церковь. - Бом-мм! Бом-мм! – известил колокол о начале утренней службы, и из больницы, спрятанной в гуще вековых деревьев, к маленькому золотому куполу устремились сокровенные мольбы всех болящих. Белла лишь однажды, в период безысходного одиночества и пугающего обострения своего недуга, заглянула в этот храм - дождливой сентябрьской ночью, пронизанной грозовыми вспышками и канонадами грома. Ураган тогда гнул орешник до самой земли, выкорчёвывал ивы, а стволом расколовшейся надвое берёзы вдребезги разбил церковное окно. Сквозь кромешную лесную тьму, взгляд Беллы выхватил мерцающие лампады алтаря и золотистое дрожание свечей. Она осторожно проникла сквозь обрамлённую осколками раму и попала в тёплый, умиротворённый, окутанный ароматом ладана, мир. Икона Святой матери Софии не отпускала её до рассвета, и Белла, озарённая её притягательным светом, молила лишь об одном - чтобы Бог послал ей детей. - Мама, - пискнул детский голосок, - Новый год уже наступил? - Он наступит в полночь. - Белла подошла к колыбели и склонилась над тремя проснувшимися малышками. - Я вас сейчас покормлю, а потом уйду ненадолго. Не скучайте, возьмите с полки маленький гербарий и нарисуйте угольками на бересте понравившиеся в нём листья. Выскочив из дома, Белла помчалась к большому холму. Она не могла унять дрожь во всём теле, панически боясь приближения приступа. Она чувствовала, как от прикосновения невесомых снежных крупинок, вся словно рассыпается на тысячи зубастых морозных чудищ, а потом вновь становится собой, но уже - огромной, до самых облаков, жаждущей чужих страданий и душевных мук. Белла пробежала мимо ледяной горки, вдоль маленькой лыжни и по скользкой тропинке, усыпанной мандариновыми корками. - Смотрите – белка, серая белка! – прокричали мальчишки ей вслед, а она ловко вскочив на дерево, запрыгала с верхушки на верхушку и… скрылась из виду. Ясень встретил её молча. Искорёженный наростами и ранами, испещренный путаными бороздами, знаками и символами, он величественно упирался в самое небо, а на его ветвях пестрели тысячи чужих судеб, завязанных узлами: шёлковыми, верёвочными, холщовыми… бурыми, серыми, алыми. Белка тоже повесила на замшелую кору свой тонкий берестяной узелок и взмолилась: - О, священный и всемогущий! Избавь меня от проклятия, ведь ты – дерево мировой оси! Я не могу больше ранить людские души и не хочу быть чьим- то кошмаром! Новый год – не лучшее ли время для добрых перемен? - О-хо-хо, - проскрипел ясень, - в мозаике жизни не может быть пустот. Если ты покинешь своё место, его должен занять кто-то другой. Сегодня, в волшебную новогоднюю ночь, я постараюсь помочь тебе, но тебе придётся пожертвовать самым дорогим… Белла всё поняла: три бельчонка, три её маленькие дочки в опасности! Такой ценой ей не нужна свобода! Какая же мать согласится на это? Она кинулась бежать обратно, но зловещая призрачная сила уже настигла её и стала буквально рвать на части, а потом склеивать в невероятные сущности: в гигантскую слизкую медузу, в летящего зелёного ящера, в оскалившуюся гиену и в белую ледяную жабу, жующую мандариновые корки. Белла зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, увидела перед собой лицо измученного человека с тусклым взглядом и опухшим помятым лицом. Он запрокинул голову и, захлёбываясь, стал пить прямо из бутылки мутную белесую жидкость, потом выругался и бросил бутыль в своё отражение на зеркальной двери. Стеклянный осколок рикошетом рассек ему висок и щёку, он упал на пол и стал бить себя кулаком в грудь, рыдать, хрипеть и грозить зелёному ящеру, который ходит за ним по пятам, и жабе с гиеной, хохочущих и не желающих оставить его в покое, а потом: - Бом-мм! Бом-мм! – ударил мудрый колокол, извещая о начале вечерней службы. Карета скорой помощи отъехала от корпуса наркологической клиники, расположенной на окраине лесопарка, оставив в палате мужчину с разбитым лицом. - Алкогольная интоксикация, галлюцинации, кратковременная потеря сознания… белая горячка - белочка, короче! – доктор распорядился о капельнице и вышел из палаты. Светло-серая испуганная белка сидела у изголовья больничной койки и была абсолютно невидимой никому, кроме больного. Он не отпускал её, бормоча жалобы и стенания на свою судьбу. - Ты пойми, жаба, я ведь никому не нужен, да и не верю я больше никому – она меня предала, бросила, а я любил её больше жизни…сына забрала, сердце мне разбила. Знаешь, гиена, лучше бы ты меня загрызла в самом начале, потому что эти болотные, с зелёными пятнами, ящеры меня всё равно доконают. Мужчина с трудом приподнялся и, глядя на неё через плечо, пробормотал: - Белочка?! Настоящая, лесная? Это очень-очень плохо…уйди и ты, уйдите все! Белла вздохнула, думая о том, что так и не успела приготовить новогодние подарки своим малышкам… о том, что солнце опять, наверное, нашло приют на снежных перинах добрых тётушек-елей… О том, что будущим летом хорошо бы собрать большой гербарий, а старому ясеню - подарить рукоделие, не похожее на скучный, блеклый узелок… шляпу связать, что ли, ведь совсем лысая у старика макушка! А ещё она подумала о том, что хорошо бы найти новое гнездо, желательно в дубовом дупле, с детской комнаткой, выстеленной камышовым пухом и балкончиком, на котором дочки смогут читать книжки и рисовать лесные листики: осиновые, липовые, калиновые... - Кленовые! - Дубовые! - Нет, каштановые! Белла оглянулась и увидела на подоконнике своих бельчат. Они протягивали неумелые берестяные рисунки «горячечному» пациенту и спорили-спорили… - Ещё белочки?!! – сморщив лоб, с недоумением прошептал он. - Я – Вера! - Я – Надежда! - Я – Любовь! – звонко пропищали лесные гостьи, запрыгивая в приоткрытую форточку. - Нас так мама назвала в честь трёх дочек святой Софии - тех, что изображены на чудесной иконе! Теперь мы будем приходить к тебе вместо мамы до тех пор, пока ты не вернёшься к себе, понимаешь? Не бойся, сегодня Новогодняя ночь и древний ясень дарит всем подарки! Мужчина закрыл глаза и уткнулся лицом в подушку. Он вспомнил дом своего детства: с низкими окошками, глядящими в синеокие заросли барвинка, с рядком рыжих чернобривцев у скрипучего деревянного крыльца и маленьким шалашом в глубине сада. Он ощутил аромат укропных зонтиков и помидорной ботвы, горячих пирогов с вишней и сухой травы на сеновале, прикосновение тёплых маминых рук и крепкое рукопожатие отца. Он увидел свою любимую удочку со сломанной катушкой, и разобранный мотоцикл в сарае, и зарытый под грецким орехом клад из десяти позеленевших монеток, а ещё – баюкающую его, бабушку – припорошенную снежной сединой, совсем махонькую, родную, в цветастом байковом халатике. - Спи, солнышко, спи, - сказала она. – Тш-шшш…это будет наша тайна. Приглушённый бой курантов разбудил его. Он отдёрнул штору и, словно прозрев, с нескрываемым восхищением, загляделся на чудо- церквушку в окружении сосен. Падал тихий снег, вдали рассыпались фейерверки, летали за окном серпантины и бумажные фонарики, а по деревьям прыгала белка и трое бельчат. Похоже, они играли в догонялки, но вдруг замерли, помахали ему еловыми веточками и…исчезли. А Новый год уже вступил в свои права, развеял по морозному воздуху подозрения и обиды, хмель и навязчивые видения. Его невидимые первые мгновения уже принесли добрые перемены: чуть-чуть укрепили веру, подарили слабую надежду и посеяли драгоценные семена любви везде и всюду. И ничего, что - в снег. Их совсем несложно найти, согреть и пересадить в благодатную почву, ведь если даже самому могучему исполину нужны забота и душевное тепло… * * * Икона Святой матери Софии – икона святых великомучениц Веры, Надежды, Любови и матери их, Софии. ****************************************** | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
