... Я – пушистое белое облако, и с удивлением смотрю сверху на большие города и маленькие деревни, на скопище машин и толпы вечно куда-то спешащих, суетящихся людей. Куда они бегут? С какой целью торопятся утром в одном направлении, а вечером – в обратном? Любопытно посмотреть на них вблизи, и я потихоньку опускаюсь ниже, ветер помогает мне, я уже совсем близко к этой разноцветной, шумной, глазастой толпе пешеходов, можно уже различить голоса…Но вдруг что-то неуловимо меняется, ветер неожиданно грубо толкает меня, я вздрагиваю и превращаюсь в струи воды, летящие вниз.

Меня встречает щит крикливо-пёстрых равнодушных зонтиков, и последнее, что я помню – как падаю на асфальт, под сотни ботинок, туфелек и кроссовок, и слышу шелестящий шёпот пыльной травы на газонах: «Дождь…наконец-то…дождь…дождалась…дождь…».

- Антон! Ты снова отвлекаешься и не слушаешь объяснение нового учебного материала? – строгий женский голос возвращает меня к реальности.

- А ну-ка повтори, что я объяснила!

Я поднимаюсь из-за парты и стою, опустив голову. Одноклассники весело смеются, и только голубоглазая Таня, сидящая рядом со мной, пытается что-то подсказать. Её попытки напрасны, ведь я не слышал ни одного слова из объяснения.

- Двойка, - говорит учительница, - и уже не первая. Я ведь вызывала в школу твою маму. Почему она не пришла?

Я снова молчу, и даже ребята почему-то больше не смеются.

- Антон, пойдём после уроков играть в футбол! Мы тебя вратарём возьмём! – говорит мне на перемене Димка.

- Не хочется что-то, - вяло отвечаю я ему, - лучше домой пойду.

- Совсем малохольный стал, – обижается он, - в футбол и то играть не хочешь!

- У меня дома дела, - твёрдо заявляю я, но Димка уже не слушает, он убегает, стараясь полнее использовать возможности перемены.

Вместе со звонком в класс входит учительница и с каким-то необъяснимым недоумением смотрит на меня, одиноко сидящего за партой. А через несколько минут врываются шумной ватагой остальные ученики – мальчишки опоздали, потому что увлеклись игрой в футбол на школьном стадионе, а девчонки, похоже, взахлёб рассказывали друг другу в коридоре о своих секретах или задержались в буфете. Но они все – запыхавшиеся, раскрасневшиеся, возбуждённые – излучают такую радость, что учительница тоже улыбается им в ответ и не наказывает за опоздание, а просто говорит: «Садитесь и повторяйте домашнее задание, сейчас буду спрашивать». И почему-то снова смотрит в мою сторону.

Я послушно открываю книгу, но ничего не успеваю прочитать, потому что перед глазами сразу же плывёт оранжево-жёлтая гладь неведомой пустыни, а вдалеке появляется оазис с высокими пальмами, шуршащими жёсткими резными листьями. Так было и вчера вечером, когда я открыл учебник и представил, что в моей жизни всё легко и просто, ведь я весёлая маленькая обезьянка, прыгающая по деревьям и раскачивающаяся на длинных упругих лианах, словно на качелях.

- Антон, почему ты не отвечаешь на мой вопрос? И к этому уроку не готов?

- Не готов, - подтверждаю я, опустив голову.

- Всё, моё терпение иссякло, - говорит учительница, открывая мой дневник.

Дома мама долго рассматривает очередную двойку, выведенную справедливой учительской рукой.

- Теперь пусть с тобой отец беседует, пусть принимает меры. Этой осенью ты совсем перестал учиться, хотя в прошлом году был одним из лучших учеников класса, - говорит она и печально смотрит в окно. Там нет ничего интересного: тот же серый день, тот же уныло накрапывающий дождик, но в последнее время мама может целыми вечерами, ничего не делая, сидеть в большом кресле у окна и разглядывать пустынную улицу.

Я ещё не обедал, но она теперь часто забывает поесть сама и не интересуется, покушал ли в школе единственный сын. Иду на кухню и старательно мою покрытую жирной плёнкой посуду, скопившуюся в раковине, – очень хочется, чтобы мама меня похвалила, но моё усердие остаётся незамеченным. В холодильнике, как и вчера, нет даже супа. Придётся съесть чёрствую булку с изюмом и выпить молока. А теперь – за уроки! Надо доказать всем, что я уже большой и самостоятельный. Завтра же получу хорошие оценки по всем предметам, мама обрадуется и будет улыбаться, как прежде.

Темнеет рано. Когда светит солнышко, на душе радостнее, но эта тревожная пасмурная осень всё длится и длится, и кажется, что ей не будет конца. К тому же противная математическая задачка не решается. Можно, конечно, обратиться за помощью к отличнику Мишке, который живёт на нашей лестничной площадке. Но уж слишком ехидно он прошлый раз спросил: «А почему тебе твои родители не объясняют математику? Что, некогда им?»

Натужно гудит лифт. Нет, это не к нам – кто-то вышел этажом ниже. А ведь мама по-прежнему ждёт, сидя у окна. Это бесконечное ожидание уже отняло у неё былую жизнерадостность, теперь оно съедает её красоту. Но она не замечает этого, потеряв интерес ко всему, кроме семейных проблем.

Упражнение по русскому языку мне тоже не поддаётся, ведь на уроке я не слушал объяснение новой темы. Уже поздно, и хочется спать, но я не могу уснуть и оставить маму наедине с её тягостным ожиданием.

Наконец поворачивается ключ в замке входной двери и слышится привычный мамин вопрос: «Где ты был допоздна?»

- А тебе какая разница? – с вызовом отвечает отец.

Я закрываю уши ладонями и добросовестно гляжу в учебник, поэтому маминых слов почти не слышу: она ещё помнит о том, что надо щадить мою нервную систему, и ещё ей стыдно, что очередной семейный скандал станет достоянием соседских сплетен. Зато отец об этом не заботится, его грубый нетрезвый голос доносится не только до соседних квартир – наверное, его слышит весь дом:

- Чего ты хочешь? Развода? Пожалуйста! А мне уже ничего от тебя не нужно. Понимаешь? Ни-че-го!

Прямо на белоснежный тетрадный листок с начатой работой по математике падают крупные слёзы. Я поспешно вырываю испорченную страницу – учителю на проверку такую тетрадь сдавать нельзя!

- Хочешь, чтобы я вообще не приходил домой? Ладно, так и будет. Я всегда найду на стороне то, чего не получаю здесь! – слышится за дверью отцовский бас.

Мама, теперь уже забыв и обо мне, и о соседях, что-то кричит в ответ неестественно высоким голосом. Их ссора разгорается, как тлеющий костёр, вдруг полыхнувший жарким пламенем под порывом ветра, а я изо всех сил стараюсь понять, о чём говорится в школьном учебнике, сиротливо лежащем передо мной на пыльном столе.

…Я – колорадский жук, плотоядно жующий свежий картофельный лист. Ни одна из проблем окружающего мира меня не волнует. Всё, что я хочу – есть! Всё, что я могу – есть! И тут же, прямо на глазах, - расти, расти, расти! Это люди напридумывали себе разных проблем и мучаются теперь. А что может быть лучше этого картофельного поля, этого зелёного листа, покрытого сверкающей июльской росой?

Входная дверь захлопывается со звуком, похожим на внезапный выстрел, и сразу же в квартире наступает подозрительная, пугающая своей неопределённостью тишина.

Я выглядываю в коридор и вижу, что мама, несмотря на поздний час, куда-то собирается. Она быстро красит влажные ресницы пушистой щёточкой, похожей на жирную гусеницу. Рука её слегка дрожит, и поэтому вязкая чёрная тушь ложится неровно.

- Мам, ты куда? - робко спрашиваю я. - Я не хочу дома один оставаться, уже темно.

- Ничего страшного, - небрежно отвечает она, - когда выучишь уроки, прими душ и ложись спать. Ты ведь уже большой.

…Я белокурый кудрявый мальчик в голубой маечке с рисунком из мультфильма на спине и коротких летних шортах. От сооружения замысловатого вала около песочной крепости меня отрывает голос воспитательницы:

- Антоша, за тобой пришли!

Я нехотя поднимаюсь с колен и вижу сразу и маму, и папу, которые так по мне соскучились, что после работы, не договариваясь, из разных концов города приехали за мной в детский сад. Родители смотрят на мои перепачканные песком руки, на бывшие утром идеально чистыми, а теперь покрытые грязными разводами шорты, и на их лицах сияют одинаково радостные улыбки. Они настолько счастливы оттого, что снова вместе после разлуки длиною в рабочий день, что я – их воплощение и продолжение – вызываю у них всепоглощающее чувство восторга.

Хорошо быть маленьким…