-Паленый не участвовал в войне между нами. Он просто переждал, зарывшись куда-то в свою нору. Потому уже, когда утихло всё, он вылез наружу. Ржавая банка, – Старец скривил губы в презрительной улыбке. – Зато он сохранил своих головорезов и теперь в городе нет силы, способной поставить его на место. Теперь уже он объединяет жалкие остатки всех кланов. Теперь уже он – главный.

-И ты пришёл для того, чтобы рассказать мне это?

-Нет, – старик покачал головой. – Со своим основным посланием я опоздал. Вернее, – он чуть скривился от боли, когда Карга приложила ему к развороченной скуле компресс с какой-то там своей вонючей мазью, – меня задержали.

-Тогда, зачем? – Он уже знал, что со стариком надо вести себя очень осторожно. Лис ещё тот! Знал, а потому и не торопился верить незваному гостю.

-Ты, мил человек, не доверяешь мне, – усмехнулся старик. – Знаю, знаю, – остановил он собравшегося что-то сказать бомбилу. – Можешь не говорить ничего, и сам всё вижу. И недоверие твоё понять могу, – жестом отстранил старик Каргу, колдовавшую над его лицом. – Как-никак, но за тобой душ сорок, но наберётся. Тех, – старик кивком указал на дверь, – кто в тебя поверил и за тобой пошёл. – Старец, прихрамывая подошёл к бомбиле. – А я тебе пока только хлопот больше доставил, так, только не моя в этом вина.

-Моя значит? – бомбила в посмотрел прямо в глаза старику.

-Наша, – не отводя взгляда, отвечал тот. – Наша, – совсем тихо повторил он, глядя куда-то в ночь. – И твоя и моя.

-Опять загадками говоришь, старик, – чувствуя, что снова начинает запутываться в происходящем, раздражённо буркнул бомбила. Чуть подумав, Он резко оттолкнулся от стены и тяжело опустился на стул.

-Говори, зачем пришёл.

-Так в том-то и беда, что говорить мне и нечего, – словно причудливый барельеф, высеченный из стены, неподвижный и, какой-то неживой, проронил старик.

-Зачем пришёл, спрашиваю? – насупился бомбила.

-Тебя просить.

-О чём?

-Приютить у себя. Нет мне в городе места больше, – старик тяжело повернул голову и, кажется, впервые попросил бомбилу о чём-то. По-настоящему.

-Делов-то… а ты мне голову морочишь, – бомбила откинулся на спинку стула и уставился на старика. – Ох, не договариваешь ты чего-то старик, ох, не договариваешь.

-Раз «нет», так и скажи, – в голосе старика послышались нотки какие-то новые нотки. Те, которых не доводилось бомбиле раньше и слышать-то. Умоляющие, что ли?

-У меня, вон, – бомбила кивком указал на окно, – куча убитых. Похоронить их надо по-людски, – старик устало кивнул. – Всех, – помолчав, добавил Он. – И чужаков, и наших.

 

Очнувшись, он понял, что уже ночь. Попытавшись вскочить, он почувствовал тяжёлую пульсирующую боль, волнами разливающуюся по голове и, вместо того, чтобы подняться со своего ложа, тяжело упал, потеряв сознание. Когда он снова пришёл с себя, то первое, что увидел – это склонившихся над собой бледного Воеводу и испуганного лекаря. «Боже мой, я, наверное, мёртв!» – подумал он, снова теряя сознание…

Непривычная слабость сковала тело, руки и ноги отказывались повиноваться. Испугавшись, он слабым голосом вызвал лекаря – тот явился сию же минуту. Внимательно осматривая Короля, он рассказывал ему про события последних двух месяцев.

Король заболел лихорадкой в день первого нападения на лагерь, когда он сам решил встать в дозор. Вернувшись к себе в палатку, он проспал почти сутки, а разбудила его очередная вылазка защитников города. Они рассчитывали пробраться к королевскому шатру, но были остановлены дозором. Завязался бой. Выскочив на улицу, Король получил по шлему мечом и потерял сознание.

Вылазки повторялись теперь каждую ночь. Иногда атаковавших успевали остановить, но чаще им удавалось скрыться, наведя переполох в лагере. Воины Короля уже боятся закрывать глаза даже днём и лишь о том и помышляют, чтобы скорее вернуться домой. Воевода, тяжело раненый в первую же ночь, уже поправился и теперь руководит осадой.

Когда осмотр был закончен, Король пожелал выйти на улицу. Не обращая внимания на протесты лекаря, он натянул ставшую вдруг большой кольчугу, взял в руки потяжелевший меч и, тяжело ступая, двинулся к выходу. Бросив взгляд на отражение в зеркале, он ужаснулся: «Неужели это я!» – вихрем пронеслось в его голове. Сморщенный старик с красными ввалившимися глазами и дряблой жёлтой кожей на лице. Поредевшие седые волосы, клоками торчащие во все стороны, кривая беззубая улыбка. Оторвавшись от жуткого зрелища, он решительно шагнул на улицу. Сотни костров и факелов ярко освещали лагерь и сбившихся в кучки воинов, нервно поглядывающих по сторонам. Огромные палатки, откуда доносились слабые стоны раненых и стройные ряды невысоких земляных бугорков с воткнутыми в них мечами, делали картину совершенно унылой.

Тяжело переводя взгляд с предмета на предмет, Король вдруг услышал позади лёгкий шорох. Обернувшись, заметил лёгкую тень, скользнувшую между палатками.

-А ну, стой! – хотел выкрикнуть он, но из ослабевшей груди вырвался лишь тихий стон. Схватив под руку оказавшегося рядом молодого, но рано осунувшегося бойца, он тяжело двинулся вслед за тенью.

-Ваше Величество! – услышал он за спиной окрик Воеводы. – Короля похитили! – всполошил весь лагерь истерический крик старика.

Король и его спутник, между тем, оставаясь незамеченными, продолжали двигаться за тенью. Вот она, осторожно осмотревшись, нырнула в дупло огромного старого дуба, что рос недалеко от лагеря. Стараясь не шуметь, Король и юнец протиснулись вслед за ней и тут же услышал напряжённый шёпот в темноте.

-Их Король жив. Нужно срочно убить его, по-другому осаду не снять.

-Почему ты не сделал этого? – прошипел в ответ кто-то.

-Он заметил меня, – начал оправдываться первый.

-Он видел, куда ты пошёл? – подключился к разговору третий голос.

-Эта развалина? Я бежал быстро и был очень осторожен.

-«Он бежал быстро и очень осторожно! – зло подумал Король, толкая в бок воина. Тот лишь крепче сжал рукоять меча. – Разучи их бегать! – прошипел он, глядя как его спутник с силой опустил свое орудие. Потом ещё раз и ещё и ещё, до тех пор, пока все три заговорщика не оказались лежащими на земле.

-Так-то! – прохрипел Король, не обращая внимания на боль, пронзившую тело. – Зови остальных!!! – прошипел он, хватаясь за рвущееся из груди сердце. – Поднять всех на ноги! Половина за мной, остальные готовьтесь к штурму у ворот! – С этими словами он тяжело оторвался от холодной стены подземелья.

Двигаясь почти наугад в кромешной тьме, они всё-таки быстро попали в какую-то каменную башню, со скользкими гранитными ступенями, ведущими наверх. Бесшумно поднявшись, они поняли, что оказались в казарме. Охранники явно не ожидали появления гостей, потому беззаботно рассказывали занятные истории из жизни и играли в кости. Остальные отдыхали на койках, сложив оружие.

Словно черти вырвались воины Короля из подземелий: перепачканные в копоти и чёрной золе, с яростными оскалами и жуткими воплями. Мгновенно растёкшись по казарме, они отрезали ошарашенных солдат от их оружия и начали безжалостную резню. Часть нападавших высыпалась на улицы и в остервенении бросилась на охрану ворот. Штурм был коротким и яростно-беспощадным. Уставшие от постоянного напряжения воины с ненавистью накинулись на пришедших, наконец в себя защитников города, срывая накопившиеся злобу и страх на любом, кто попадался на пути. Защитники отлично владели оружием и яростно оборонялись, но что такое горстка воинов против озверевшей толпы? Меньше, чем через час сражение угасло. Поднявшись на караульную башню замка, Король осторожно выглянул в каждую из её бойниц. В три из них он увидел лишь безбрежное море лесов, в одну – замок, который он покинул со своей армией. Никуда не торопясь, он спустился вниз и, не обращая внимания на разруху и беспорядок, царившие на улице, медленно направился к высокому храму с золотым куполом. Его каменные стены были выкрашены в белый цвет и, несмотря на яростную битву, ничуть не пострадали.

Поднявшись по ступеням к железной двери, ведущей внутрь, он обернулся, чтобы ещё раз сверху вниз посмотреть на будущую столицу своей империи. «Теперь наследнику есть, за что благодарить отца. Он будет гордиться тем, что он – мой сын!» – пронеслось в голове старого Короля за секунду до того, как его скрутила неимоверная боль. Ловя воздух открытым ртом, он тяжело повалился на холодный мрамор и покатился вниз по ступеням.

 

Он снова ехал по улицам города. Напряжённо шаря взглядом, бомбила искал хоть одну живую душу, которая нарушила бы угрожающе монотонный пейзаж омертвевших улиц Обнинска. Напрасный труд! Ни одного, пусть бы и самого убогого человеческого существа! Разве только стаи воронов, сварливо о чём-то горланящих, нарезая круги над тут и там валяющимися грудами мусора. Бог ты мой, что за рванина?! Мелкая противная дрожь пробежалась по всему телу. Чтобы хоть как-то унять её, Он направил тачку прямо на одну из таких куч.

-Гремучая смесь! – недовольно выкрикивая хриплые свои ругательства, вороны поднялись в воздух, открыв Его взгляду, словно куклу, завернутого в какое-то чудовищное тряпьё скелет. Тачка, скрипнув тормозами, затормозила, остановившись прямо перед ним. – Да что здесь творится! – тяжело дыша, Он отчаянно крутанул руль, направляя джип прочь от этого кошмара.

Теперь уже Он ехал, не глядя по сторонам. Да и зачем Ему видеть всё это? С приходом Паленого, город изменился. Если раньше в неё пусть и робко, но теплилась какая-никакая, но жизнь, то теперь всё; город превратился в труп. Скелет обглоданный, лишившись пусть жалкой, но душёнки.

Вздохнув, Он вырулил на Стрелу. Там, где вдалеке уже замаячил зловещий силуэт Каравеллы. Глядя на него, бомбила нервно поёжился. Ох, и не нравилась Ему эта предстоящая встреча с Палёным. От этого чего угодно ожидать можно.

-Палёный – человек большой сейчас в городе, – вспомнились Ему слова Старца. – Считаются с ним все теперь. И тебе советую, – устало прошептал старик. Но не Святой убедил бомбилу сунуться в самое логово врага своего древнего, Он сам решил. Всё равно эта встреча рано или поздно должна была случиться, так, что лучше сейчас расставить все точки над «и», чем ждать, когда же тот снова натравит на Его семью свою армию. А считаться… Конечно Он будет это делать. Когда имеешь дело с трусом, типа Паленого, считаться – суровая необходимость! Только и ждёт момента, чтобы – обворовать, подставить или просто кидануть… И всё – чужими руками. Желательно из-под тишка. Ржавая банка!

Бомбила стиснул баранку, с трудом гася слепящую ненависть, чуть не погубившую его в прошлый раз. Второй раз так подставляться Он не собирается.

Огромное здание Каравеллы, медленно выплывало из противной дымки, всё разрастаясь и разрастаясь, постепенно заполоняя собой весь горизонт. Уже и видны торчащие из крыши одинокие мачты-антенны, пустые бойницы повыбитых стекол-портов из тьмы которых, как казалось, тревожно поглядывают дула огромных чугунных пушек, только и ждущих команды, чтобы громыхнуть единым залпом, разорвав любого, посмевшего только приблизиться к зданию смельчака. Издалека действительно очень похоже на какой-то огромный разбитый парусник…

-Палёный, ржавая банка, получил-таки свой свечной заводик, – просипел бомбила, медленно останавливая джип. Палёный – трус и предатель, и Он это знал. Воспоминания, волнами, снова накатились на одиноко стоящего перед Каравеллой бомбилы. И этот разговор последний, по телефону, когда предатель этот, уже ничего не боясь, харкнул Ему в спину: «Ты мне больше не нужен!». Только на такое и способен этот урод: плевать из-за спин, поддержкой заручившись таких точно, как он сам.

И сюда Он приперся не расставлять точки над «и». Нет! Он идёт плевок этот вернуть. При всех. Он снова остановился, переводя дух. Ух, как накатила ненависть! Снова и снова осадил он себя, тщетно пытаясь успокоиться. Наконец расслабившись, бомбила решительно зашёл в захламлённую проходную бывшего приборного завода завода.

Уже только поднявшись на площадку первого этажа, Он столкнулся с первыми обитателями этого места. Ругаясь о чём-то там своём и, то и дело переходя на визг, два заросших существа отчаянно делили понравившуюся им не то банку, не то побрякушку какую-то. Со стороны и не разобрать было, что за существа такие: то ли люди, то ли эти, как их там, хвостатые... Увлекшись своим занятием, те и не заметили присутствия гостя, а тот стоял, не в силах отвернуться и уйти. Затем, словно очнувшись, бомбила схватил с пола обломок кирпича и швырнул его в дерущихся, разгоняя по сторонам. Лишь только противный визг стих, охотник, снова сплюнув, медленно двинул вверх по лестнице.

Тихо так тихо, стараясь не поднимать шума, Он поднимался всё выше и выше, то и дело останавливаясь на уснувших этажах, словно бы раздумывая; идти дальше или пройтись по опустевшим цехам. А вдруг именно здесь Он наткнётся на своего врага? Впрочем, такое казалось маловероятно, и Он поднимался выше.

Уже там, наверху, бомбила понял: вот она, берлога Палёного. Уже на лестничной площадке дежурили охранники. Не фуфловые какие-нибудь там, нет! Самые настоящие, квадратные, со звериными оскалами на физиономии и с увесистыми дубинками в руках. Странно, а Он-то думал, что теперь Паленый – хозяин несметных арсеналов складов Белокожих. Автоматы, там, винтовки, из чего там ещё солдатики бомбил со стен Бастиона расстреливали? Странно.

-Э, кто-там?! – сверху раздался тревожный окрик. Бомбила замер. Задумавшись, Он и не заметил как потревожил кусок кирпича. Лёгкий, казалось бы шорох, гулко разнёсся по опустевшим коридорам мертвой Каравеллы. – Бакс, ну-ка, давай вниз! Двигай! Двигай! – сверху раздались гулкие звуки торопливых шагов. Бывший бомбила Бакс, тяжело сопя и быстро спускался по захламленной лестнице. – Да тише ты, ржавая банка! Не шуми! Кинг-конг тоже мне! – шум резко прекратился. Теперь Бакс спускался в полной тишине.

Бомбила расплылся в улыбке. Бакс! Шкаф этот ходячий, для которого страшнее ничего не существует, чем властный окрик. Но тебя-то чего сюда занесло, здоровяк ты безобидный?! Скрытый от посторонних глаз плотной завесой тьмы, бомбила стоял, поджидая, когда же к нему, наконец, спустится охранник.

-Ну, чо там, Бакс?! – раздался откуда-то сверху нетерпеливый окрик. Бомбила даже сквозь стенку почувствовал, как напрягся бомбила.

-Да погоди ты, Рыжий! Я те чо, фея какая-то там с крыльями? – огрызнулся, впрочем, не очень громко тот. Скорее для себя, чем для собеседника. Бомбила покопался в памяти. Точно! Рыжий! Бомбила… Из доходяг. Перед самой бойней пошел подаяния просить. Несостоявшийся изгой. Однако, задалась у карьера его на службе у Паленого. Задалась будь здоров!

-Если назначу феей, то и будешь ей. Ночью. Для настоящих солдат, там, в казарме, –разгоготался Рыжий упырь. – Бакс – фея. Она приходит к мальчикам по ночам и исполняет их самые тайные желания! – довольно ржал тот, слушая проклятия бомбилы.

-Эх, попадись ты ему ночью на охоте! Язычок бы тебе враз укоротил бы. А здесь… – пронеслось в голове у бомбилы.

-Приди ко мне, моя крошка. Придиии! – все блеял откуда-то сверху Рыжий.

Бакс замер в нерешительности, не зная, что и делать. Даже во тьме было видно, как меняется выражение его лица; от ненависти до какого-то покорного согласия вперемешку со страхом, что ли… Да, Бакс, не важно тебе здесь живётся.

Словно призрак Он вынырнул из темноты, возникнув прямо перед ошарашенным бомбилой.

-Я, затыкаю его, – Он взглядом указал на беснующегося Рыжего, – а ты, ведешь меня к Палёному.

-Их там двое, – губами прошептал в ответ тот, заламывая бывшего сородича, и скручивая чуть ли не в узел.

-Ржавая банка, – прохрипел Он, чувствуя себя в лапах Бакса, словно в каменных каких-то кандалах.

-Рыжий – мой, – негромко прошептал тот. – Тебе – Немого обезвредить. А теперь – пошли.

-О! – Рыжий, при виде пленного внезапно успокоился. Так, словно бы и не бесился только что, потешаясь над измученным здоровяком. – Молодец, Бакс, – расплылся в отвратительной ухмылке главный. – Оба стоять здесь. А я к Паленому. Хочу рассказать о своей добыче… – окончить Рыжий не успел. С глухим рыком толкнув бомбилу прямиком в объятия второго охранника, Бакс бросился на своего мучителя, словно клешнями обхватив тощую его шею. Как собака теребя дохлую крысу, мутузил тот его, с ненавистью припоминая древние обиды. Впрочем, разглядывать эту схватку времени не было. Прямо перед Ним выросла огромная фигура Немого; тот ещё бугай! С размаху врезавшись охраннику в дых, бомбила тяжело завалил того на грязный пол и, не дав опомниться от головокружительного падения, изо всех сил обрушил на него кусок кирпича.

-Получи! – тяжело выдохнул Он.

-Ржавые банки, – процедил подруливший Бакс, вытирая с лица кровь.

-Где Палёного искать? – переводя дыхание, прошептал Он.

-Я проведу. Пойдём, – тот протянул руку бомбиле.

-Я иду один, – отрицательно покачал головой Он.

-Ты мне не…

-Хочешь свести счеты? – оскалился в ответ тот. – Думаешь, легче станет? Ржавую банку! Со всеми не рассчитаешься. Иди отсюда! Иди!

-Что?

-Иди! Иди и просто живи! Без охот, без страха!!!

-Это как? – непонимающе уставился тот на собеседника.

-Знаешь, где Дом с Картиной? – бомбила вытер пот со лба. – Там, – дождавшись утвердительного кивка, – мои люди: мужчины, женщины, дети. Все, – бомбила, не сводя глаз, смотрел на Бакса, словно гипнотизируя собеседника. – Им нужен кто-то, кто мог бы позаботиться о них. Если через три дня не вернусь, – Он жестом остановил собравшегося что-то вставить товарища, – собирай всех и валите подальше от города. Куда угодно, только подальше.

-А ты? – уставился на Него Бакс.

-Если вернусь, все вместе отправимся в Рай.

-Рай? Настоящий? – глаза Бакса и без того выпученные, словно у рака, полезли на лоб. – Знаешь, где это?

-Знаю, – коротко отвечал бомбила. – На озере этом… Плавно. Найдете, если что. Всё, двигай давай. Ну, пошёл! – видя, что бомбила колеблется, прикрикнул Он, если, конечно, можно это сделать шёпотом.

-Хорошо, хорошо, – закивал головой тот. – Уже иду.

-Да и, – Он замолчал, словно подбирая нужное слово. – Девушка там будет одна. Наталья. Она, это… В общем, ребёнок у неё будет. Мой, – снова замолчал бомбила. – Ты, в общем, позаботься о ней.

-Ребёнок? – у Бакса перехватило дыхание. – Я позабочусь о ней. Клянусь! – Он с благодарностью посмотрел на своего спасителя.

-Иди! – Бакс покорно поплёлся вниз по лестнице.

 

Он и не помнил, как ухитрился угодить в ловушку. Просто грохнул Его кто-то по голове. От души. С размаху. Весь мир, вздрогнув перед глазами, погас, как перегоревший прожектор на стенах Бастиона.

-Приведите Его в чувство! – чей-то мерзкий голос вернул Его к реальности чуть раньше, чем на голову обрушился поток ледяной воды.

-Ржавая банка! – тяжело откашливаясь, Он попытался подняться, однако же в этот момент чей-то точный удар пригвоздил Его обратно в покрытому кафелем полу.

-Я разве разрешал тебе встать? – Он тяжело огляделся вокруг. Прямо перед ним, утопая в роскошном кожаном кресле, важно восседал тип с наполовину обгоревшей, словно оплавленной физиономией.

-Палёный?! – Он попытался вскочить на ноги, но тут же получил ещё один чувствительный удар по ребрам.

-Больше всего я ненавижу три вещи, – чуть подавшись вперёд, Палёный в упор уставился на пленника. – Раз, – вытянул он кверху большой палец, – когда такие, как ты, угоняют мои любимые тачки. Два, – оттопырив указательный, продолжал Паленый, – когда такие, как ты, отвлекают меня от дел. И три, – глядя в упор на Него, тот замолчал, словно бы обдумывая, что сказать дальше, – когда такие, как ты, называют меня Палёным. Ты меня понял?

-И как же тебя называть? – прохрипел Он.

-Называй, как хочешь, – величественно откинувшись на спинку кресла, бросил тот. – На твою судьбу это уже никак не повлияет.

-Значит, Палёный, – мстительно прошипел Он, глядя, как передёрнуло его собеседника. И тут же ещё один удар, теперь уже по голове, вырубил бомбилу.

-Поднимите, – откуда-то издалека, сквозь темноту прорвался к Нему тоненький такой голосок. – И приведите в себя, – новая порция воды обрушилась на пленника.

-Больше всего, – возник перед глазами расплывчатый силуэт Паленого, – я ненавижу три вещи! – бесясь и едва сдерживая себя, прохрипел тот.

-Я помню, – через силу улыбнулся бомбила. – Твоя любимая тачка – внизу. Я не отвлекаю тебя от игру в крутого. И, раз это никак не повлияет на мою судьбу, обращаюсь к тебе, как хочу – Палё… – закончить Ему не удалось. Взвизгнув, словно баба, хозяин бывшего приборного завода бросился на жертву.

Придя в себя, Он долго пытался сообразить, куда в этот раз занесла его нелёгкая? Кругом – плотная, словно стенка, тьма. А ещё – холод бетонного каземата и суетливое попискивание крыс, носящихся по полу. И страшная боль, рвущая в клочья голову. Кое-как Он приподнялся и, тяжело дыша, отполз к холодной кирпичной стенке.

-Горючая смесь, выляпался-таки, – эта мысль, молнией разрывая и без того потревоженный мозг, вызвала новый приступ чудовищной боли, заставив бомбилу, потеряв сознание, снова без сил повалиться на холодный пол.

 

-Ты думаешь, что ты такой крутой, да? – прямо перед Его глазами возник расплывчатый силуэт. – Не испугался и припёрся ко мне, Директору этих земель и всех тех, что видны из окон моего кабинета? Ведь так? Но ты не крутой. Ты ржавая, бесполезная никому не нужная банка! – кипя от злобы, брызгал слюной Паленый.

Силуэт, постепенно фокусируясь, начал принимать очертания обгоревшей физиономии Паленого, что дергалось перед ним на таком соблазнительном расстоянии. Расстоянии прямого удара.

-А, вот теперь ты, крутой, валяешься среди кучи мусора в моей клетке. Избитый, беспомощный и, приговоренный, – расплылся в гаденькой своей улыбке он. – Но, ничего страшного. Это отстирывается. Со временем, – бомбила как бы случайно сменил позу, так, чтобы, подобно пружине, в один момент, высвободив скопившуюся энергию и ярость, ринуться на обидчика. – Так, кто самый крутой, а? – Палёный наклонился, выставив уцелевшее своё ухо так, чтобы услышать ответ. – Что-то не слышу? – Он набрал в грудь побольше воздуха и, упершись ногами в стенку, приготовился к броску. – Отвечай, когда тебе задают вопрос, – в страшном рывке ринулся Он вперед, впиваясь зубами во что-то мягкое и кровоточащее. – Последнее, что Он почувствовал – это дикой вопль противника и серия страшных ударов, ливнем обрушившаяся на Его измученное тело. Потеряв сознание, Он ещё снова рухнул на холодный бетонный пол.

И снова поток леденящий поток привел Его в чувства. Очнувшись, он увидел Палёного, который держался теперь уже на безопасном расстоянии от бомбилы. Да и сам Он теперь был крепко скручен по рукам и ногам. Мало того, ещё и целая армия телохранителей окружила со всех сторон связанного, израненного охотника.

-Знаешь, что полагается за такое преступление, а? – не скрывая ярости, визжал Палёный. – Вечный огонь! Медленная и мучительная смерть. Самая мучительная из тех, что можно себе представить! – только теперь Он обратил внимание, что левая часть бошки паленого замотана всякими там тряпками, скрывающими оторванное в последнем разговоре ухо. – Преступника сажают на дрезину и отправляют туда, в самое сердце Проклятых земель. Там, где он медленно и мучительно подыхает! – выл междутем Палёный, носясь туда-сюда по своему кабинету.

-А вдруг я подохну сразу же. Без мук. От страха? Или побоев? – с трудом прошептал бомбила.

-Ты будешь корчиться в огне! Будешь, рванина! Будешь! Будешь! – взвыл вдруг Палёный. – Ты, – ткнул он в одного из бугаев, – завезешь его на дрезине в Огонь и вывезешь. Хочу, чтобы он подыхал на моих глазах! – не обращая внимания на побледневшего от страха охранника, продолжал бесноваться тот.

-Больше никогда не назову тебя Палёным, – сквозь боль, прохрипел бомбила. – Никогда, – корчась от боли на полу, хрипел он.

-Никогда? – лицо урода расплылось в довольной ухмылке.

-Нет, – чуть заметно качнул он головой. – Отныне ты – безухий, – и снова страшный удар обрушился Ему на голову. Последнее, что мелькнуло перед Его глазами, скривившаяся, словно от боли физиономия Паленого и толстая-толстая тетрадка художника. «Ржавая банка! – пронеслось у Него в голове, – таки достал».

-Вышвырните Его! Получит ночь, чтобы оклематься, а потом устроим охоту! – словно сквозь толстое ватное одеяло донеслось до Него откуда-то издалека.

 

Свой первый за семнадцать зим рассвет, Он встречал, валяясь на спине среди какого-то хлама. Разбитый и потрёпанный, совершенно неотличимый от разбросанного всюду хлама, бомбила лежал, уставившись в нависшие над Обнинском грозные тучи.

-Сотвори же мне силу и волю

И дай вдоволь мудрости, но и разума,

Чтобы день пережить грядущий!

Как заклинание, бормотал Он свою молитву, с трудом шевеля разбитыми потрескавшимися губами.

-Силу и волю, мудрость и разум.

Силу и разум, волю и мудрость!

Монотонное бормотание оборвал натужный кашель; дикая боль скрутила измученное тело, иссушенное горло, казалось, разорвалось в клочья. Хотелось пить. Дико. До одури. До головокружения. Тяжко ворочая взглядом, Он вдруг уткнулся в покрытую льдом лужу. Корчась и извиваясь, словно уж, бомбила пополз к ней.

Рванина! Лёд оказался намного толще, чем Он рассчитывал! Пить! В отчаянии он молотил по твердой, как кирпич, корке льда, сбитыми в кровь кулаками. Ничего не добившись, Он попытался расковырять лёд. Рыча и извиваясь, словно какое-то огромное пресмыкающееся, Он, срывая ногти, бился в потемневшую от крови заледеневшую поверхность лужи. Затем, потеряв вдруг всякую надежду, как-то разом сник, с глухим ударом ткнувшись лбом в лёд.

-Силу и волю, мудрость и разум, – перекатившись на спину, бомбила закрыл глаза. – Силу и разум, волю и мудрость! – Он провалился в сон.

Наверное, Он проспал не более пятнадцати минут. По крайней мере, замерзнуть не успел. Сон отрезвил Его, привел в себя и частично восстановил силы. Первой мыслью, молнией разорвавшей гудящую голову было: «Пить!». Прямо перед ним маячила лужа, надежно закованная в ледяные кандалы. Толстая корка льда кое где была щедро обагрена каплями свежей крови. Не задумываясь, охотник принялся молотить кулаками по льду. Впрочем, эту затею он бросил. Почти сразу же. Растерянно глядя на кровоточащие руки, он вдруг сообразил, что уже бился в это препятствие. Он энергично встряхнул головой, гоня прочь наваждение. Потом, ещё раз посмотрев на лужу, на окровавленные свои руки, а затем, огляделся вокруг, словно бы ища чего-то. Со стоном поднявшись на колени, бомбила подполз к куску какой-то не то железяки, не то дубины, торчавшей их кучи мусора. Обхвативши её руками, Он, тяжело душа, пополз назад, к луже. Удар! Другой, третий и вот по люду разбежались тоненькие такие паутинки трещин. Ещё один! И вот, лед проломился, освобождая такую желанную жидкость.

Рванина! С рыком отбросив своё орудие, бомбила набросился на мутную, попахивающую помойкой, покрытую тонкой пленкой не то соляры, не то ещё какой-то смазки воду. Мокнув морду поглубже в лужу, Он жадно, Огромными глотками засасывал живительную влагу. Уф! Полегчало! Оторвавшись от своего занятия, бомбила снова перевалившись на спину и уставившись в унылую картину, словно кисель, вязких туч, рыхлыми своими брюхами зацепившихся за обломанные макушки бывших высоток.

Снова закрыв глаза, Он вдруг почувствовал, что что-то переменилось. Что-то стало иначе. Но что? Он распахнул глаза, тревожно выискивая вокруг новую угрозу. Настороженно пошарив взглядом вокруг, Он вдруг понял: поднялся ветер. Сначала едва заметный, затем, всё сильнее и сильнее. Жадно подхватывая с земли клочки пакетов, какие-то там бумажки и ещё невесть что, он, словно в каком-то там причудливом танце, начинал крутить-вертеть их в воздухе, норовя то так, то эдак развернуть каждую соринку, повнимательнее разглядеть и броситься к следующей. Затем, словно ребёнок отбрасывает надоевшие игрушки, ветер с силой отшвырнул прочь вдруг надоевшие фантики и с радостным воем набросился на одиноко торчащие то тут, то там руины зданий. Со свистом носясь по опустевшим комнатам, ветер словно бы искал; а с кем мы ему порезвиться ещё? Напрасно! Все те, кто мог бы составить проказнику компанию, уже либо покинули эти места, либо валялись на земле. Неподвижные. Унылые. Мертвые.

Разозлившись, ветер вдруг с ревом набросился на огромные мохнатые тучи, с ненавистью разбрасывая их во все стороны так, словно они только были виновницами всех его бед. Минута, одна другая. Бомбила, неподвижно пялящийся в небо, уже потерял счёт времени, захваченный потрясающим зрелищем. Впервые с наступления Чёрных Времён Он видел это: как враз обозлившийся свежий ветер разгоняет прочь застоявшиеся мрачные тучи, оголяя чистое, голубоватое небо.

Бомбила в страхе закрыл лицо руками. Ещё бы! Огромная тень от одиноко торчащей из земли стены, вдруг набросилась на Него, словно бы желая пожрать беспомощно валяющегося на холодной земле человека. Пересиливая боль, бомбила откатился в сторону. Туда, где его не могла накрыть огромная, леденящая душу чёрная туша. Откатился и снова зажмурил глаза.

Осторожно приоткрыв один глаз, Он, с замершим дыханием, наблюдал за тем, как там, где-то далеко, за очерченной мрачноватой дымкой границей между небом и лесом, медленно поднималось чуть багряное, покрытое, словно оспой, рябью черных пятен, Солнце. Согревая всё вокруг своими лучами, оно словно бы будило весь мир, расталкивая после затянувшейся на долгие зимы спячки. Вот уже пронеслась в воздухе огромная стая птиц; нет не воронов, те наоборот вдруг, заткнувшись, куда-то разом попрятались. Настоящих птиц! Настоящих!

Привалившись спиной к проржавленному скелету мусорного бака, Он с восхищением смотрел на открывшееся ему зрелище, вспоминая, почему-то ту, прошлую Его жизнь, оборвавшуюся с приходом Чёрных Времён. Работа, дом, дети, жена…

Солнце поднималось все выше и выше, неся тепло всему миру. Его лучи, казалось, проникали сквозь рванину, туда, к телу и куда-то ещё глубже. Уже и стих разбушевавшийся ветер, и клокастые облака снова медленно-медленно начали затягивать небо. Уже и Солнце исчезло, укутанное толстым одеялом облаков, а Он всё сидел, привалившись к баку, и просто улыбался.