Мы судорожно стараемся остаться в памяти других. Мы конечны и выплескиваем свой страх в увековечивании хоть сколько-нибудь себя. Хоть толики. Хоть глупости, хоть наших вялых творческих потуг. Мы все – испугавшиеся духовные эксгибиционисты. Мы впрыгнули в свой инсайт с единственной целью дать таким же инсайтерам часть собственной значимости, накормить их, напичкать собой, своими нехитрыми слайдами из жизни. Мы – соо-люди. Мы общаемся сообщениями в рамках своих раскиданных по обществу сообществ. Мы редко думаем о семантической разнице между понятиями общества и сообщества.

Мы не космополиты – мало кто из нас способен расширяться в элитарное общество без временных и пространственных границ. Потому что космополитична лишь мудрость, добро и духовность. Религии космополитичны. Искусство космополитично. А многие из нас – нет.

Если бы мы стирали временные и пространственные рамки посредством сети заради высоких целей, то в мире наступил бы рай. Но мир реален. Потому что мы пытаемся придать космополитизма своей нехитрой обыденности. Выводим свой узколобый лофт в чаты соо-людей. На заре двадцатого века фотография сохраняла часть истории, а сейчас маскирует наше истинное лицо.

Мы боимся показывать собственные лица. Нет, нас не зажимает страх системы. Нас не трогают войны или политический строй. Наше сердцебиение усиливается, лишь когда кто-то выплевывает в инстаграм наше неудачное фото. Быть может, мы просто боимся заглянуть внутрь себя-настоящих и ничего там не найти?

Мы забыли о том, что наполняет нас. Нас приучили пользоваться половинчатыми чувствами. Первичными. Зажглась искра – и потухла. И никаких усилий, чтобы огонь разгорался. Важно только то, что твоя искра сейчас, здесь, и все ее видят. Нам почему-то так важна эта показуха, которой мы пытаемся компенсировать собственную атрофию к работе над собой.

Люди жили веками чем-то одним. Приходил в мир человек плотником – и находил себя в этом. Он не задумывался, престижно ли это – работать с деревом. Он брал и работал. И находил в этом бездну счастья. Счастья от того, что есть работа. И если ее делать – она спорится. Его мало волновала молва. Он просто работал с деревом. И все. И семья у него была. Обычная семья. И он не кричал об этом при встрече – мол, 25 односельчан кликнули лайк под семейным фото.

Мы – люди презентации. Вся наша жизнь – позиционирование и прием чужих презентаций, релевантная оценка и собственные усилия с учетом всех видов анализа процесса и результата.

Мы – обложки, подменяющие содержание версткой. И если ранее картинка жила как отдельное сопутствующее искусство, дополняла текст или говорила сама – то сейчас, в наших примитивных презентациях все так пестро и банально в погоне за оригинальностью.

Ленимся, ленимся работать над собой. Вообще ленимся работать. Думать ленимся. Деградируем. Духовно, экономически, всяко. В общей массе стремимся к всеобщей текучке. В кадрах, в своих сообществах, политических, абстрактно-медийных – текучка. Мы тратим всего пару минут на внимание к предмету разговора, оцениваем стихийно, идем дальше. Вот она природа быстрых решений. Хаотическая природа. Которая ведет к стихийной жизни. И возвращает нас к мифическим верованиям в силу грома и молнии.

Но более всего мы страшимся зеркала. Страшимся констатировать свою убогость на любом этапе деградации в общей массе и в частности. Потому что это страшит нас побуждением к действию.

Но в нас так много сил. Мы потенциальны. В нас есть энергия действия и она должна получить выход. Однако мы задаем ей рекламно-иллюстративный вектор.

Среди нас мало талантов, но так много крикунов. Мы соо-люди без зеркал. Орущие и гордые собой.

Мы любим маскарад, каждому из нас хочется быть вовлеченным хоть в какую-нибудь в самую маленькую, вшивенькую зрелищность. Мы придумываем другую, зрелищную реальность. Мы находим удовольствие в возведении собственных фасадов позиционирования. Это кормит наше раздутое эго. Мы боремся с физическим ожирением, потому что мы знаем, что это плохо и ведет к ряду заболеваний, да и эстетически некрасиво. Но мы рады своему разжиревшему эго. Если бы можно было показать нам визуальный портрет нашей психики, то мы увидели бы противное рыхлое тело, недвижное и пьяное в своем несдержанном ожирении.

Мы заткнули критику толерантностью, но мы так рьяны в том, чтобы оперировать этими понятиями в угоду своих социальных потребностей. Вместо собственного мнения мы выдвигаемся, критикуя других и толерантно снося глупость третьих, сообразно лишь критериям своей потребности в этих людях. Наши ширмы нуждаются в чужих ширмах.

Наверное, со стороны это все выглядит как японский кукольный театр, только гигантский. Люди в черном. Одинаково черные люди. Свет прожектора – а в поле зрения только неживые куклы, разноцветные деревянные шарнирные болваны. И заданные роли в рамках жанра.

Мы – люди близких целей и примитивных схем. Очень многие из нас и вовсе не задают себе вопроса «зачем», совершая какое-то действие. Градация ума осуществляется количеством этих задаваемых себе вопросов «зачем» в рамках любого однонаправленного действа. Чем больше вопросов «зачем», продолжающих логическую цепочку рассуждений об одном действии – тем умнее перед вами индивид.

Неужели все, кто видел интерактивные карты, не видят этот замечательный принцип. Нам еще в конце прошлого века европейские философы вроде глобалистов пояснили, что любое действие, мысль, человек, объект может легко быть рассмотрен в доступном обозримом пространстве.

То есть – я сижу на диване, в квартире, в районе, в городе, в стране, в северном полушарии, на планете, в рамках солнечной системы. Нормально поясняю логическую цепочку «зачем»-ов?

Чем меньше мы поясняем себе причины наших действий – тем меньше в нас ответственности за наш постоянный поток одноактных копошливостей. Мы безответственны по причине лени в поиске причин и векторов направлений. Мы просто продуцируем желание делать что-то. Однако, наше желание делать что-то и то, что мы делаем в стихийном потоке сознания, не задавая себе вопрос «зачем» - это два совершенно несвязанных между собой понятия.

Мы люди одноактных действий, складывающие свои акты в нехитрые цепочки действие-результат. Наш результат неоднозначен, но это всегда результат со знаком плюс, который мы ставим себе в страхе потуг к мыслительным процессам и в страхе реальной оценки своего акта.

Мы все дальше и дальше скатываемся к первобытным инстинктам за нежеланием признавать опыт предыдущих поколений. Те, кто жил в пещере – мечтали строить пирамиды. В мире всадников были идеи машин. В мире пешеходов – идеи самолетов. Каждый, кто мыслил – мыслил заради прогресса других. Духовного, политического, коммуникативного, технического. Да любого прогресса. Но мы – люди отрицания прошлых достижений. Потому что мы не видим развития. Наше воображение достигло крайней степени атрофии в попытках реализовать ум, или какой-то особенный дар, если тот вдруг обнаружился у нас.

Мы назвали искусством способы наркотической зависимости и создали индустрию продажи продолжения рода. Мы отождествляем секс с унижением и использованием. Мы настолько гордимся своей свободой, что не готовы даже на малую долю зависимости. Даже созидательной. Потому что мы не хотим нести ответственность за другого человека. Но он нам нужен. И поэтому мы пришли к использованию его. Довели институт использования другого человека до совершенства и назвали это удовольствием. Мы находим удовольствие в использовании других вместо взаимного обогащения, восхищения или созидания. Таким образом мы потеряли понимание природы человеческих отношений, а вместе с тем институт семьи, родительства, дружбы, партнерства. И это страшно.

Нас много. Мы горды индивидуальной свободой. Мы тратим всю жизнь на рисование ширмы-маски в окружающий мир, старательно пихаем свою маску в сообщество масок и с не меньшими усилиями увековечиваем все это. Постоянно, повсеместно.

В итоге наши друзья едва ли чего-то стоят, мы видим любовь как поиск партнера, которого можно использовать как можно более длительный срок, или напротив, который имеет настолько красивую маску, что сам факт того, что он использует нас – делает нас счастливым. Мы не общаемся со своими детьми, они не общаются с нами. Но мы рожаем их, потому что мы ответили себе всего на один вопрос зачем. Нам нужны дети как способ увековечить себя, свои днк. Мы одноактны, поэтому мы детей производим. Но мы не задаем другого вопроса зачем.

Мы – общество, потерявшее коммуникацию как таковую. Общество ленивых лживых людей, получающих удовольствие от использования себе подобных. Мы прячемся в соцсетях за ширмой похвалы себе же. Или похвалы в обмен на чужую похвалу.

Поэтому нам не понятно, почему наши страны рушатся, какой бы политический режим мы не выбрали и кого бы не инвестировали вообще.

От нас остается только память о какой-то пестрой бессмыслице. Мы пополняем кладбища и роддомы. И по-моему наша жизнь сводится к пестрому промежутку копошливости между этими двумя действами.

Мы соо-ничто. Потому что мне трудно, сказав все это, называть нас соо-людьми.

Безразличное друг другу соо-ничто. Обрекающее свое обособленное эго на вымирание в общей массе.