Пришёл в себя и долго не мог понять, где находится. Уж слишком чудно было слышать в Его хмуром убогом жилище не привычный бубнёж Карги, а звонкий такой детский голосок, ножом режущий и без того гудящую голову.

-Он – хороший. Правда, – хрипела Карга. – Одинокий просто. И уставший, – вздохнув, добавила старуха.

-Он злой, – отвечал детский голос. – Он сделал мне больно.

-Он рану перевязал. Это больно. Всегда. Нельзя без этого, – старуха словно бы оправдывалась перед девочкой.

-Где мои родители?

-Ушли.

-Но, куда? Почему не взяли с собой меня?

-Поймешь когда-нибудь. Сейчас – спи.

-Но я не хочу спать! Я хочу знать, где мои родители?! Когда они вернутся?!

-Не вернуть их уже. Никто не возвращался.

-Но, почему? – не унималась девочка.

-Зачем возвращаться? Они там, где хорошо.

-Но, почему они тогда не взяли меня с собой? Я хочу, чтобы и мне было хорошо! А мне больно, – голосок умолк. Впрочем совсем ненадолго. – Они что, плохие? – буквально воскликнула девочка. – Но они же мои папа и мама!

-Родители всегда хорошие. Всегда, – проскрипела цыганка и замолчала, словно собираясь с мыслями. – Они ушли, а ты осталась. Воля Богов на то. Значит, надо им, чтобы ты жила.

-Боги хотят, чтобы мне было больно! – вновь захныкала девочка. – Ваши боги – плохие.

-Наши боги – суровые. Но и они хотят мир изменить. Для того тебя и спасли.

-Весь мир? – Он просто физически почувствовал, как широко распахнулись глаза девочки. – Но как?

-Измени Владимира. Это Его мир… Изменится он, всё по-другому станет, – темнота вперемешку с тишиной снова наполнили душную каморку. – Он сильный. Самый сильный, – снова засипела старуха. – Оттого и больше других в помощи нуждается.

-Владимир? – волна ярости захлестнула бомбилу. – Кто такой, гремучая смесь?! Так вот ты, Карга, путаешься с кем! Да я тебя, рванина! Стоп… Владимир… Владимир? Это – моё имя. Владимир – это я! – бешено завертелись мысли в Его гудящей голове. Озарение яркой вспышкой прорисовало контуры уже забытого Им прошлого… Он вспомнил! Когда-то давно, ещё до Чёрных времен к каждому с самого рождения приклеивали этот ярлык. Имя. У Него тоже было. Владимир. Но потом оно исчезло. Совсем. Вместе с тем, что связывало Его с тем самым туманным прошлым, которое, как поговаривают старейшины, было когда-то. Было, а, вот теперь ушло навсегда. Или, быть может, и не было его никогда…Он снова провалился в глубокое забытьё. Туда, где когда-то давно осталось пение волн, ласкающее тепло солнечных лучей, мягкий запах земляники с чёрникой и тот деревянный мостик, уходящий далеко в озеро. Настолько, что, казалось, он разделяет не воду и землю, а небо и потревоженную легкой зыбью поверхность гладкого зеркала водохранилища! Там, где Он в первый и последний раз по-настоящему радовался жизни!

Шелест волн и неторопливое роптание огромных сосен уносили с собой куда-то на самый край мира! К Раю! Куда именно? Он не помнил… Впрочем, и не важно Ему было. Куда угодно, лишь бы подальше от этих мест! Подальше от всего этого! Подальше от себя самого!!!

 

В третий раз он пришёл в себя ночью. Несмотря на то, что внутри Его берлоги, отсечённой от всего мира тяжёлой чугунной крышкой люка, всегда царили тишина и мрак, Он каким-то своим внутренним чутьём научился определять, а что там на улице? Дождь, снег, ночь, день. Он привык. Настолько, что перестал удивляться этому своему чутью. А, вот теперь вдруг почему-то удивился. Странно, откуда Ему знать, что на улице туман?

Головная боль стиха, оставив место какой-то пустоте и вымотанности. Прислушался. Вокруг тишина, не потревоженная ни единым посторонним звуком.

-«Наверное, всё это приснилось», – решил он, однако на всякий случай взглянул на стену. Там, чуть дрожа от сквозняка, висел, кое как прилепленный, детский рисунок. Тот самый из развороченного Им же самим жилища Святых. – Ржавая банка! – он тяжело откинулся на кучу тряпья.

-Тише ты! – тут же цыкнула на него Карга. Она-то, оказывается, и не спала совсем. – Заю разбудишь.

-Кого? Какую, гремучая смесь, Заю? – бомбила попытался вскочить на ноги, но не смог. Тело, скрутило необычайная слабость; словно бы неудачно шарахнулся Он с верхотуры одной из коробок бывших заводов.

-Раненную. Привёз её позавчера. Родителей их убил, – прошамкала та в ответ. – Мы убили, – чуть промолчав, добавила она.

-Ты что, женщина, со мной была? – чуть громче, чем надо было бы прикрикнул Он.

Ворох тряпья, где обычно спала Карга, чуть зашевелился, и через пару мгновений оттуда раздался детский плач.

-Язык у тебя отсох чтобы! – гневно сверкнула глазами старуха. – Ребёнка разбудил!

Только сейчас Он понял, что Карга уляглась спать рядом с Ним, уступив девочки своё место.

-Вот рванина, – начал было Он, однако тут же осёкся, налетев на взгляд женщины. Тяжёлый, осуждающий и, он был готов поклясться – ненавидящий.

-Я – твоя женщина. Забыл?

-Забудешь тут…– проворчал Он, медленно, как червь из-под земли, выбираясь из-под вороха всякого тряпья. – Я скоро, – медленно вползая в ватник, тяжело прохрипел Он.

-Куда понесло? Дуба вчера чуть не дал! И снова приключений ищет!

-Значит, надо, – огрызнулся Он. – Лешему тушёнки обещал.

-Лешего давно в Огонь Вечный пора! Рванина он, а ты подкармливаешь.

-Надо так, значит. Надо, гремучая смесь! – уже чуть ли не рявкнул Он на жену, однако сдержался. Чтобы не сорваться, что было сил двинул кулаком в стену. Ох, и скрутила его боль! Закусив губу, Он тяжко повалился на грязный мокрый пол. А Карга словно бы и не заметила. Знай себе тетешкается с ребенком.

Только, успокоив девочку, она вернулась к Нему. Доволокла его, враз обмякшего и беспомощного, до «кровати», стащила отсыревший ватник.

-Мозгов бы тебе! Чучело, – бурчала она, готовя какие-то там свои снадобья. – Терпи теперь. Кости вправлять буду, – Он лишь плотней сжал зубы. Пытка, впрочем, не заняла много времени. Карга умела такие вещи делать быстро. Настолько, что Он иногда даже сомневался, а человек ли она вообще? Может, колдунья какая. Или богиня? Тогда за каким такое обличье выбрала?

-Мне надо, – снова попытался подняться Он.

-Перебьётся. Глядишь, сдохнет скорее.

-Иначе человеку будет плохо, – наверное, в первый раз после наступления Чёрных времён Он просил. Да, просил! Просил не кого-то там: соседа, или другого бомбилу, а свою собственную женщину! Да что происходит-то! Он без сил повалился на койку и, обхватил голову руками, закрыл глаза.

Та ночь что-то перевернула в Его голове, вырвав наружу воспоминания о Том далёком времени, когда всё было иначе! Та ночь… А ещё слова Карги: «Ты убил. Мы убили». Убили…

Ведь, казалось раньше, всё так просто: мы охотимся на них, они защищаются, они охотятся на нас – мы защищаемся. Всё ясно и понятно: охотники, жертвы. Жертвы, охотники. И никаких тебе убийств. Жизнь такая! Что теперь поделать?! Но что теперь делать-то??? Что?!

-Человечным стал вдруг, – криво усмехнулась Карга. – Ну-ну. Грешки замолить решил? Давай-давай! В Рай попадешь, за меня попроси. Вместе убивали, вместе и в Огне вечном гореть будем, – помолчав, добавила она. – Ты да я, – обнажив неровные жёлтые зубы, прокаркала та.

-Замолчи, – вдруг разозлился Он. Неуклюже поднявшись на ноги, бомбила попытался натянуть ватник. Гремучая смесь! Как же больно! Рука! И всё под взглядом этой ведьмы. Смешно ей, видите ли, на муженька бессильного пялиться. Ну, смотри у меня!

-Сиди. Сама отдам! – неожиданно поднялась она на ноги.

-Ты?

-Тебя не пущу. Доберешься даже если, снова свалишься. Надолго. Не любят Боги, в игры такие играть.

-Что, боишься?

-Боюсь. Да не за себя или тебя. За неё, – кивнула она в сторону кровати. – Что случись с тобой, и ей смерть.

-А с тобой? – Карга ничего не ответила. Замоталась только поплотнее в платок.

-Сколько?

-Две банки, – протянул Он старухе узелок.

-А харя не треснет? – презрительно сморщилась та.

-Одну – ему. Другую… девчонке одной. Племянница его. Не выживет здесь сама. Банка ржавая... Иди давай, а то противно уже! – прикрикнул, если, конечно, можно прикрикнуть почти шёпотом. Старуха молча кивнула. То ли ухмыльнулась, то ли улыбнулась Карга. Уж кто поймет её..?

 

Ему ещё никогда не доводилось быть одному дома. Никогда, с самых Чёрных времён. Даже Карга замаячила в его жизни в первые дни хаоса. Когда ухнуло и началась резня, она первая, кто появился на горизонте и предложил укрыться на окраине города. Воспоминания вдруг, как чертики из запыленных сундуков и комодов, повылазили из своих тайников, ослепляя и душа мужчину. Все то, о чем он даже и не вспоминал последние зим двенадцать, вдруг снова ожило в истерзанном мозгу.

-Пусть рвут друг-друга. Нечего в свалку эту соваться, – Карга в Его жизни появилась как-то ненавязчиво и абсолютно безапелляционно. Именно она учила, как выжить в этом мире, как оставить всё то, что мешало жить. Всё то, что стало ненужным, как пустой мешок, что волочится за путником: разве что за спиной болтается, а толку уже давно никакого. Она, словно младенца, учила Его делать первые шаги в этом новом мире, истерзанным кризисами и катаклизмами. Именно она сделала из Него настоящего бомбилу. И именно она нарекла Его Безымянным.

-Нет у меня имени, – уткнувшись тогда в пол, процедил Он. – И прошлого нет. И будущего.

-Это как, мил человек? – деланно всплеснула руками та.

-А вот так! Только настоящее. Выжить в котором надо. Всё. Ничего больше. Остальное – мусор и хлам. Остальное – не в счёт. Или ты не этого добивалась всё это время? – в упор посмотрел Он на старуху.

-Время и покажет. Боги расставят по местам всё, – та лишь пожала плечами. Жаль. А, ведь, он так надеялся, что она, наконец-таки расскажет, зачем она вообще связалась с Ним! Зачем всё это время возилась с ним. Ведь, столько вокруг бомбил было других. Настоящих. Таких, по сравнению с которыми Он был просто младенцем. Но, нет, приглянулся почему-то ей именно Он. Щуплый такой близорукий выпускник – практикант какого-то там института, что ли. Жалкий и никчёмный, неспособный даже двойку поставить отъявленному лодырю.

Потерянный и враз постаревший в тот день, когда самолёт, в котором возвращалась жена и двое её детей с какого-то там очередного курорта, рухнул перед самой взлётной полосой, оставив за собой лишь только метров двести перепаханной земли и глубоченную воронку, Он привлек внимание старухи…

Теперь, конечно, да, он изменился: коренастым таким стал, чуть сутулым и мускулистым. Теперь он – непререкаемый авторитет среди себе подобных. Его боятся даже самые отъявленные отморозки среди бомбил и все Святые. Но это теперь. А тогда?

-Нет у меня имени, – упрямо повторил Он. – И прошлого нет. И будущего.

-Как скажешь, – пожала плечами цыганка. – Отныне ты – Никто. Человек без имени и судьбы.

-Я – Безымянный! – процедил Он, не поднимая глаз.

-Ты – Никто! – сверкнула старуха в ответ глазами. Он промолчал. Просто развернулся и куда-то пошёл.

С тех пор Он и стал просто Бомбилой. Заглушив в себе всё то, что казалось Ему таким ценным в прошлом, он начал охотиться. Сперва, конечно, похохатывали над ним остальные-то. Безымянный! Даже тачки-то нормальной нет; так, седьмая «Бэха» лохматого какого-то года. У остальных-то и погонялы крутые и тачки – джипари. Да и сами себе во всём хозяева; что хочу, то и ворочу. Да только больше трех зим ни один их этих крутых и не прожил. Кого их же люди предавали, кого Святые вырезали, а кого и Он сам подлавливал.

-У бомбил должен быть один вожак. Только один может держать в кулаке всех. Иначе – анархия. Иначе – смерть! – любил повторять он, ставя на место очередного зарвавшегося отморозка. – Иначе – смерть! – А умирать Он не хотел. Прошло то время, когда Он в полном отчаянии смотрел в зыбкие очертания будущего: ни жены, ни детей, ни жизни… Ничего!

Тогда единственной его мечтой было уйти. Теперь – выжить. Как бы ни страшна была эта самая жизнь. Жить. И, быть может, увидеть тот самый край Чёрных Времён. Ну, хотя бы одним глазком!

Одного за другим подчиняя своей воле бомбил, он создал что-то отдалённо напоминающее мелкое государство, где даже действовали какие-то законы! «Подкармливай Низших, и они навсегда останутся рабами. Подари тень надежды тем, кто слаб, и они будут держаться за неё до последнего!». А раз так, то он учредил Кормушку, заставив всех охотников каждые семь ночей отдавать по консервной банке и горючее для растопки печей. А уже через сорок ночей все и думать забыли про неспокойных соседей, то и дело решавшихся на отчаянные вылазки на чужие земля за добычей. Ожидание пайки подточило их хуже любого страха и теперь они, одичавшие и исхудавшие, уже и думать не смели о чем-то ином, кроме как о следующей кормежке.

А вот Святых Он ненавидел. Уже просто потому, что в этом мире ненависть – физическая необходимость. Как еда. Как вода. Как воздух! Именно Он поднял против них бомбил. Состряпал из Святых врагов и обрушил на них весь гнев одичавших сородичей. Уж пусть лучше им глотки грызут, чем друг-другу.

 

-Покажи звезду, – раздался сзади голос.

-А? – от неожиданности он вздрогнул.

-Мы с папой часто глядели на небо. Мы ждали звезду.

-Кого вы ждали?

-Звезду!

-А, звезду, – пришёл, наконец, в себя Он, окончательно стряхнув с себя наваждение нахлынувших вдруг воспоминаний. – Видели хоть раз?

-Нет. Небо в тучах всегда. Оно украло все звёзды. Оно жадное?

-Ну, – Он сразу и не нашёлся что ответить. – Наверное – да.

-А почему?

-Ну, может, ему просто не хочется… Ну, это… чтобы хоть кто-то мог наверное, видеть. Или боится потерять. Не знаю я, в общем, – насупился Он.

-Папа говорил, что оно ждёт, когда все будут готовы. Небо прячет звёзды, потому, что ждёт.

-Ждёт чего?

-Ждёт, когда на земле появится человек, который изменит всё.

-Но как он это сделает? – Он удивлённо посмотрел на девочку.

-Папа говорил, что этот человек сможет примирить тех, кто враждует.

-Наверное, твой тапа был очень умным человеком, раз говорил такие вещи.

-Так мы пойдём ждать звезду? – девочка потеребила Его за рукав.

-Но как ты пойдёшь? Ты же вся в бинтах! А вдруг ты заболеешь?

-А вдруг появится звезда, но её никто не увидит?! Что тогда?! Мир так и не изменится?!!

-Давай сделаем так, – предложил Он. – Ты ляжешь спать, а я пойду на улицу и буду смотреть на небо за нас двоих. А когда ты выздоровеешь, – остановил Он уже собравшуюся что-то сказать девочку, – мы все втроём каждый вечер будем ждать.

-Хорошо, – немного подумав, кивнула головой она. – Тогда спой песенку.

От неожиданности Он едва не захлебнулся воздухом:

-То есть, как это?

-Мама всегда на ночь мне пела песенки. Чтобы я быстрее засыпала.

-Но я не умею. Правда. Я и песенок-то никаких не знаю.

-Тогда расскажи сказку, – потребовал ребёнок.

-Ну, – неуверенно замялся Он.

-Иначе я начну капризничать, и тебе придётся брать меня на улицу смотреть на звёзды, – строго посмотрела она на бомбилу.

-Хорошо-хорошо, – поспешил заверить Он её, на ходу мучительно вспоминая всё то, что когда-то сам рассказывал своим же оболтусам. – А как тебя зовут?

-Зая, – улыбнулась она. – Или Зайка.

-Хорошо, Зайка, тогда слушай, – поудобней устроился Он рядом с «кроватью» девочки. Когда-то давно жили на свете…, – он задумывался, лихорадочно выдумывая, что бы сказать дальше, – три брата. Вот. Три родных брата. Они были очень похожими. Только один был умным, второй красивый, а третий... Третий был очень добрый. Да. Вот, он был такой добрый, что… Что его все боялись и уважали! Потому, что знали… вернее нет, не так. Все его любили. Любили, потому, что боялись. Вот. Потом, когда они повзрослели, пришло время выбирать кому и чем заниматься, – замолчал Он, собираясь с силами.

Тот, который умный. Который самый старший. Он… Он решил, что станет учёным и поступил в академию. Да. Он поступил в академию и стал академиком. Второй, который был красивым. Он, вот… Он так и остался красивым. А тот, который добрый. Который добрый, он был самым младшим и самым любимым сыном своего отца. Отец его любил больше всех. И его отец никуда… Никуда не отпустил в общем. Совсем. Не отпустил, потому, что тот был самым любимым его сыном, – резким движением смахнул Он со лба испарину. – А ещё, потому, что ему нужен был сильный защитник, которого бы все боялись. Вот, – сдался Он. Ей-богу, казалось, проще сразиться с армией Святых, чем выжать из себя какую-то сказку для Зайки.

-Какая странная у тебя сказка, – девочка посмотрела на бомбилу. – А чем она закончилась, – требовательно посмотрела она.

-Ну, не знаю, – смутился Он. – Наверное, тем, что они жили долго и счастливо…

-Они не могли жить долго и счастливо, потому, что ничего для этого не сделали. Ни-че-го-шень-ки.

-Ну, как не сделали? – Он был готов провалиться сквозь землю. Семнадцать зим провёл он в этих трущобах. Семнадцать зим… Как оказалось, этого было достаточно, чтобы забыть как это быть человеком! Ржавая банка, даже сказки детской и то ни одной не помнит! Хотя и понятно… За прошедшее время почти все из того, что он знал и умел забылось. Стерлось из памяти, уступая место навыкам, стопроцентно гарантирующим выживание в этом мире. Ставящим Его на один уровень с одичавшими и озлобившимися сородичами.

-Вот так!

-Но, погоди-погоди, – всё ещё продолжал отчаянно защищаться Он. – Но, они же были красивыми, умными и добрыми. Разве этого недостаточно?

-Для настоящей сказки – нет.

-Сдаюсь, пощади меня! Я не умею петь! Я не знаю ни одной сказки. Я. Я – плохой. Злой я! И, вообще..!

-А вот и нет! – остановила бомбилу Зайка. – Ты просто один. Сегодня моя очередь рассказывать сказку, но завтра, – она требовательно посмотрела на бомбилу, – твоя. Договорились?

-У меня есть выбор? – тяжело вздохнул он.

-Я расскажу тебе сказку про Князя. Мама начала мне рассказывать её, но, – девочка опустила глаза, – она умерла. Я начну, – она всхлипнула, – а ты закончишь.

 

За морями и пустынями, далеко-далеко, – начала Зайка. – В краях, которых не найти ни на одной карте. На границе четырёх великих-превеликих государств было маленькое-премаленькое княжество. Оно пряталось на вершине огромнющей горы, которая выше самых высоких руин в городе, – девочка раскинула руки, показывая высоту горы. – Туда вела одна-единственная тропинка, и про неё знали только жители этого княжества.

Огромнющие утёсы, – Он закрыл глаза, слушая звонкий певучий голос девочки, рассказывающей про дивные далёкие края. Такие, которые Ему, наверное, уже и не доведётся увидеть, – прятали это место от злых соседей. Пушистые деревья – от холодных ветров.

Ласковое солнышко грело своими лучиками аккуратные грядки. А жители выращивали землянику, клубнику и ещё много-много чего. Там никто и никогда не болел и не знал, что такое страх, холод и голод. Они все-все знали друг друга в лицо и по-настоящему радовались каждой встрече, – рассказывала тем временем Зайка. – Жители просто радовались каждому новому дню и совсем не боялись, что вдруг произойдёт что-то нехорошее.

Каждый вечер здесь устраивали настоящий пир! Да-да! Самый настоящий! С пирожками и вкусным-превкусным чаем, – Он не слушал. Ошарашенный, он уже был там. Сидел за столом, вместе с весёлыми жителями этих мест, просто смотрел на них, радуясь их нехитрому счастью. Самые вкусные блюда и самые душистые напитки; чего здесь только не было! И копчёные окорока, и поджаристое мясо! Много-много домашних колбас и сыров, кувшины хмельного пива и алого вина, блюда сочных фруктов и необычных салатов! Ммммм! Вкуснятина!!!

Во главу длиннющего стола садился молодой Князь со своей прекрасной супругой. Они-то и приглашали всех остальных жителей присоединиться к застолью. Тут такое начиналось! Весёлые разговоры и песни! Тосты за здоровье правителей и благополучие княжества. За соседей, которые то и дело воюют друг с другом; пусть они как можно скорее помирятся! За то, чтобы всегда сохранялась традиция собираться всем вот так вот за одним столом.

-Ну чем наш дом не рай? – восклицал обычно Князь, когда воскресная трапеза заканчивалась, и все до одного жителей княжества начинали петь свои любимые песни.

-Ты прав, дорогой, – всегда улыбалась прекрасная Княгиня. – Я совсем не понимаю тех людей, которые выбирают для себя жизнь в этих пышных клетках-замками. Зачем они замуровывают себя в эти огромные неуклюжие коконы-платья? Зачем, вечно бегут неизвестно куда и для чего?!

-И вправду, зачем всё это? – вторил им молодой священник, с голубыми-голубыми глазами. Щурясь, он глядел на мясников, землепашцев, гончаров и других жителей, не представляя, как можно жить по-другому, – Всё, что надо нам даёт земля. Остальное мы вымениваем у соседей. Мы не гонимся за славой и богатством! Это же и есть самое настоящее счастье!

-Дело говорите! – прижимая к себе симпатичную пухленькую супругу, довольно бурчал Воевода.

-Странные они люди! – подводил итог Князь, полностью соглашаясь со своими собеседниками.

Он, вздрогнув, очнулся. Зайка, устроившись в груде тряпья, уже спала. А он ещё долго сидел на корточках возле её кровати. Сидел, боясь пошевелиться. Боясь забыть хоть одно слово, снова и снова пропуская перед глазами всё то, что услышал сейчас. Слово в слово. Повторяя сказку, которую рассказала Ему Зайка.

Затем Он медленно поднялся на ноги. Он обещал Зайке смотреть на небо; а вдруг оно хоть на мгновение расступится, открыв хоть одну из спрятанных звезд? А вдруг и правда его воспоминания – не просто фантазия, но настоящее прошлое? А вдруг и правда Черные Времена закончатся и снова наступит настоящая жизнь? Замотавшись тряпьём, что только удалось собрать в доме, Он выполз из своей берлоги и взгромоздился верхом на крышке люка, ведущего в дом. Задрав голову кверху, бомбила уставился в хмурое небо, нависшее прямо над головой.

-Совсем свихнулся, – привёл его в себя гневный окрик Карги, вернувшейся домой. – Только вчера в горячке бредил! Только вчера его выхаживала! А он? Вы посмотрите! На улице ему, посидеть захотелось! Да я тебя!!!

-Тихо, Карга, – чуть слышно прошептал в ответ он. – Зайку разбудишь. – Он улыбнулся. Впервые по-настоящему за последние зим пятнадцать, прожитые в этом Аду.

 

Опять мело. Да не просто так, снежок сыпался. Нет! На улице разгулялась настоящая пурга. Ураган. Разъярённый ветер бешено молотился в мятые бока потрёпанной «Акулы», то и дело заставляя вздрагивать её всем своим мощным корпусом. Мелкий колючий снег резал глаза и так и норовил забиться в уши, нос за шиворот. В общем, та ещё погодка стояла на улице. Хуже для охоты и не выдумаешь! Но Он все равно поехал…

За десять ночей, проведённых дома, запасы съестного почти иссякли, так, что, пришлось снова выезжать на промысел. Не сказать, что это Ему не нравилось. Всё-таки Он – бомбила и время, проведённое без дела дома, порядком утомили Его. Да так, что этот свой выезд Он ждал, едва ли не как самое великое событие в жизни. Пришлось, правда, выдумывать, что бы сказать Зайке. Не скажешь, ведь: «Охотиться на Святых поехал. Ну, как на родителей твоих, помнишь? Если всё нормально, выживу». Придумал, конечно, что-то там. Но, всё-таки лгать Он не умел. Смешно, прямо-таки! Убивать, пардон, охотиться – да, это мы умеем. Лгать – ни за какие консервные банки! Так и пришлось сказать: «За едой». Больше – ничего, но она, кажется, всё поняла.

Охота получилась поганой. Боги отвернулись от Него с самого начала. Сперва – не смог проскочить мимо Бастиона. Решил пролететь на всех парах, да увяз в сугробе, а те, что на вышках, только того и ждали! Машину изрешетили вдоль и поперёк. Только чудом в бак, двигатель, да в него самого не попали. Потом – бухнулся колесом в яму, да так, что аж зубы лязгнули. Это уже потом понял: колесо-то убил! Случается. Что поделаешь? Поматюгавшись, Он вылез из тачки и полез за инструментами.

Потом уже, пока возился с запаской, машина взяла, да и заглохла. Бывает, не привыкать. На то он и бомбила. Снова выругавшись, Он, распахнув пасть капота, полез ковыряться в двигателе. В это время, налетевший порыв ветра вырвал подпорку и со всей дури опустил мятую железяку Ему на спину. «Ржавая банка!» – пронеслось в голове, у распластавшегося на горячем двигателе бомбилы.

Наверное, то, что на него не налетел дозор, было просто чудом, хотя как раз таки в чудеса он не верил совсем. Скорее всего, Святые благоразумно решили попрятаться по своим норам, правильно решив, что в такую погоду разве что идиот решится высунуться на охоту. Да и стрельбу, должно быть, слышали. Когда так от души палят, значит, кто-то попался. Иначе, зачем тратить патроны? В общем, похоже, Боги сжалились над уставшим охотником, не дав ему налететь на врагов.

С полчаса ушло на то, чтобы снова завести машину. Потом, озлобленный и продрогший, он двинулся дальше, рассчитывая, что на этом Его злоключения на сегодня закончились, однако, несчастья продолжали преследовать его одно за другим. Поколесив по городу с час, ему-таки удалось обнаружить логово Святых. В этот раз не то, что в прошлый. Замаскировались, как положено. Дым через решётку канализации ливнёвой выходил, а где жгут, так то могло быть и не в этом квартале. Рванина! Уже разворачиваясь, краем глаза увидал Он, что вроде как тень какая-то мелькнула где-то справа. Мелькнула и растворилась; словно провалилась сквозь землю.

-Вот ты мне и попался, ржавая банка, – довольно ухмыльнулся Он. – Не уходи далеко, позабавимся. Я скоро вернусь!

Всё остальное – дело техники. Для начала, показать, что ничего не обнаружил. Святые хоть и недалёкие, тоже жить хотят. Видели же машину охотника. Сунуться к таким сейчас, всё равно, что за Линию Смерти переехать. Туда, к Вечному Огню. Откуда возврата уже и нет. Нет уж, Он подождёт.

Ещё с час колесил Он по городу, прежде, чем вернуться обратно. Уже там, на месте, Он вдруг понял, что кочергу-то свою потерял! Там, где встретил Заю. Вот рванина-то!!!

Проклиная всё на свете, Он двинулся обратно. И в самом деле, ловить тут больше нечего. Без рычага за такие дела браться бесполезно; только времени потеряешь прорву, да шум поднимешь. А там, глядишь, сам попадешься. «Бывает», – в другой раз сказал бы он. – «С каждым случается», но, только не сейчас. Это все не само собой приключилось, Он был уверен в этом. Это – что-то там, внутри переменилось в Нём с появлением в жизни этого крохотного загадочного существа.

Он не был очень сентиментальным человеком ни тогда, в той жизни, ни вообще когда-либо. Даже предложение жене своей Он сделал скорее из жалости, чем руководствуясь какими-то там порывами! Хотя, конечно, если вдуматься, жалость вызывал скорее Он, чем кто-либо из его сверстников: коротышка-ботаник, нескладный такой весь и смешной, близорукий да ещё и неудачник, привыкший держать все свои эмоции где-то глубоко внутри. Одинокий, оттого и вечно скованный и нелюдимый, бесконечно ищущий что-то там в бастионах книг, между строк. Мрак, в общем! И вот теперь, став другим человеком, Он вдруг занялся самоковырянием. И все из-за чего? Из-за неудавшейся охоты?

И раньше, конечно, случалось им с Каргой голодать. Жизнь такая, что тут поделаешь?! Перебивались, ведь. Потому, что жили они для себя только. Но теперь…

Теперь в их логове появилось маленькое существо – Зайка. И, вдруг, оказалось, что жить ради себя – непозволительная роскошь! И что, спрашивается, теперь делать?

-Горючая смесь! – выругался он про себя, в сердцах долбанув ладонью по баранке.

-ДК ФЭИ, пожалуйста, – от неожиданности Он подпрыгнул.

-Чего!? – тупо уставившись на наглое существо, подсевшее к Нему в тачку, процедил Он, от неожиданности нажав на газ. «Акула» рванула вперед, однако, успокоенная хозяином, вальяжно рокоча движком, неторопливо покатилась по заснеженной дороге.

-Вы таксист, или для смеха значок нарисовали? – прямо напротив него, на скелете пассажирского кресла сидела… женщина! Да какого рожна она делает здесь?!

-Я – бомбила! – процедил Он в ответ.

-Таксист, бомбила, – та лишь пожала плечами. – Разница-то какая?

-Большая!

-И в чем же она, эта ваша разница?

-Да во всём! – бомбила вдруг взорвался. – Таксист – идиот, который извозом занимается. Бомбила – воин… – «который взрывает Святых и отбирает их жратву» пронеслось было в голове, но Он вовремя заткнулся.

-Воин? – женщина смерила Его презрительным взглядом. – Не похож…

-Что?! – взревел Он, рывком останавливая «Акулу». – Да как ты смеешь?! – резко повернулся он к попутчице.

-Да, что вы с ума все посходили? – всплеснула руками пассажирка. Только тут Он заметил, что одета она почти также, как та девчонка – племянница Лешего.

-Из Москвы? – внезапно успокоившись, буркнул Он, аккуратно выруливая по разбитой дороге.

-Вам это так важно?

-И куда сейчас?

-Вы не слышали? ДК ФЭИ.

-Это ещё что такое? – поразился Он.

-Вы что? Не местный?

-Не ваше дело.

-Остановите машину, – приказала странная пассажирка.

-А, если не остановлю, что сделаешь, рванина? – хищно улыбнулся в ответ Он и тут же пожалел. Попутчица его, хоть и ряженная была, да не дура совсем. И, уж тем более, не жертва замученная. По всему видать, не первый раз с бомбилами дела иметь приходилось. Била грамотно. Сначала наотмашь по физиономии заросшей. Потом – пальцами в глаза и тут же в рожу дрянью какой-то жгучей.

-Гремучая смесь! – взвыл Он, хватаясь за лицо.

-Чао, бомбила! – громыхнула напоследок дверкой нахальная спутница.

-Чтоб тебя! – взвыл бомбила, отчаянно раздирая глаза рукавом грубой своей фуфайки. Машина, оставшись без управления, вздрогнула, упёршись в единственный обломанный столб, как по заказу торчащий из обмороженной земли. Он с воем выпал наружу, и уткнулся физиономией в снег. Ух! Полегчало!

Наверное, один раз по тридцать провёл он, уткнувшись в сугроб. Хотя, может, и меньше. Да, скорее всего меньше. Слишком это большая роскошь валяться вот так вот, без движения, рядом с машиной. Случись так, что рядом окажется кто-то из врагов и Ему не сдобровать.

Всё ещё щурясь от боли, Он медленно заполз обратно за руль. Морда горела от той гадости, что женщина плесканула Ему в лицо, ну, и от снега, само собой, тоже. Тоже мне, поохотился…

-Получи, подонок! Вот тебе! А ну, пусти! Пусти, кому говорят! – донеслось до его слуха сквозь вой ветра. Ага, попалась-таки, рванина! Тут никто, кроме людей Паленого не ошивается, значит к ним в лапы угодила. От таких не отделаешься! Ну, и поделом тебе!

Это потом, конечно, Он себе кучу оправданий надумал. Там, мол, по-другому проехать было нельзя. Интересно посмотреть было, как ребята отутюжат её по полной. Отбить да самому оттянуться как следует… Это потом… А тогда он просто вдавил педаль в пол и ринулся на звук. Нападавшие, понятное дело, не ожидали такого. Они-то уверены были, что всё, уехал бомбила. Ограбил приезжую и тю-тю! Ржавые банки, так увлеклись борьбой, что и не заметили, грозный силуэт «Акулы», возникшей за их спинами. Все остальное – дело техники и опыта. Несколько чётких ударов, и вот все четверо лежат, распластанные на земле.

-Садись в машину! Живо! – скомандовал Он, бегло оглядывая распластанных на земле противников.

-Бандит моей мечты! Да пошёл ты! Сама бы справилась!

-Бомбила, – захлестнула его волна ярости. – Неужели так сложно запомнить? Бом-би-ла!!! – схватив за грудки, проорал Он ей в лицо. – В машину! Живо! – буквально швырнул Он девку в кабину своего «Бимера». – И не ори! Без дураков говорю, рванина! – та что-то собралась возразить, но, налетев на взгляд охотника, та замолчала, сжавшись в комок на переднем сиденье тачки.

Дальше – схема отработана до мелочей; несколько уверенных движений… напрасный труд! Разве эти возьмут с собой хоть что-то? Даже оружия нормального нет, что там о жратве говорить. Рванина!

-Что вы делаете? – Он-то и не заметил, что женщина видела, как он обыскивает тела.

-Выжить пытаюсь, – бросил через плечо Он. Та просто заткнулась, наблюдая за тем, как её попутчик методично обшаривает тела.

-Куда? – забравшись за руль, посмотрел Он на незнакомку.

-ДК ФЭИ.

-Ты по-человечески можешь объяснить или нет?

-Да как я тебе ещё объясню-то? – взорвалась та в ответ. – ДК ФЭИ. ФЭИ!!! Концерт там скоро.

-Что?!

-Концерт!

Он уставился на спутницу. То есть, вы хотите сказать, она собирается осквернить своим присутствием святая святых города?! Места, посещать которое дозволено только мужчинам.

-Ни одной женщине не дозволено осквернять своим присутствием Станции. Ни одной!!! Ты поняла меня?! Ни одной!!! Боги не любят, когда в их дом приходят женщины!

-Да что вы здесь, с ума все посходили? Остановите машину!

-Давай! – взбесился вдруг он. – Иди! Пошла вон отсюда! Слышишь меня?! Вон пошла! – орал Он чуть ли не в лицо девчонки. – Я смотрю, тебе понравилось с этим отребьем! А тут таких знаешь сколько ошивается?!

-Знаю, – неожиданно жестко ответила та. – Как-нибудь разберусь! – только теперь Он заметил, что она до сих пор сжимает в своём крохотном кулачке длинный клинок, обагрённый чьей-то кровью.

-И как через Бастион пробираться собираешься? – вместо того, чтобы наорать на странную свою спутницу, устало поинтересовался Он. Честное слово, достало всё Его за сегодня! До боли зубной, до… состояния банки ржавой! Что там с кем произойдёт дальше, да какая к чёрту разница! Главное, что Он домой вернётся с пустыми руками.

-Как-нибудь, – резко бросила та.

-Ну-ну. Интересно будет взглянуть.

-А вам то что?

-Да, так, – Он лишь пожал плечами. А что еще Ему оставалось?

-Вы можете мне помочь?

-Послушайте, – вдруг снова взорвался Он. – Это не моё дело, но тебя разорвут в клочья, как только узнают, что ты посмела осквернить Станцию. Возвращайся обратно. Туда, откуда приехала.

-А вы не такой мерзавец, как может показаться с первого взгляда, – женщина вдруг улыбнулась. – Сделайте своё дело, а что там будет дальше, мои проблемы.

-Как скажешь, – развёл руками Он. – Как скажешь.