Глава 1. ПРЕДАТЕЛЬСТВО

 

Пятнадцатого мая в стражном отделении республиканской

психиатрической больницы под Минском была усилена охрана. В

отделение для судебно-психиатрического освидетельствования

поступил особый клиент. И обстановка в "малой зоне", как ее называли в

психбольнице, сразу установилась особая.

- Лидка, ты слышала, твоего сегодняшнего клиента с вертолета

собираются выкрасть? - маленькая полная женщина в белом халате

обращалась к своей коллеге. - Не страшно тебе туда идти? Нет, я бы ни

за что не пошла...

- А что, хоть на вертолете прокачусь, - фыркнула Лида.

Она трудилась в больнице уже восемь лет, после окончания

психологического факультета в университете, и на многое успела

насмотреться. В основном она работала в "малой зоне" - экспертизы там

лучше

оплачивались, хотя клиенты попадались просто аховые - мокрушники,

бакланье всех родов, насильники. Большинство просто косило под

психов, чтобы смягчить себе статью, и только пять зеков из ста - Лида

сама высчитала - действительно, были невменяемы в момент совершения

преступления. Она за эти долгие годы научилась раскалывать их, как

орешки, и с первых слов понимала, кто перед ней сидит. Но сегодня ее

ждал особый клиент. Это ради него у ворот малой зоны стоял "воронок".

Это ради него были запрещены посещения территории больницы всем

посторонним лицам. Ни к кому из обычных больных родственники в эти

дни попасть не могли. Стены малой зоны белели в конце дорожки. На

них вилась

спираль колючей проволоки, с пропущенным по ней током, деревья

вокруг были вырублены. Смотровой вышки не было, не было и

контрольно-следовой полосы вокруг стены. Да и вся-то зона была

площадью с фундамент стандартной хрущевской пятиэтажки, смотреть

не на что. В стене - железные ворота, в оконце - охранник. Внутри -

желтые вонючие коридоры, переполненные палаты, крохотные

зарешеченные окна, а за окнами - стена. Вечно горят под потолком

лампы дневного света, вечно стоят в коридорах надзиратели, в палатах

- санитары - здоровенные мужики с такими бандитскими рожами, что

Лиде всегда казалось, что это они тянут срок, а не зеки. И этот запах

мочи, вонь человеческих немытых тел, тухлый дух больничной кухни...

Лида остановилась, открыла сумочку и опрыскала грудь духами. Подруга

завистливо кивнула на флакончик:

- Твой подарил?

- А кто же еще?

- Ну, и как он? - не отставала любопытная толстуха. - Женитесь вы или

нет?

- Это еще не решено. - Лида сунула духи в сумочку. - Я не спешу.

- А почему? Ты же не девочка уже, тебе тридцатник, да и дочка...

- А что дочка? - огрызнулась Лида. Расспросы начинали ее злить, она

ненавидела,

когда кто-то вмешивался в ее не слишком ладную личную жизнь. - У

дочки моей, кажется, все есть.

- Ну, ладно... - сдалась любопытная подружка. - Иди к своему красавцу.

И тут тебе везет. Всегда тебе везет.

Лида вдруг расхохоталась:

- Красавец? Да я еще его не видела. Там вообще красавцев нет. Все

одинаковые - вонючие, грязные, мерзкие.

Она махнула рукой и одна пошла по дорожке к малой зоне. На КПП

знакомый прапорщик расплылся в туповатой улыбке:

- Лидия Васильевна, давно вы чего-то у нас не были!

И, быстро покосившись на "воронок" перед воротами, сказал:

- Велели всех шмонать - и врачей, и сестер, и санитаров.

- На, гляди, - Лида открыла сумочку. - Я что, по-твоему, сюда Макаров

притащу?!

- Лидия Васильевна, в натуре, - захлебнулся прапор. - Мне это надо, что

ли?! Зечье совсем озверело, кажется, готовят поганку...

И охрана, и медперсонал малой зоны часто говорили на блатном

жаргоне, и любимым выражением главврача Буканова были слова:

"Сукой буду". И при этом одновременно он покусывал ноготь большого

пальца и резко проводил им по горлу. Лида закрыла сумочку и

вздохнула:

- Клиент готов?

- Клиент не знаю, а конвой с утра готов.

Лида прошла в свой кабинет по длинному коридору, непривычно

пустому. Зеки сидели у себя по палатам, двери были заперты. В конце

коридора стоял охранник, Лида, не глядя на него, отперла кабинет

собственным ключом, вошла, зажгла свет. Подняла телефонную трубку,

позвонила Буканову:

- Я здесь.

- Его сейчас ведут, - откликнулся Буканов. – Будь осторожна. Убери все

со стола.

- Не учи меня жизни, ладно? - раздраженно ответила Лида. - Еще ни

одному зеку у меня ничего не обломилось.

Но она все же открыла ящик стола и убрала туда мелочь - шариковую

ручку, карандаш, скрепки для бумаг... Любой из этих безобидных

предметов на зоне становился большой ценностью, объектом

повышенного интереса зеков. Скрепкой или стержнем ручки можно

было вскрыть себе вены, выколоть глаз или проткнуть горло конвоиру.

Существовали такие артисты, которые вонзали заточенный конец

карандашного грифеля точно в сонную артерию своего врага. Кражи

случались, но не с Лидой. Еще никому не удавалось ничего у нее

украсть или выпросить.

Дверь открылась, сперва вошел конвоир, окинул взглядом крохотный

кабинет, решетки на окне, обернулся, сказал: "Заводи". Следом

появился заключенный Бобровский Михаил Александрович, по кличке

Бобер - долговязый, очень худой, почти доходяга. Он был одет в

казенную серую пижаму, на плечах поверх пижамы болтался

фланелевый халат без пояса (пояса зекам не выдавали), на ногах

потрепанные огромные шлепанцы. За ним в дверь протиснулся

огромный санитар. Дверь захлопнулась. Санитар шагнул к Лиде и

протянул ей историю болезни и выписки из уголовного дела. Эти бумаги

Лида уже изучила вчера. Бобер дважды был осужден за убийства. Во

время второй ходки пытался бежать, при попытке к бегству тяжело

ранил надзирателя, тот скончался от ран. И каждый раз судмедэксперты

в конце-концов выносили заключение:" Невменяем ". Это коротенькое

вожделенное слово - мечта любого зека. Ему смягчали сроки, лечили -

добровольно и принудительно. Три года назад был освобожден по

отбытии срока, поставлен на учет в психиатрический диспансер. Чем

занимался эти три года - неизвестно, но месяц назад был взят по

обвинению в убийстве бывшей жены, с которой он до этого не виделся

больше десяти лет. Убийство было совершено с особой жестокостью.

Бобер нанес женщине множественные ножевые ранения, из которых

последние пять-шесть были бесцельными - жертва скончалась после

первых же ударов. Убийство на бытовой почве, и он в нем сознался. Но

почему на малой зоне введен особый режим? Почему пошла легенда,

что Бобра могут выкрасть вертолетом? Из-за женщины? Нереально,

бессмысленно. От главврача Лида что-то слышала - слишком мало, но

все же уяснила себе - все не так просто. Да, Бобровский попался на

убийстве, но до этого он занимался чем-то другим, и вот в этом другом и

была вся загвоздка. Он был очень кому-то нужен. Какому-то большому

человеку. Кому? Имен не называли, может, не знали их? Во всяком

случае, в деле об этом ничего сказано не было. Загадочный случай, так

называемый особый клиент, этот Бобер. И вот он стоял перед ней -

долговязый, остриженный машинкой, безмолвный. Его маленькие

черные глазки обшаривали ее с ног до головы, залезали под халат,

пытались вычислить объем ее груди и бедер, оценивали открытую

шею... Она уже привыкла к таким взглядам - любой зек смотрит на

вольную женщину, как на какое-то чудо, конфету, запретный плод. Она

не рассердилась, не смутилась, только отметила, что и этот такой, как

все.

- Садитесь, - сказала Лида.

Но сесть ему было некуда - в кабинете было всего два стула - на одном

сидела она,

на другой санитар, поставив стул у двери. Конвоир застыл возле стены, с

любопытством разглядывая женщину. А в глазке, прорезанном в двери,

угадывался чей-то глаз. Лида разозлилась:

- Отдайте стул испытуемому,- приказала она санитару.

Тот неохотно встал, поставил стул перед столом, и Бобровский уселся -

осторожно, не сводя с Лиды глаз. Она вполне могла начать

обследование, но мешкала. Ей не нравилось работать в присутствии

конвоира и санитара. Она всегда требовала, чтобы в кабинете

была только наедине с заключенным. Никогда с ней ничего не

случалось, и хотя это было против правил, ее оставляли одну. Она взяла

телефонную трубку и снова позвонила Буканову.

- Могу я отослать конвой и санитара? - спросила негромко.

- Лапочка, да ты что?! - Испугался тот. - Этот Бобровский - натуральный

псих, сукой буду, если нет. Соображай немножко, он же тебя в

заложницы возьмет. Он опасен.

- Чепуха, - ответила она.

- Даже не проси, - отрезал Буканов и бросил трубку.

Лида раздраженно раскрыла дело, мельком просмотрела знакомые

записи. Да,

убийства. Четыре убийства на совести этого человека. Но при чем тут

его похищение? При чем тут вертолет? Кому он так нужен? Ерунда

какая-то.

- Начнем, - сказала она. - Я ваш психолог, меня зовут Лидия Васильевна.

Бобер держался дружелюбно, отвечал сдержанно, потом как-будто

немного развеселился. Лида заметила, что речь у него довольно чистая,

почти свободная от блатного жаргона, что вообще-то было редкостью -

она и сама иногда сбивалась и говорила приблатненно, даже не

замечая этого.

- У вас высшее образование? - спросила она, поправляя ворот халата -

уж чересчур глубоко залез его пронизывающий взгляд.

- Незаконченное, - вяло ответил тот. - Учился в мединституте, мог бы

сейчас

на вашем месте сидеть, если б не обстоятельства...

- На психолога учились? - удивилась она.

- На хирурга, - отвечал Бобер с какой-то смешной гордостью, и в то же

время слегка зловеще, будто здесь содержался намек.

- Бросили институт?

- Да вы же читали мое дело, - ответил он спокойно. - Сел за мокруху.

Где же мне было доучиваться? В зоне, что ли? Заточек там было до

хрена, это верно, так это еще не повод...

- Ну, ладно, - сменила она тему. - Вот, возьмите листок. И карандаш.

Она отметила, что беря со стола карандаш, он машинально проверил

пальцем, хорошо ли заточен грифель. Но грифель был тупой, она об

этом позаботилась. Лида подняла глаза на конвоира и поняла, что тот

тоже заметил это движение.

- Сейчас я буду называть вам какие-то понятия, а вы на листочке их

рисуйте, - объясняла она. - Рисуйте что-то, что вам поможет вспомнить

об этих понятиях. Например: я говорю слово "болезнь", вы что-то

рисуете. Я заберу у вас листок. А через полчаса покажу ваш рисунок и

вы должны будете вспомнить, что именно нарисовали. Понятно?

Он только пожал плечами:

- Доктор, это же просто игра.

- И все же давайте поиграем, - терпеливо сказала она.

- Мне вышка светит, - так же спокойно продолжил он. - И толку от

ваших рисуночков никакого. Я же сознался.

- Вы что - отказываетесь принимать участие в тестах?

- Нет, буду рисовать. - Он вздохнул и взял карандаш. - Что рисовать?

- Деньги, - сказала Лида. - Нарисуйте понятие "деньги".

Она увидела, что Бобер задумался. А потом прикоснулся карандашом к

бумаге и поставил посередине точку. И больше ничего.

- Это деньги? - спросила она.

- Да.

- А почему?

- Абсолют, - холодно ответил он.

- Абсолют?

- Абсолютная власть. Абсолютная свобода. Абсолютная сила. Вот что это

такое, доктор, - объяснил Бобер. - А тест у вас дурацкий. Давайте что-

нибудь другое.

... Через полчаса он пожаловался на усталость. Лида сложила бумаги в

папку, сунула ее в сейф, закрыла на ключ. Снова позвонила Буканову:

- Пока все.

- Так скоро? - удивился он. - Этот Бобер мудрит, тянет время. Ему тут у

нас неплохо, он же знает - кончится обследование, и хана. Нет, ты

давай скорее с ним заканчивай, клиника из-за него на особом

положении.

- После обеда я вас снова вызову, - сказала Лида Бобру.

Тот только кивнул, вяло встал, вышел вслед за санитаром. Лида увидела

в коридоре небывалый конвой - четыре охранника во время приема,

оказывается, торчали у двери.

- Один смотрел в глазок, - подумала Лида, - а все остальные - ему в

задницу.

Она тоже устала, замучилась в этой вонючей духоте, поэтому с

наслаждением вышла на воздух. Когда она вернулась к себе в кабинет,

в другой корпус, ей сказали, что звонил ее

жених. Все знали, что у нее есть жених, вся больница была в курсе, все

ждали, что она вот-вот выйдет замуж. Лиду в больнице любили - она

была привлекательная, общительная, и даже зеки ее уважали за то, что

ведет себя "не западло". Едва она успела привести себя в порядок и

причесаться, как снова зазвонил телефон. Это был Сергей, ее жених.

- Хочу тебя увидеть, - сказал он.

- Вечером, - пообещала она. - Приезжай за мной после работы.

- Нет, немедленно.

Что-то странное было в его голосе, он говорил как-то отрывисто, будто

лаял на нее. Лида удивленно спросила:

- А что случилось?

- Соскучился. Пообедаем вместе?

- Но мне некогда...

- Я буду ждать у ворот, в машине, - отрезал он, явно не слушая ее

возражений. - Или зайти к тебе в кабинет?

- Никого в больницу сейчас не пускают. Ладно, я приду.

Он ждал ее, сидя за рулем своего потрепанного серого "мерседеса",

закрыв дверцу, задраив окна. Она направилась к машине, постучала

согнутым пальцем по лобовому стеклу, он махнул ей рукой - садись, мол.

Она обошла машину, села рядом с ним. Он ее даже не поцеловал, сразу

рванул с места. Лида испуганно спросила:

- А все же, что-то случилось?

- Да ничего. Сейчас завернем в одно место, там тебе расскажу.

Он привез ее на окраину города, остановил машину возле какого-то

кафе. Лида никогда раньше здесь не была.

- Заказывай себе что хочешь и слушай меня, - потребовал он, когда они

уселись за стол.

- Да ничего я не хочу, - разозлилась Лида. - Объясни по-человечески,

что случилось?!

- Не ори. Ладно, коротко и ясно. Объясняю. У тебя сейчас есть один

больной. Этому больному нужно сделать эту, как ее... – Он запнулся,

припоминая слово. - электроэнцефаллограмму!

- Что?!

- Что слышишь. Надо сводить его и сделать эту штуку, и желательно

сегодня.

- А ты тут при чем?! - воскликнула она. - За кого это ты хлопочешь?! И

слово-то какое узнал - энцефаллограмма. У тебя там что - знакомый?

Родственник? Что ты нервничаешь так?

- Я не нервничаю.

Он заказал водки, себе и Лиде, и кое-какие закуски, но она ни к чему не

притронулась, хотя проголодалась ужасно. Закурила и спросила:

- А кто это? Кому нужно?

- Бобровскому.

Она чуть сигарету не выронила - так он ее поразил. Сидела и хлопала

ресницами, и даже не пыталась что-то понять. Какое отношение

Сергей имеет к Бобровскому? Сергей - бизнесмен, мелкая сошка,

торгует компьютерами, но дела идут не слишком хорошо, конкуренты

затирают... В жизни не сидел, в жизни никого пальцем не тронул, у него

и знакомых-то вроде Бобровского никогда не водилось...

- А ты откуда его знаешь? - спросила она, когда собралась с мыслями.

- Ниоткуда. Меня попросили, и я передаю тебе эту просьбу.

- А кто просил?

- Дура, ты что спрашиваешь? - он опрокинул в горло стопку водки,

крякнул, заел колбасой. - Просили, значит, надо.

- Кому надо? – настаивала она. - Ты куда влез?! Ты знаешь, что из-за

этого Бобровского вся клиника на особом положении? Ты знаешь, что

он весь в мокрых делах? У него статья за статьей, и сейчас, кажется,

доигрался... Ты за кого просишь?

- Если ты этого не сделаешь, Лида, все между нами будет кончено, -

сказал он.

- Ах, вот так? Ну, и катись. Из-за какого-то зека все будет кончено?

- Я же тебя просил, не ори.

На них уже смотрел бармен - жуликоватый парень в пестрой рубахе, с

прилепленной к нижней губе сигаретой. Сергей оглянулся на него и

понизил голос до шепота:

- Согласись. Тебе же это ничего не стоит. И будешь иметь с этого

неплохие бабки... Ну? Эти люди не обманут.

- Ему что, хотят устроить побег? - сощурилась она, разглядывая его

вспотевшее от волнения лицо. Он коротко ответил:

- Не твое дело.

- Что даст ему эта энцефаллограмма? – вслух соображала она. - Чтобы

ее сделать, его должны сводить в другой корпус... Там нет охраны, но с

ним пойдет конвой. И его не оставят одного в кабинете, наедине с

врачами... Нет, не понимаю...

- Еще кое-что от тебя требуется, - сказал он, - но я тебе скажу это

только, если согласишься.

- Я не соглашусь.

- Дура! - рявкнул он.

- Ну, ты... - прошипела Лида, резко вставая из-за стола. - Больше я с

тобой слова не скажу. Ублюдок поганый.

Он схватил ее за рукав, дернул, заставляя сесть, легкая белая блузка

треснула на плече, показалась загорелая кожа... Лида растерялась,

села, прижимая рукой разорванную блузку и уставившись на Сергея. А

он все говорил:

- Если ты этого не сделаешь, они шутить не будут. Они взяли ребенка.

- Ребенка?

- Твою Машку.

Лида не закричала, хотя и раскрыла для крика рот. Она с ужасом

смотрела на Сергея. Он налил ей водки, приказал:

- Выпей. И поговорим спокойно.

Она глотнула водки, и даже не почувствовала вкуса - будто воду пила.

Он зажег ей сигарету, придвинул тарелку с ветчиной:

- Ешь. И слушай. Это не просьба. Это приказ. Иначе Машку ты больше

не увидишь.

Она простонала:

- Да как они ее нашли?! Где?

- Не знаю. Знаю только, что больше ее нет ни ома, ни в садике. Им

можно поверить.

- Но почему они пристали ко мне?

- Потому что узнали, что ты обследуешь Бобра, не поняла?

- Откуда ты узнал его кликуху? Я тебе ее не говорила.

- Что? - осекся Сергей. - Они сказали.

- Да кто - они? Что-то много они тебе наговорили. Как ты с ними

связался, идиот?!

- Выпей еще, закуси, - вместо объяснений ответил он. - И выслушай по

порядку.

... Она должна была вернуться в больницу, пройти в малую зону, взять

из сейфа историю болезни Бобровского и вытащить оттуда результаты

энцефаллограммы. После чего уничтожить их, и заявить, что

необходимо снова провести обследование - больной не прошел

энцефаллограмму. Копии обследований нигде нет, их просто не делают.

Бобровского придется вести в другой корпус. Конечно, он будет под

усиленным конвоем. Его повезут в "воронке", в наручниках. Так же в

наручниках проведут по корпусу, и ни на минуту не оставят одного. И

ей придется поехать с ним. Но в кабинете энцефаллографии будет

момент, когда Бобровский останется совершенно один.

- Опиши этот закуток, где больной сидит в кресле, пока его обследуют,

- потребовал Сергей. - Тогда кое-что поймешь.

- Это чуланчик два метра на два, с ванную размером, - прошептала

Лида. - Кресло с электродами. Он туда войдет с врачом, ему закрепят

электроды на руках, ногах, на голове. Он разуется. После его попросят

закрыть глаза, расслабиться, ровно дышать, ни о чем не думать. Выйдут,

оставят одного, погасят у него свет. Он останется в темноте. На

несколько минут. Да не понимаю я, зачем им это?

- В этом чуланчике его должен ждать автомат.

- Что? Откуда он там возьмется?

- Ты положишь.

- Нет!

- Положишь, иначе все это и на хрен не сдалось, - отрубил Сергей.

- Автомат, - Лида даже начала заикаться от страха. - Где Машка, скоты?

- Ты ее не найдешь. Надо сделать, как они велят, иначе пропадет твоя

Машка. Автомат я передам тебе сейчас же, в машине, он у меня под

сиденьем.

Лида дернулась и прошептала:

- А тебя они как нашли?

- Никак, - хмуро ответил он. - И не задавай вопросов. Терпеть не могу,

когда ты лезешь с вопросами... Так ты согласна?

- Да! Что мне еще делать? - она осушила еще одну стопку водки, и на

этот раз ей пришлось закусить колбасой. На глазах у нее выступили

слезвы. - Он будет стрелять?!

- Если охрана не станет, и он не тронет их.

- Сказки.

- Так не слушай сказок, - посоветовал он. - Сейчас отнесешь туда все

его причиндалы и спрячешь под кресло.

- Там ничего не спрячешь.

- А ты постарайся.

- А если кто-то до него найдет автомат?

- Сделай так, чтоб не нашли. Кто работает в клинике - ты или я?

- Вот именно. Ты ничего не понимаешь. Кого-нибудь из больных могут

привести на обследование. От этого не подстрахуешься. Дурацкий

план.

- А зато ты умная, - поощрительно сказал он. - И все придумаешь. Ну,

действуй. Там же, в том кабинете, твоя подружка работает?

Там действительно работала та самая толстушка, с которой Лида

разговаривала перед тем, как встретиться с Бобром.

- Ты и это знаешь? - пробормотала Лида.

- Не я знаю, они все знают. Я только говорю от их имени. Ты должна,

слышишь, должна все сделать так, чтоб комар носа не подточил.

- Даже если ему удастся сорваться, его поймают.

- Нет.

- Не было случая, чтобы не ловили. Ты что? Он будет драпать среди

бела дня, посреди больничной территории... А как он попадет за

ограду? Там конечно, нет ни проволоки, ни тока, как на зоне, но забор

высоченный...

- Все просчитано. И ты не переживай.

- А со мной что будет?

- А что?

- Ты не строй из себя невинного младенца, - разозлилась Лида. - Если

узнают, что я помогла ему бежать, что со мной сделают, ты знаешь?!

- А что сделают с твоей малявкой, если ты не поможешь ему, знаешь?

Или рассказать? - он, в свою очередь, тоже взбесился. - Все, пошли. Твой

обеденный перерыв закончился.

Женщина обреченно встала и пошла за ним к выходу. Он усадил ее в

машину, довез до больницы. За все это время они ни слова друг другу не

сказали. Не доезжая до ворот, он остановил машину, перегнулся, и

достал из-под заднего сиденья большую черную сумку. Лида испугалась:

- Это что? Я же это не пронесу.

- Здесь оружие, запасные магазины, нож и вольная одежда. Не бежать

ведь ему в пижаме. Еще здесь деньги. Сохрани тебя бог что-то

вытащить.

- А тебя сохрани бог еще попасться мне на глаза, - со слезами крикнула

она и рванулась из машины вместе с тяжелой сумкой.

Он поймал ее за руку, она зло обернулась, зашипела:

- Чего еще?!

- Лид, я не хотел этого.

- У, падла! – и она выругалась самым заковыристым образом: - Дерьмо ты

петушиное, и такое же зеленое. Пусти руку.

- У тебя блузка порвалась.

Она вырвала руку и помчалась к воротам. Там вместо обыкновенного

старенького вахтера, торчала охрана - два паренька в пятнистой

форме. Они курили и болтали о чем-то своем, когда заплаканная,

полупьяная Лида предъявила им пропуск. Парни внимательно ее

осмотрели с ног до головы, и она сжалась - если попросят открыть

сумку...

– Что у вас там? - услышала она.

- Детские вещи... - прохрипела Лида.

- Что?

- Вещи для детей. Гуманитарная помощь... Для пятого корпуса, детского

отделения... – неловко врала она. - Игрушки.

Один из охранников пожирал глазами ее оголенное плечо, видно, его

так и подмывало ее обыскать. Но второй кивнул:

- Проходите...