От автора

Пока сидящие над нами

Друг другу пасти в схватке рвут,

Жива Россия блат-словами

И злые опусы живут.

Когда-то...

Может быть, не скоро

Крутнет История виток,

И возле склепа волчьей своры

Любви проклюнется росток.

Я оптимист.

И сердцем верю:

Цвести России, а не гнить!

Нельзя иначе...

Даже зверю присуще Родину любить...

 

Совпадения фамилий главных героев и названий мест действий

являются случайными.

Сюжета, описанного в этом романе, — не было.

И дай Бог, чтобы он не претворился в жизнь.

С уважением, Автор.

 

Пролог

 

... Человек устроился в глубоком уютном кресле, полуприкрыв веками

совсем еще не старческие глаза. Он наслаждался прекрасными звуками

«Одинокой свирели», приглушенно льющимися из мощных колонок

музыкального центра. Свет в комнате включен не был, и отблеск

индикаторов, смешиваясь с лунным сиянием, свободно, вкрадчиво и

неторопливо мерцал в просторном помещении. В распахнутой

форточке огромного, в половину стены, окна нежно вздыхал

предутренний майский ветерок, пропитывая легкие занавеси

волнующе-пьяным коктейлем из запахов цветущей листвы деревьев.

Амбре — само

совершенство. Однако сидящему в кресле мужчине лет пятидесяти пяти,

видимо, захотелось разбавить ее. Щелкнула ронсоновская зажигалка и

голубые пласты ментолового дыма вальяжно заструились к открытой

форточке. Мужчина чего-то ждал: мигнул огонек подсветки наручных

часов, послышался досадливый вздох, и огонек сигареты тремя яркими

вспышками подряд зафиксировал глубокие затяжки, после чего мужчина

легко высвободил свое тело из велюровых объятий кресла и подошел к

форточке, выискивая глазами место по ту сторону стекла, куда бы

запулить окурок. Можно было, конечно, раздавить его в стоящей на

изящном журнальном столике хрустальной пепельнице, но ему почему-

то не хотелось этого делать. А может, так было угодно Судьбе...

Как только его голова появилась над нижним обрезом форточки, в

чердачном окне стоящей через улицу затемненной дачи вспыхнул

безобидный на вид огонек, как от ручного фонарика. И через долю

секунды верхней части головы у ночного курильщика как не бывало —

ее срезало пулей огромной убойной силы. Нигде ничего не хлопнуло, не

звякнуло потревоженное стекло, а человека отшвырнуло от окна,

словно тряпичную куклу. К дурманящему майскому коктейлю в комнате

примешался еще один запах — сырой, солоноватый и страшный.,.

— Джонни, о-о-о, е-а! — выдали колонки следующую мелодию —

стереоцентр был запрограммирован на одиннадцать.

 

Часть первая "Шанс на удачу"

Глава 1

Эта безумная ночь

Новенький иссиня-черный «мерседес», мягко урча мощным

двигателем и проблескивая подфарниками, крался вдоль тротуаров

ночного городка. Грациозно, изящно, словно пантера, вышедшая на

охоту. Предположение, впрочем, было не так уж далеко от истины —

иномарка действительно выискивала добычу. И она ее, кажется,

наконец-таки отыскала...

Леньчик Золотко не сам вышел из ресторана — его вытолкнула в ночь

«заботливая» рука швейцара-тяжелоатлета, совмещавшего в

«Золотом крабе" должность привратника с обязанностью вышибалы.

Впрочем, Леньчика он вывел культурно, поскольку тот не буянил,

никого не оскорблял, просто в этот вечер ему до ужаса не хотелось

покидать это уютное заведение. Но... все на свете, кроме, пожалуй.

Вселенной, имеет свои пределы.И хотя в кармане Леньчика шевелились

еще и баксы, и наши презренные «деревянные», в гостеприимстве на

последующие часы ему было вежливо отказано. По причине закрытия

кабака. Обслуживающий персонал ведь имеет право на отдыхю. Так же,

впрочем, как и на труд, делание детей, получение нищенской зарплаты на

предприятии и уплату хрен знает скольких видов налогов для

поддержания жизненного статуса многочисленных нахлебников

депутатского корпуса с их родственниками в придачу.

Так Леньчику объяснил швейцар по пути к выходу из ресторана, громко,

никого не стесняясь — Золотко был последним клиентом. Остальные

давно разъехались, разошлись и расползлись — кто как мог.

— С-слышь, братишка, — Леньчик пытался выставить швейцару свои

доводы несколько заплетающимся языком, — ну не могу я сч-щас домой.

И не хоч-ш-чу, понятно тебе? Там меня сожрут. Кто? Две мегеры —

теща с женой. Они, меня, сучки, уже д-два года без соли доедают —

деньги, деньги и еще раз деньги им подавай, вишь ли. Ну, заработал я

им деньги — в такую срань влез, о которой в совковое время и думать

побо¬ялся бы! Дак что, думаешь, счастье появилось, уважение ко мне

хотя бы? Нет-с! Еще больших бабок требуют теперь. Ну вроде как у той

старухи с золотой рыбкой, помнишь? Достали, падлы! Я боялся лишний

стопарь в глотку опрокинуть — зарабатывал этим вампиркам светлое

будущее. Хорош, баста, шабаш — теперь хоть ночь, да моя. Мне

разрядка требуется, браток, классная раз¬рядка. А ты меня гонишь, —

уныло закончил Леньчик уже на улице, отряхиваясь от мощной длани

швейцара.

— Да не могу я тебя оставить — служба, понимаешь, — тот был полон

мужского сочувствия и солидарности к этому подгулявшему парню. — Да

и закрывается ресторан. Приходи завтра, вернее, сегодня уже, —

взглянул он на часы. — С десяти утра открываемся. Ну и заваливай по

полной программе на все оставшиеся бабки. Остались ведь? — спросил

безо всякой задней мысли.

— Да хватит еще и «капусты» и «дерева», — Леньчик беспечно махнул

рукой. — Но дело-то не в этом. Завтра или сегодня все начнется по

новой — скандалы и добыча денег. В общем, все то, что сейчас

называют рыночной экономикой. Я для себя за всю пятилетку выбил

только эту ночь — на всю катушку. Другой такой теперь долго ждать,

пока снова не решусь... А эту я все равно догуляю по-своему, не у вас,

так где-нибудь еще. Слышь, друг, дай дельный совет, куда бы завалить

на продолжение, а. Не боись, заплачу, — он выхватил из кармана

горсть разноцветных бумажек и стал втискивать их в широкую ладонь

вышибалы.

— Оставь, пригодятся, — тот отвел его руку. — За советы денег не беру.

Топай сейчас прямым ходом на приморский пляж, там под дамбой

кафешка малозаметная есть, «У Сильвестра» называется. Круглосуточно

пашет. Но цены, скажу я тебе! Зато и обслуга соответствует. Не боись,

все девочки там проверенные, у каждой медкарта на руках. Но не тряси

зря мошной — можешь вообще не вернуться домой. Тебя там и так

обчистят — расценками за услуги. Да ты, по всей вероятности, и сам не

прочь помусорить деньгами. На всякий случай запомни: если начнут

давить на горло и станет совсем невмочь, скажешь гоп-стопникам

«Привет от Рубана.»

— А «спасибо» в оплату принимаешь?

— От хорошего человека — почту за честь, — усмехнулся Рубан.

— Но спасибо, как говорят, не булькает. Тогда вот что, окажи

последнюю услугу, сделай на вынос два бренди: одну себе, а другую

мне на дорожку. Сделаешь?

— Заметано. Жди три минуты ...

И вот теперь Леньчик Золотко не спеша брел по ночному городку к

пляжу, прихлебывая из горлышка бутылки и откусывая от плитки

шоколада. На душе вновь потеплело от мысли о предстоящей встрече с

девочками из кафешки, и стало намного веселее. Услышав сзади мягкое

урчание двигателя, он обернулся и, помахивая фигурной бутылкой с

яркой нашлепкой, весело заорал приближающемуся автомобилю.

— Эй, шеф, подваливай, прошвырнемся в одно хорошее место!

Кричал он больше от полноты чувств, ибо знал, что ночью подвыпивших

прохожих частники не подбирают: может выйти себе дороже. Но этот,

видимо, был не из слабонервных — «мерседес» классно притерся к

бровке тротуара, и его задняя дверца гостеприимно распахнулась. И

вот тут-то, разглядев вблизи, что за транспорт послал ему Бог в помощь,

Леньчик скакнул от края проезжей части на приличное расстояние,

приготовившись к отрыву на дальнюю дистанцию. Он тоже время от

времени почитывал и просматривал крутые боевики. В которых

популярно описывалось и наглядно демонстрировалось, кто ездит в таких

вот дорогих иномарках темных оттенков, с наглухо затонированными

стеклами.

Мгновенно сориентировавшись в окружающей обстановке, Леньчик сделал

неутешительный для себя вывод: ни вперед, ни назад от автомобиля не

удерешь, а по бокам — непреодолимые заборы из красочно оформленных

листов железа.

— Напоролся, бля! — уныло констатировал он, приготовившись выворачивать карманы в обмен на свою несуразную жизнь.

Однако, что удивительно: из салона автомобиля явно не спешили

вываливать упакованные в кожу мальчики с высоко подбритыми

затылками. Более того, оттуда с момента остановки не донеслось ни

звука, кроме завораживающе-нежного голоска какой-то заморской

певицы из панельного магнитофона. И лишь распахнутая дверца

указывала: «мерс» остановился специально для него, Леньчика Золотко.

-Ну, раз до сих пор не били, может, просто остановились по какой-

нибудь своей нужде, — утешил он себя и хватанул из бутылки молодецкий

глоток — для храбрости. Затем, перебирая ослабевшими конечностями,

сделал пару нерешительных шагов в обратном направлении — против

хода машины. Потому что метрах в пятидесяти позади, в ряду частных

домов, находился узкий проход.

Леньчик, проходя мимо, усек его машинально, боковым зрением. И этой

черной жабе в него ни за что не проскочить. А на свои ноги он пока

надеялся железно, после любой дозы спиртного. Он зашвырнул

полупустую бутылку с остатками бренди через забор — на опохмел

хозяину двора. Туда же отправил фольгу вместе с шоколадом и набрал в

грудь побольше воздуха, ища правой ногой опорную толчковую точку.

— Стоять! — донеслось из глубины «мерседеса», и Леньчика словно

паралич раздолбал. Приказ был отдан мелодичным женским голосом с

насмешливыми интонациями. После такого ни один уважающий себя

мужик, тем более ищущий ночных приключений, не тронется с места,

покуда не узнает, от какого лица он исходит. И он, уже не владея своим

телом и ногами, пошел в направлении, не подвластном разуму — назад к

машине. А навстречу ему из салона выпорхнуло создание, при виде

которого Леньчик понял сразу и бесповоротно: вот оно, началось его

приключение! То, к которому он стремился весь сегодняшний вечер там,

в «Золотом крабе», решительно отметая мелких шлюх. И для которого

полгода копил заначку тайком от жены и тещи.

Девушке было от силы двадцать три, но с таким же успехом ей можно

быть дать и семнадцать, и тридцать — красота лица и фигуры

позволяли делать любые предположения в зависимости от вкуса и

наклонностей. Одета она была в вечернее платье, явно не

ширпотребовское, с таким декольте, что тугие, задорно торчащие

груди грозили вырваться из-под еле прикрывающей их материи. Так и

хотелось схватить их, подержать рукой и затолкнуть назад, в чашечку

корсет-бюстгальтера. Затем чем-нибудь прикрыть и открывать лишь для

себя, чтобы чужие нескромные взгляды не лапали такую красоту и, не

дай Бог, не сглазили.

Облизнув губы враз зашершавевшим языком, Леньчик отчаянно пожалел

о заброшенной бутылке — сейчас она ой как помогла бы ему вплотную

подкатиться к этой принцессе. Мысль о том, что такая красота не может

существовать сама по себе — без определенного хозяина, наложившего

на нее лапу, даже мельком не проскочила в его голове. Да что там — у

многих из нас где-то в глубине сознания хранятся еще романтические

воспоминания о Ромео и Джульетте, Ассоль из «Алых парусов», Золушке,

наконец. И если «новые русские», напрочь отметая романтику, просто

покупают такую вот красоту, то остальным прослойкам населения, к

которым относился Золотко, оставалось ее искать, как Робинзону своего

Пятницу, Ивану-дураку Елену Прекрасную, а солдату — принцессу. И вот

теперь, встретив мечту своей жизни, которая сама его нашла этой веселой

ночкой, Леньчик Золотко стоял перед ней болван-болваном, не в силах

вымолвить слова. Впрочем, принцесса сама пошла ему навстречу.

Причем самым прозаическим способом: подошла вплотную, положила

руки на его плечи и, привстав на цыпочки, потерлась щекой о его щеку.

Затем заглянула в его глаза, глубоко-глубоко, и облегченно вздохнула,

расслабившись.

— Тебя как зовут, случайный прохожий?

— Леонид... Павлович, — непонятно почему шепнул он вдруг

онемевшими губами. Одно дело, когда ты идешь с определенной целью

в ночную забегаловку, к обыкновенным проституткам, и совсем другое —

вот эта ночная «бабочка»... Что не из простых смертных — это точно.

— А те... вас как величать позволите? — он уже выходил понемногу из

шокового состояния и сразу же захотелось хоть как-то самоутвердиться.

— Ирина, — не давая Леньчику опомниться, она решительно завладела

его губами и влепила такой взрывной поцелуй, что он сразу же потерял

то, что пытался до этого восстановить. — Остальное в машине. Ну?! —

Ирина приглашающим жестом руки повела в сторону распахнутой дверцы

«мерседеса».

И Леньчик, как под наркозом или хорошей дозой «травки» покорно

полез в эту любовную ловушку. Его мягко подтолкнули сзади — для

скорости, и он завалился в пахнущий духами мрак салона на что-то

нежное и приятное на ощупь. А Ирина, словно кошка, скользнула следом

и, захлопнув дверцу, бросила в темноту.

— Боб, газу! — громадина «шестисотого», плавно оторвавшись от

тротуара, рванулась в ночь, унося в своей утробе ошалевшего искателя

приключений.

Леньчик завозился, устраиваясь поудобнее на широком, как тахта,

сиденье, и вновь уперся рукой в это «что-то» податливое. Слева

фыркнули, затем раздался еще один женский голос, на октаву ниже, чем у

Ирины.

— Ты знаешь, Иренок, если бы у меня грудь, не дай Бог, конечно, была

силиконовой, этот твой новый друг уже напрочь оторвал бы ее.

Только теперь Леньчик понял, за что ухватился, как за спасительную

соломинку. Он, словно от огня, рванул руку кверху. И... утонул ею в

ворохе густых шелковистых волос.

— Ну вот, теперь этот сексуальный маньяк вконец испортил мою

прическу за двести баксов', — удовлетворенно заключила соседка слева.

— Как его хоть зовут, Ир?

— Леонид Павлович, знакомься, Катюша, — даже в темноте салона

можно было угадать, что Ирина улыбается. — Очень, скажу тебе,

симпатичный молодой человек.

— Да? — тотчас же отозвалась Катя. — А что он умеет?

— А вот это мы сейчас и выясним, — застежка Леньчиковой куртки

скользнула вниз, и через мгновение он остался без верхней одежды.

— Эй, эй! — попытался Золотко восстановить свое мужское достоинство,

— вы у меня разрешение спросили? — а руки его уже помимо воли

нашарили в темноте горячие упругие груди Ирины и высвободили их из

плена материи.

— Да кому оно нужно — твое разрешение, — разлился серебристым

колокольчиком ее смех.

И вдруг холодная полоска стали скользнула плоскостью по его руке.

Леньчик враз похолодел: что-что, а нож он научился различать при

малейшем прикосновении.

— Режь, — рукоять ножа ткнулась в его ладонь.

— К-кого резать? — опешил он.

— Да не кого, дурень, — Ирина досадливо фыркнула. — Корсет режь.

Или ты так и будешь его до утра расшнуровывать?

Леньчик нащупал на ее спине шнур, и прислушался к ходу «мерседеса».

Автомобиль шел ровно, без толчков. Или водитель классный, или

вырвались все же из городка на трассу. И он решительно чиркнул

лезвием ножа по шелковой крестообразной змейке.

— Дай сюда, — Ирина забрала нож, что-то сделала спереди, затем

щелкнула кнопкой, убирая лезвие и, облегченно вздохнув полной

грудью, принялась разоблачаться. Нож с глухим стуком брякнулся на пол

салона, туда же полетели вслед за корсетом остальные принадлежности

ее туалета. А Леньчику помогала избавиться от одежды Катюша. Она

сама уже давненько была без ничего. Невольно касаясь руками ее

обнаженного, по-молодому упругого тела, он собирал в порядок мысли,

сумбурно толпившиеся сейчас в голове. По всему выходило — его

готовили к довольно недвусмысленному действу.

«Говорят, такие вот бабцы вроде Ирины выбирают себе в подруги

уродливых и некрасивых девчат, чтобы выделяться на их фоне. Но по

телу Кати этого не скажешь — слишком все пропорционально на ощупь. А

там хрен их знает — кто кого выбрал в подруги. Мне-то, в конце концов,

что за дело до их личных проблем — свою бы решить. А дело, по всей

видимости, к тому и движется,» — с удовлетворением отметил Леньчик.

А в руки ему уже тыкалась бутылка со свинченной пробкой.

— Ничего себе обслуга! — Он присосался к горлышку - это был

чистейший коньяк, безо всякой там подпольной заварки. По жилам

словно электроток пропустили.

Внезапно на боковой стойке затеплился красный огонек подсветки и в

ее призрачном свете Леньчик еле различил два прекрасных молодых

тела. И пошло-поехало...

Через час этой сумасшедшей поездки он стонал еще от наслаждения,

через два — не знал уже, с кем в данный момент занимается любовью...

А через три часа, насквозь пропитавшийся запахом пота, секса и

алкоголя, взмолился:

— Все, баста! Вы, если желаете, можете насиловать меня дальше без

моего участия, а я отключаюсь.

— Бедненький, — Катюша ласково провела скользкой неизвестно отчего

ладонью по его щеке и полезла в сумку, валявшуюся на полу салона. —

Сейчас мы тебя оботрем и все будет о'кэй.

Они с Ириной в четыре руки принялись тереть Золотко полотенцем,

начиная снизу живота и постепенно подымаясь выше, выше... А вот к

лицу его Ирина прижала не полотенце, а платок, смоченный какой-то

сногсшибательной гадостью. И Леньчик точно отключился, но в этот раз

не по своей воле...

Пришел в себя он от режущего едкого запаха, проникающего, казалось,

в самые закоулки мозга. Отчаянно чихнув, продрал глаза, ожидая

продолжения любовного кошмара и... наткнулся взглядом на дородную

рожу мордоворота, с безучастным видом расположившегося возле

дивана, на котором Леньчик находился в

полусидячем состоянии. Узрев, что он нормализовался, мордоворот

несколько оживился и довольно гмыкнул, убирая из-под его носа вату с

противным запахом.

— Говорил же шефу, что нашатырь — величайшее лекарство, а он не

верил.

— Да уж, нашел микстуру, — Золотко ожесточенно затеребил нос,

выгоняя оттуда остаточный дурман.

— А чо? — верзила попал, видимо, на своего конька, — жахнул во время

тусовки пять капель на полстакана воды — и снова свеженький. А то

еще вот бабе в одно место...

— Слушай, — Леньчику уже надоело воспринимать его разглагольствования, — скажи, будь добр, куда я попал и где мои вещи?

Последние слова его как нельзя были кстати — из одежды на Золотко

присутствовали лишь трусы, да и те — с ажурными рюшечками. Как

видно — Ирина не пожалела из своих запасов. А может Катюха —

«карданы» обеих подходили к данному размеру...

И эта квартира — он обвел глазами помещение, в котором находился. Так,

мебель итальянская, «Патронелла», за четыре с половиной тысячи баксов

— Леньчик такую помогал расставлять на даче одного из друзей-«крутяков» в начале весны. И люстра «Металбрикс», копия

тамошней — эти «новые русские» обстановку приобретают точно так

же, как красные пиджаки — по образу и подобию...

— Выпить хочешь? — неандерталец вместо ответа задал вопрос и

откуда-то из воздуха выкрутил точно такой же коньяк, как пили в

«мерсе». Заботливо наплескал Леньчику и себе в два пузатых бокала.

Некоторое время они молча смаковали хорошее питье, приглядываясь

друг к другу.

— А вот и шеф! — жизнерадостно раскрыл пасть громила. — Счас он

тебе по порядку все и объяснит.

Леньчик так и подскочил на месте — в дверях нарисовался Рубан. Да-да,

тот самый швейцар-вышибала из «Золотого краба», который так

культурно выставил его из кабака два... пять... а черт его знает, сколько

часов назад. Сейчас он был — само радушие.

— А-а-а, очнулся наш Дон-Жуан. Ну что ж, Леонид Золотко, добро

пожаловать в нашу семью.

— Какую-такую семью? — Леньчик подозрительно уставился на него. —

Я пока что в родственники к тебе не навязывался. И откуда ты знаешь

мое имя?

— Ну, это проще некуда: паспорт у тебя во внутреннем кармане куртки

обретался. А туда, кроме фотографии, впечатывают еще и фамилию с

именем...

— Где моя одежда? — перебил его Леньчик, жадно допивая коньяк. —

Желательно с паспортом, — он уже начал подозревать, что вляпался в

какую-то бяку, из которой так просто не выбраться. — Я к чему это, —

добавил он, чтобы несколько смягчить резкость вопроса и протянул

пустой бокал мордовороту за дополнительной порцией коньяка, — по

сравнению с вами нахожусь в незавидном положении — неглиже перед

одетыми. А это, знаете ли, несколько шокирует, — Он брезгливо хлопнул

резинкой женских трусиков.

— Да принесут тебе одежду, — успокоил его Рубан, — по высшему

классу, от Версаче.

— Мне и на фиг этот твой итальянец не приснился, — гнул дальше

Леньчик. — Я не какой-нибудь там богач-скороспелка и хочу одеться в

свою нормальную одежду среднестатического русского лоха, понял?

— Ну нету просто твоей одежды, — жизнерадостно развел руками

Рубан. — Ни паспорта нет, ни одежды, ни твоего портмоне... Они у

другого находятся. Кстати, теперь уже, — взглянул он на часы, — по

всей вероятности — трупа.

— Ты что этим хочешь сказать? — взвился Леньчик.

— Объясни ему, Кош, — устало повернулся к мордовороту Рубан.

— Да чего там объяснять, В твою одежду переодели подходящего по

комплекции и росту бомжа, затем переехали его машиной, только и

всего, — обернулся тот к Леньчику. — Причем переехали аккуратно, по

голове, чтобы опознание было произведено лишь по документам,

обнаруженным при теле. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— О многом,— хмуро кивнул Золотко, продолжая сосредоточенно

досасывать коньяк. — Короче, вы из меня сделали жмурика...

— Потенциального, — согласился с ним Рубан. — Ты же вчера так мечтал

отделаться от жены с тещей. Ну вот, считай, что твоя мечта сбылась

решительно и бесповоротно. Обронят они по тебе скупую слезу и через

время успокоятся. Жена найдет себе другого, как поется в песне...

— Уже, — все так же хмуро перебил его Леньчик. — Уже, кажется,

нашла. Последние три месяца к ней на работу заезжает какой-то хмырюга

на «опеле» с хромированными бамперами. И домой она возвращается на

полтора часа позже. Срочный типа заказ... — скривился он.

— Ну, тем более, тебе незачем жалеть о прошлой жизни, — повеселел

Рубан. — У нас ты будешь иметь все новое: документы, иномарку и

всегда новую, с иголочки, одежду. Кроме того, неограниченный кредит...

— Постой-постой, — перебил его Леньчик, все более мрачнея. — Во-

первых, у кого это — у нас? А во-вторых, насколько мне известно,

ничего в этой сраной жизни не дается просто так — бесплатно. За все

надо платить. Причем цену, превышающую полученные льготы. Так вот,

я хочу знать — кому и сколько я буду должен за будущее безбедное

существование?

— Отвечаю по порядку. Мы — это общество отверженных, но вполне

обеспеченных людей. Детали тебе объяснят чуть позже. А должен ты

никому ничего не будешь — свою цену, и немалую, ты уже заплатил

сполна и на всю оставшуюся жизнь.

— Когда это, что-то не припоминаю? — прищурился на него Золотко.

— «Мерседеса» шестисотого, надеюсь, не забыл? И то, что в нем

вытворял?

— Это с Ириной и Катюхой, что ли? — враз повеселел Леньчик. — Так я,

значит, хорошую службу сослужил? Ну так передай им — Леонид мол,

Павлович, всегда рад обслужить их и в дальнейшем, безо всякой оплаты

с их стороны. В порядке гуманитарной помощи, так сказать...

— Это ты им сам скажешь, — прервал его словоизлияния Рубан. — Они,

кстати, тоже являются полноправными членами нашего братства.

— Да какого-такого на хрен братства, объяснишь ты мне в конце

концов, или нет? Как оно называется? — взорвался Леньчик.

— БИЧ, — коротко проговорил Рубан, пристально и жестко уставясь в

него взглядом, от которого у Золотко враз захолодел низ живота.

— А если с расшифровкой?

— Пожалуйста, — пожал плечами Рубан. — Братство Инфицированных

Членов. Иными словами — ты теперь такой же носитель ВИЧ-инфекции,

как и остальные наши сестры и братья...