Сентябрь 1900 года выдался холодным и ветреным. Однако ветер не спешил разгонять обычный туман, и утро этого дня, казалось, ничем не выделяется среди близнецов, как невозможно запомнить и отличить стертые поколениями горожан камни набережной. Последнее время наша жизнь текла словно Темза - также монотонно, уныло и неторопливо. Никакие события не будоражили общественное мнение. Претория пала еще летом, и затянувшаяся англо-бурская война давно уже наскучила обывателю. Уголовный мир также впал в некое абстинентное оцепенение.

Мисс Шарлотта Холмс сидела за столом и читала газету. Любые социальные и политические потрясения или экономические депрессии порождают волну преступности, но сейчас мир замер, балансируя на краю очередной пропасти. По крайней мере, так считала Шарлотта.

Она полностью ушла в изучение новостей и не обращала на меня ни малейшего внимания. Я направилась к столу, но тут заметила небольшую черную шкатулку, стоящую на камине рядом с подсвечником. Шкатулка была сделана из хорошо отполированного эбенового дерева, поэтому на первый взгляд казалась вырезанной из камня - обсидиана или нефрита, а на ощупь больше напоминала гагат - более теплый и легкий.

Крышку украшали странные рисунки и символы. Я едва не приняла их за письмена майя, как вдруг разглядела тонкую вязь букв, спрятанную в буйстве орнамента: "Kosi iku kosi ano kosi eyo kosi ofo ariku babagwa".

Шарлотта Холмс, в глубине души скромнейший, аскетического склада человек, питала неизбывную страсть к подобного рода экзотическим безделушкам, из чего я сделала заключение, что её хозяин был человеком весьма легкомысленным, коли оставил ее на нашей каминной полке.

Я незаметно скосила глаза на Холмс. Та сидела ко мне спиной, предоставляя возможность наслаждаться созерцанием ее точеного темного силуэта на фоне окна под сенью ламбрекена. Стройную фигуру, уже утратившую петушиную осанку девичества, венчала аккуратная, безупречной формы голова, - вместилище крупнейшего ума современной Европы. Иссиня-черные, блестящие волосы, стянутые в тугой пучок на затылке, разделял белесый пробор, будто проведенный по логарифмической линейке. Со вздохом облегчения я вновь занялась шкатулкой и попыталась ее открыть, любуясь между делом своими крупными, но ловкими пальцами цвета слоновой кости.

Шкатулка не поддавалась - причиной тому был хитрый кодовый замок. Внезапно раздался едва различимый щелчок, и крышка чуть приподнялась, открыв моему взору содержимое: серый матерчатый мешочек с бордовыми пятнами, небрежно завязанный пеньковой веревкой. Не медля ни секунды, я попыталась вытащить мешочек, но вдруг почувствовала острую боль, буквально пронзившую большой палец левой руки.

Тихонечко взвизгнув, я резко отдернула руку, зацепилась кружевной манжетой за подсвечник, и из моих уст непроизвольно вырвались три заветных слова: "Боже храни королеву!" - подсвечник опрокинулся и, в свою очередь, потянул за собой стоящую рядом античную вазу крито-микенского периода, которая ударилась о паркет и раскололась на несколько больших черепков. Вне себя от ужаса я посмотрела на Шарлотту. Теперь мисс Холмс сидела ко мне в профиль, читая колонку некрологов, и по ее спокойному лицу блуждала тихая полуулыбка.

- Ну-с, и что вы думаете об этой шкатулке, Уотсон? - спросила Шарлотта низким, бархатным голосом.

Я едва не потеряла дар речи, лишний раз убеждаясь в том, что скрыть что-либо от Холмс практически невозможно. Каким образом Холмс смогла догадаться о манипуляциях, производимых за ее спиной?

- Но откуда вам известно о том, что именно эта эбеновая безделушка явилась предметом моего интереса? Можно подумать, что у вас глаза на затылке! - невольно вскрикнула я.

- О, это было несложно, - отозвалась Холмс, пиная осколки вазы остроконечным носком домашней туфли, вышедшим из моды в прошлом сезоне. - Сначала вы затихли, изучая что-то, затем взвизгнули, как суматранская мартышка, а мгновением позже раздался грохот... А эта "безделушка" снабжена хитрым механизмом с иглой.

Я в растерянности нагнулась, но Холмс лишь вяло махнула рукой:

- Бросьте, Джина, это работа для мистера Хадсона. Наводить чистоту - всё лучше, чем подглядывать за леди в замочную скважину. - Шарлотта чуть призадумалась. - Итак, я слушаю...

Действительно, мы не раз заставали мистера Хадсона за этим занятием, и особенно часто в те дни, когда Холмс облачалась в шелковый пеньюар цвета терракоты. Хотя лично я напрямую связываю непристойное поведение греховодника с великим открытием пергидроля французским химиком Луи Жаком Тенаром в 1818 году. Именно благодаря ему волосы миллионов женщин, в том числе и мои собственные, приобрели наконец-таки не только оттенок, предначертанный им Богом, но и волшебное свойство привлекать мужчин - от юношей до старцев, мучимых подагрой.

- Я полагаю, всему виной пергидроль...

Шарлотта поморщилась и отложила газету.

- Это, несомненно, прекрасно. Но каково ваше мнение о шкатулке, дорогая моя Джина? - повторила она, глядя на меня проницательным взглядом.

- А-а.. полагаю, что она принадлежит лорду Баскервилю, - выпалила я не без самодовольства. - Очевидно, он оставил ее здесь во время вчерашнего визита, так и не дождавшись нашего прихода из полицейского участка.

Тут уж пришел черед удивляться великой сыщице.

- Весьма здравая мысль. Но на чем зиждутся ваши умозаключения?

- На дне шкатулки выгравирован фамильный герб Баскервилей, раз в шесть больше трехпенсовой монеты.

Шарлотта захлопала в ладоши.

В этот момент на лестнице раздались причитания домовладельца, через мгновение дверь комнаты с треском распахнулась, и к нам в буквальном смысле ввалился мистер Хадсон со словами:

- К вам лорд Чарльз Баскервиль... леди!

- Прошу вас, сэр,- Холмс приподнялась навстречу нашему гостю и указала широким жестом на кресло у камина.

Лорд, рассеяно протянув массивную трость мистеру Хадсону одной рукой, другой напялил на его лысый череп свой шелковый цилиндр. Взгляд лорда рассеянно блуждал, перескакивая с наших лиц на предметы обстановки и обратно, внезапно лицо сэра Чарльза просияло:

- Моя шкатулка! Как она здесь оказалась? Джентель... леди... О-о! Я вижу, вам удалось её открыть! Не ожидал, что леди на такое способны!

Я выразительно посмотрела на Шарлотту. Та всего лишь пожала плечами в ответ: "Не обращайте внимания, лорд Чарльз Баскервиль слывет эксцентричным оригиналом, над которым насмехаются не только журналисты, но и салонные сплетники великосветского общества". Мы обе прекрасно знали, что для круга избранных лорд стал не просто белой вороной, но ренегатом. Занявшись несвойственным его положению ремеслом - птицеводством, он оттолкнул от себя прежних друзей, но так и не смог стать своим среди промышленников и торговцев, считавших лорда гордецом.

Однако блестящее оксфордское образование и светлая голова вкупе с деятельной натурой позволили лорду Баскервилю применить на практике глубокие знания в области экономики, техники и естественных наук. Каждая вторая курица и каждая третья индюшка на столах лондонцев поставлялись с птицефабрик лорда, и горожане шутливо называли окорочка "ножки Чарльза". О его селекционных успехах восторженно отзывались крупнейшие научные журналы, а доктор паровой биомеханики Франк Эйнштейн посвятил последнему достижению лорда - Gallus Ornitopterus (Курица перелетная) - большую статью, в которой именовал новую породу не иначе как: "Чудовище Баскервиля".

Как бы то ни было, но Шарлотта отчаянно скучала от вынужденного безделья и готова была взяться за любое дело.

Лорд удобно расположился в кресле.

- Леди, занятые сыском, - нонсенс для старой доброй Англии, и пуританская мораль протестует при виде женщины на неподобающем её полу месте... я, знаете ли, и вообще недолюбливаю частных детективов - все они блеклые, суетливые и усатые, как тараканы, но только услышав ваше имя мисс Холмс...

- Сексист! - прошептала я Шарлотте.

Мисс Холмс вскинула руку, сделав предупредительный жест мне и одновременно запретив поток довольно сумбурных излияний нашего визитера.

- Так что же вас привело к женщине-детективу, сэр? Ближе к делу... полагаю, смерть близкого человека?

- О, да... - вздохнул лорд. - Мою дражайшую супругу леди Баскервиль насмерть заклевали куры! Вы и представить себе не можете, несчастные птицы так сильно перепугались, когда она зашла в клеть: подняли шум, начали метаться! Констебль считает, что в этой кутерьме леди подвернула ногу и, падая, ударилась головой об угол балки. Ужасно, но эти милые создания иногда склонны к каннибализму.

- Сэр, был ли кто-нибудь очевидцем произошедшего?

- Нет.

- Тогда почему вы решили, что куры перепугались?

- Ну... я бы тоже перепугался, увидев леди в курятнике.

- И часто ли ваша супруга совершала столь экстравагантные прогулки?

- Нет! Тысячу раз - нет! Она вообще не переносит кур из-за сенной лихорадки!

- Хм. Очень странно...

- Не то слово - невероятно! Полиция полагает это за несчастный случай, но я абсолютно уверен, что мы имеем дело с преступлением, которое связано... - Тут лорд Баскервиль всхлипнул и, достав платок, вытер слезу. - С пропажей и серийным убийством редкой породы петухов, вывезенных мною контрабандой из России. И если вы найдете гнусного живодера, то непременно раскроете и причины смерти леди Баскервиль!

- Вы говорите о двуногих лишенных перьев или о хохлатых с бородой и оперенными ногами?

- О, да! Павловские куры просто изумительны! Чтобы сбить русскую полицию со следа, мне пришлось переодеться турецкоподданным! Ах, вы помните, что писал о них Бруно Дюренген в своем "Птицеводстве" в 1886 году?

Лорд, раскачиваясь в кресле, принялся по памяти цитировать книгу. Я задумалась, что писал Дюренген в "Птицеводстве" о русской полиции и подданных турецкого султана. А Шарлотта, буркнув что-то о безрассудном поведении сэра Чарльза, способном обострить русско-турецкие отношения и развязать руки Германии в Европе, принялась за шкатулку. Она осторожно подняла крышку, извлекла мешочек и понюхала его, поморщив носик. Затем аккуратно вытряхнула содержимое - петушиную голову - на небольшой серебряный поднос и потянулась за увеличительным стеклом.

Поднеся к носу пенсне, сэр Баскервиль издал скрип пластинки, которую внезапно выдернули из-под иглы патефона.

- Это он! Мой обожаемый Клавдий! - закричал лорд, закрыл лицо руками и зарыдал.

- Их похитили, а теперь убивают одного за другим! - проговорил Баскервиль сквозь слезы. - Сначала Веспасиан, затем Вителлий, Отон, Гальба, Нерон... И вот наконец Клавдий - моя любовь, моя гордость, с сорок первого по пятьдесят пятый год до нашей эры!

- По пятьдесят четвертый год до нашей эры, - поправила Холмс.

Лорд Баскервиль перестал размазывать слезы и угрюмо уставился на сыщицу из-под седых, косматых бровей.

- Возможно, вы и правы, - сказал он с удивлением в голосе. - Но как вы поняли, что речь идет о Древнем Риме?

- Это элементарно: мужчина, одержимый манией величия, не назовет своих петухов никак иначе! - Холмс с улыбкой поправила непокорную прядь. - Зато теперь мы знаем, что похититель птиц - человек весьма образованный и склонный к дешевым эффектам .

Тут Холмс привлекла наше внимание к серебряному подносу, и мы, все трое, поразились зрелищу воистину не для слабонервных: на клюве петуха запеклась кровь, а шея страдальца была искромсана мелкими порезами. Шарлотта перевернула петушиную голову пинцетом, и я заметила серый квадратик бумаги, прилипший к изуродованным останкам бедняги Клавдия. Холмс внимательно осмотрела находки, затем развернула послание и зачитала надпись: "Мене, мене, текел, упарсин. Твой Рем".

- Это письмо. Убийца оставил нам письмо, - с ненавистью прошептал лорд Баскервиль.

- Возможно, - заметила Холмс лениво. - Однако сначала мне хотелось бы подробно узнать обо всех, кто ещё проживает вместе с вами в Баскервиль-холле. Я предполагаю, что это чернокожий слуга, практикующий ритуалы вуду; ваши близкие родственники, племянник, возможно, брат; семейный врач...

- Но откуда вы узнали, Холмс? - Баскервиль всплеснул руками.

- Сэр Баскервиль, вы в Лондоне знаменитость, слухи о вашем распутном племяннике и о чернокожем слуге-вудуисте, привезенном вами с Карибов, вышли далеко за пределы Баскервиль-холла.

- Так вы подозреваете чернокожего Мвамбе Моралеса, моего преданного слугу? Но почему? - воскликнул лорд.

Я не удержалась и фыркнула:

- Лорд, тут все прозрачно! Разумеется, этот негодяй украл петухов, а теперь использует их в своих жертвоприношениях! И подбрасывает петушиные головы...

- А мотивы, Уотсон? - улыбнулась Холмс.

- Месть за угнетенных чернокожих рабов! - воскликнула я гордо.

- Браво! - Холмс захохотала.

- Ну, а врач и племянник? Вы их тоже подозреваете? - спросила я обиженно, решив про себя, что уж в этом случае Холмс наверняка ошибается.

- Мы не можем быть уверены в том, что письмо написано рукой убийцы, - сказала Шарлотта. - Но почерк клинически неразборчив - так умеют писать только врачи. Я почти уверена в том, что перед нами аптечный рецепт. Признайтесь, сэр Баскервиль, чем вы больны, что стало причиной вашего недуга?

Баскервиль фыркнул и заерзал на кресле, не оставляя сомнений в том, насколько ему неприятен вопрос.

- Хорошо, давайте оставим эту тему, - неожиданно согласилась Холмс. Лучше поговорим о враче.

- О, мой домашний врач - это доктор Мортимер! - воскликнул лорд, радуясь возможности уйти от неприятного разговора. - Прекрасный специалист и близкий друг моего погибшего брата. - Лорд промокнул глаза манжетой. - Двадцать лет он скитался по свету, сменил десятки профессий, был даже брадобреем и мастером маникюра, представьте себе. Потом познакомился с доктором Мортимером на почве месмеризма, но погиб в результате передозировки лекарства от потери памяти.

- Джина, что вам известно о месмеризме? - Холмс обернулась ко мне.

- В основе учения Месмера лежит магнетизм. Магнетизер доводит больного до припадка, по которому определяет происхождение, характер и течение болезни. Часто припадки бывают очень тяжелыми: магнетизированный лишается сознания, плачет или смеется, у него выступает пот, а затем он засыпает или впадает в экстаз.

- Блестяще!

- Припадки пошли мне только на пользу! - запальчиво возразил лорд Баскервиль, но тут же прикрыл рот холеной рукой аристократа с грязью под ногтями. Поняв, что проговорился, он вздохнул. - ..Да... да. Это наше семейное проклятие... Теперь доктор Мортимер лечит меня.

- Примите наши соболезнования, лорд. - Шарлотта покачала головой. - Возможно, вы подозреваете кого-нибудь в убийстве петухов и жены?

- Ну, уж точно не моего дорогого племянника Генри! Мисс Холмс, вы совершенно справедливо упомянули о родственнике, но ошиблись в степени родства! - Лорд Баскервиль улыбнулся, и его глаза наполнились теплотой. - Милейший молодой человек, баловень судьбы, хоть и большой ветреник. Весь в свою покойную мать, мою сестру - она скончалась от разрыва сердца, играя в покер.

- Ошиблась? Странно. Очень странно...

- Однако меня уже давно не интересуют млекопитающие и то, чем они занимаются в ожидании нелепой либо бесславной кончины. Крылатые существа завладели моим сердцем и... Хотя погодите, кажется, у меня есть подозреваемый!

- Отлично! - Шарлотта захлопала в ладоши. - Кто же он?

- Ван Бюрен - мой лучший друг, селекционер и промышленник из Голландии. Он, как и я, любит кур нежною любовью.

- Вашу жену он тоже любил нежною любовью? - вмешалась я.

Сэр Баскервиль ни на шутку задумался.

- Нет, - сказал он наконец. - Это маловероятно.

- Тогда, возможно, он убил только вашу жену, а убийцей петухов является кто-то другой.

- Не исключено, - кивнул лорд.

- Вы утверждаете, что это ваш лучший друг, - произнесла Холмс, лишний раз демонстрируя изворотливость ума. - И тем не менее считаете его способным на преступление?

Лорд Баскервиль залился беззаботным смехом.

- Конечно, считаю! Мы оба - деловые люди. Бизнес, ничего личного!

- Мой дорогой лорд Баскервиль, - с улыбкой произнесла Шарлотта. - Многое уже ясно, осталось только уточнить некоторые детали. Вот теперь я окончательно убеждена в том, что вам требуется служанка.

Похоже, слова сыщицы произвели на лорда сильное впечатление.

- Как вы догадались? Я действительно ищу сейчас служанку: дело в том, что моя предыдущая, мисс Скотт, неожиданно заболела удивительной болезнью. Она стала полнеть и полнеть - расти, будто на дрожжах, пока не превратилась в настоящую бочку. Я уже собирался показать ее доктору Мортимеру, чтобы тот воздействовал на нее животным магнетизмом, как вдруг мисс Скотт заявила, что отправляется в деревню, к своей кормилице. Пожить там пару месяцев, подышать свежим воздухом... Полагаю, она могла заразиться какой-нибудь экзотической гаитянской болезнью от Мвамбе Моралеса.

- Неужели в доме нет иных мужчин, кроме слуги? - живо поинтересовалась Шарлотта.

- Кхр... - чуть не поперхнулся лорд. - Какой же я болван!

- Ну, коли так, позвольте познакомить вас с вашей новой служанкой, - обратилась мисс Холмс к Баскервилю. - Вот она, перед вами. Ее зовут Джина Уотсон.

Я потеряла дар речи, но только на одну секунду. Потом я вздохнула, словно путешественник на вершине Гималаев, и произнесла тоном леди, знающей себе цену:

- Шарлотта, дорогая моя. Вы хотите, чтобы я, женщина-врач, прислуживала мужчинам, этим надутым индюкам? Чтобы я завязала на своей тонкой талии кружевной передник и напялила чепец на прелестные белокурые локоны, причесанные а-ля Фонтанж?

На что мисс Холмс возразила с добродушной улыбкой:

- Пергидроль ударил вам в голову, любезная Джина. Знакомство с Эвелин Панкерхерст весьма пагубно отражается на вашем эго. - Суфражистки ничем не отличаются от невежественных луддитов, но уничтожают они не машины, а женское достоинство. Вот увидите, мисс: Англия последней войдет в череду цивилизованных стран, уравнявших нас в правах с мужчинами. - Она покачала головой. - Терпеть не могу всех этих куриц!

Милая, милая Холмс! Как же я любила ее за безмерное чувство такта, за редкую способность тонко намекнуть мне на мои заблуждения, и вполслова, вполмысли указать на то, где я могу потерять жалованье, а где - обрести целых два.

Лорд Баскервиль снова закашлялся.

- Леди, - сказал он. - Благодарю за заботу, но я найму служанку из агентства. А вас обеих я приглашаю погостить в моем загородном доме в качестве гостей. И я надеюсь, что для мисс Холмс не составит никакого труда найти убийцу уже на следующий день, к обеду.

- Вот и чудно! - сказала Холмс. - Мы выезжаем завтра поездом десять тридцать с Паддингтонского вокзала. А теперь, с вашего позволения, дорогой сэр Баскервиль, мне срочно нужно отбыть к портному на примерку.

Когда Баскервиль покинул нас, словно Наполеон - остров Святой Елены, Холмс поинтересовалась:

- Ну и как он вам, Джина?

- Не обессудьте, Шарлотта, но малость придурковат, - честно призналась я.

- Вот они, сильные мира сего... - Холмс надела шляпку и замерла перед зеркалом в полном восторге.

Утром следующего дня мы отправились в Девоншир. Всю дорогу лорд Баскервиль храпел, свистел носом и испускал иные подчас весьма странные звуки. Холмс беспристрастно смотрела в окно, предаваясь созерцанию сельского ландшафта, а у меня дико болела голова. Наконец, отбросив приличия, я изо всех сил пнула сэра Чарльза в голень: когда через час мы прибыли в Экстер, я чувствовала себя намного лучше.

У вокзала нас поджидало черное ландо лорда, который, все ещё пребывая в полусонном состоянии, не то, чтобы помог дамам забраться внутрь, но и сам нуждался в помощи, словно большой неуклюжий ребенок.

Не успели мы проехать и сотню ярдов, как Шарлотта окриком остановила возницу, открыла дверцу и, легко соскочив с подножки, спустя мгновение скрылась за массивной дверью, над которой красовалась вывеска "Аптека. Доктор Джекил и мистер Хайд". Рядом с витриной, через которую на меня пялилось чучело крокодила, я увидела коробки, обернутые шершавой коричневой бумагой, с надписью большими красными буквами: "Лаборатория Лео Левина. Берлин".

- Дьявольский корень, - сказала Шарлотта по возвращении.

***

В Баскервиль-холл мы прибыли к обеду.

В холле прекрасного особняка - ровесника благословенной королевы Виктории - нас ожидали ван Бюрен и племянник лорда Генри. Ван Бюрен, человек гора, шести футов трех дюймов ростом, кинулся к нам с распростертыми объятиями. Генри же, субтильный аристократ с отсутствующим взглядом, шел медленной, неуверенной походкой, а впереди него, высунув язык, бежала подмоченная репутация эротомана и шулера. После обеда к нам присоединился приятный во всех отношениях доктор Мортимер, и мы провели замечательный день за игрой в гольф, в котором Шарлотте не было равных. У меня просто в голове не укладывалось, как может быть убийцей один из этих галантных джентльменов, наперебой предлагающих мне свою клюшку.

Ван Бюрен, вопреки моему предубеждению ко всему голландскому, кроме живописи, оказался чрезвычайно приятным и обходительным человеком. Его невообразимо толстые волосатые пальцы так приятно щекотали мою ладонь при поцелуе. Поэтому я предполагала встать наутро чуть свет, чтобы соорудить пышную прическу по последней моде.

Но когда вскоре после ужина я поднялась к себе, то услышала знакомый голос:

- Я жду вас, милая Джина.

Холмс сидела в кресле. На ней было темно-синее шелковое платье с глубоким декольте. Широкополая шляпа лежала рядом на туалетном столике, с нетерпением ожидая звездного часа.

- Итак, Джина, что вам удалось выяснить о голландском промышленнике и племяннике лорда?

- Ван Бюрен и Генри исключительно милые и обаятельные мужчины, но в этом доме есть еще один человек, не чуждый птичнику, - решительно ответила я. - Мвамбе Моралес.

- Отлично, Джина, вот и проследите за ним этой ночью. - Холмс уставилась на меня, любуясь произведенным впечатлением: несомненно, она угадала, что слежка отнюдь не входила в мои планы.

- Моралес не понравился мне с самого начала, - спокойно заметила я. - Страшный человек: все эти амулеты... глаза, черные как ночь Карибского бассейна... Думаю, он вполне способен на кровавое преступление. Полюбуйтесь, Холмс, что я нашла в холле! Это кукла вуду, Моралес хочет извести своего хозяина...

С этими словами я достала из кармана серую тряпичную куклу, отдаленно напоминающую лорда Баскервиля.

- И ваша цель - не допустить этого, Джина, - Холмс совершенно серьёзно кивнула мне. - Так проследите же за ним этой ночью.

Выполнить поручение Холмс оказалось несложно. Насколько мне было известно, комнаты слуг находились в дальнем крыле дома, ветхом и запущенном. Уже совсем стемнело, светила полная луна, где-то вдалеке выла собака. Сквозь отворенное настежь окно было видно, как внутри комнаты пляшут огоньки свечей. Подобно дикой кошке я вскарабкалась по балюстраде, перепрыгнула на подоконник и спряталась за портьерой. И тут же, как по заказу, тишину нарушил негромкий бой барабанов. С замиранием сердца я присмотрелась к тому, что происходило внутри.

- Папа Легба, отвори ворота. Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти. Отвори ворота, чтобы я смог возблагодарить лоа, - пел Моралес заунывным голосом. По всей комнате горели черные свечи, а чернокожий кариб извивался в дикой пляске. И вдруг, откуда ни возьмись, в одной руке его оказался петух, а в другой мелькнуло стальное лезвие, хлынула кровь... Это было ужасно. В ушах зазвенело, ноги стали ватными, все поплыло перед моими глазами, и, схватившись в последний момент за портьеру, я вместе с карнизом рухнула вниз, прямо на голову колдуна вуду.

Когда же, вынырнув из забытья, я открыла глаза, кошмар продолжался: в пяти дюймах от моего носа сверкали влажные белки глаз в обрамлении чернокожего лица. Я открыла рот, чтобы зайтись истошным криком, но тут варвар произнес на ломаном английском языке, с легким французским прононсом:

- Не бойтесь, мисс Уотсон. Вы в безопасность, я ваша друг. Лорд Баскервиль угрожать смерть...

Я попала пальцем в небо: кариб так же способен на низость по отношению к хозяину, как я - на вышивание гладью. А для своих обрядов он использовал вовсе не породистых петухов Баскервиля, а тех, что покупала на местном рынке супруга.

***

Обратно я вернулась без сил, упала на кровать в одежде и крепко уснула до полудня.

И вот настал обеденный час, когда все обитатели Баскервиль-холла - заспанные и помятые - собрались за одним длинным столом. По правую руку от меня сидел лорд, почему-то без привычных усов, а слева - доктор Мортимер. Напротив располагались друг лорда промышленник ван Бюрен, затем Шарлотта, а рядом с ней - племянник лорда Баскервиля Генри. За столом, как всегда, прислуживал Мвамбе Моралес. Памятуя о ночной встрече с вудуистом во время обряда, я больше не боялась чернокожего слугу, и даже странное одеяние кариба, состоящее практически из одних петушиных перьев, меня уже не смущало.

В огромном зале викторианского особняка повисло тягостное молчание: присутствие великой сыщицы стало виной скованного поведения хозяев. Но разрядить обстановку явилось для меня делом пустяковым:

- Претория пала еще летом, джентльмены! - звонко сообщила я. Ноздри мужчин немедленно затрепетали, почуяв в воздухе запах политики, и они с места в карьер окунулись в дискуссию, как срываются со старта резвые скакуны во время скачек.

Тем временем мы с Холмс смогли спокойно обсудить Всемирную Парижскую выставку и последние модные тенденции: внедрение в жизнь велосипеда и костюма, дающего женщинам возможность свободно двигаться. Став общим, разговор коснулся темы спорта, а именно вопроса о том, не вреден ли велосипедный спорт для женщины и не повредит ли он женской морали. Умница Холмс напомнила о том, что, вопреки распространенным убеждениям, на пороге нового, двадцатого века, женщины играют все более заметную роль в британском обществе.

Однако все присутствующие отлично понимали, что вздорная болтовня о временах и нравах - лишь прелюдия к обличительной речи именитой сыщицы. И когда Мвамбе Моралес подал кофе, лорд Баскервиль наконец откинулся на спинку стула и сказал:

- Мисс Холмс, мы ждем. Вам уже известно имя убийцы?

- Несомненно, - ответила Холмс с загадочной улыбкой.

Джентльмены не сдержали возгласов удивления.

- Но откуда? - лорд всплеснул руками.

- Возможно, какой-нибудь бельгиец сказал бы, что все дело в маленьких серых клеточках, - промолвила Холмс, недовольно морщась при слове "бельгиец". Но истинно английской леди помогают распутывать преступление две вещи: природное чутье и шляпка. Разумеется, если она надета на умную голову. - Она оглядела всех гордым взглядом и продолжила:

- В самом начале расследования у меня было пятеро подозреваемых: это ван Бюрен, доктор Мортимер, племенник лорда Генри, кариб Мвамбе Моралес и, разумеется, сам лорд Баскервиль.

- Что я слышу? Вы не ошиблись? - возмущенно закричал Баскервиль. - Мало того, что вы, уважаемая Холмс, заставили меня сбрить усы, так теперь еще оскорбляете в собственном доме!

- Лорд Баскервиль вполне мог убить собственную супругу, - невозмутимо продолжала Холмс. - Поскольку женщина в его понимании - не что иное, как большая курица.

Племенник Генри глупо захихикал.

- Но он не совершал убийства, - решительно сказала Шарлотта. - Репутация одного из лучших детективов Европы позволяет мне наведываться в архив Скотленд-Ярда. Заключение о смерти леди Баскервиль не оставляет сомнений в том, что это был несчастный случай: пожилая женщина оступилась и, падая навзничь, ударилась головой о балку. Это действительно напоминает несчастный случай, но леди вряд ли бы стала в одиночку выслеживать опасного незнакомца... и не просто так на неё набросились птицы!

- Возможно, ей действительно угрожала серьезная опасность, - вставила я.

- Так или иначе, но все самое страшное произошло, само провидение восстало против нее в тот день, - сказала Холмс. - Но вернемся к нашему делу. Моралеса я сразу исключила из числа подозреваемых. Разве может необразованный кариб цитировать Библию и знать историю Древнего Рима? А ведь преступник, как известно, оставил записку: "Мене, мене, текел, упарсин. Твой Рем". Что дословно означает: "мене" - исчислил Бог царство твое и положил конец ему; "текел" - ты взвешен на весах и найден очень легким; "перес" - разделено царство твое и дано Мидянам и Персам. В светской культуре эти слова стали предзнаменованием смерти важных персон. Преступник не только убивал петухов редкой породы, но и предупреждал лорда Баскервиля о скорой кончине. Кто бы это мог быть? - Шарлотта обвела присутствующих строгим взглядом, и все, даже я, хотя уж меня-то это ни в коей степени не касалось, почувствовали себя провинившимися сорванцами в воскресной школе.

- Хотите, я помогу вам, Шарлотта? - предложила я. - Я считаю, что преступник - человек образованный и живущий в этом доме. Посторонний не мог проникнуть в особняк незамеченным и тем более подбросить петушиную голову в шкатулку лорда. Остаются три кандидатуры: Генри, ван Бюрен и доктор Мортимер.

- И сам лорд Баскервиль, - со смехом вставила Холмс.

Баскервиль вскочил с места.

- Это возмутительно! Если вы сейчас же не прекратите ваши выходки, леди...

- Мене, мене, текел, упарсин, - сказала Шарлотта, глядя прямо в глаза Баскервилю.

Хозяин дома опустился на стул и сник: слова сыщицы возымели действие, и я поняла, что предсказание близкой смерти в одночасье меняет людей до неузнаваемости.

- Теперь поговорим о ван Бюрене, - продолжала Холмс. - Этот голландец, как и все иностранцы, естественно, вызвал мои подозрения одним из первых. Лорд Баскервиль признался мне, что ван Бюрен вел себя очень странно: почти каждое утро он спускался к завтраку позднее всех остальных, а его помятый вид и синяки под глазами самым явным образом свидетельствовали о бессонной ночи. Впрочем, ненамного реже уставшим казался и молодой Баскервиль, но сейчас речь не о нем. Итак, я решила проследить за ван Бюреном. И вчера, войдя незамеченной вслед за ним в птичник, я увидела, как он целует и гладит кур! Представьте себе: стоит на коленях, трясет головой, увенчанной белыми перьями, и тихо плачет: "Бог мой, как они прекрасны! Бог мой..."

Я зачарованно посмотрела на пальцы ван Бюрена, похожие на баварские сосиски. Неужели этот солидный джентльмен, который еще вчера вечером нравился мне до умопомрачения, гладил кур вот этими самыми пальцами? А потом отрезал им головы маникюрными ножницами? И тут меня посетило озарение: ван Бюрен не мог этого сделать хотя бы потому, что его толстые пальцы не пролезут в ушки маникюрных ножниц. Но в моей душе уже не было места для этого человека.

Послышались возмущенные возгласы. Племянник Генри снова не к месту захихикал. Ван Бюрен, пунцовый, как зад павиана, теребил края скатерти, но тут к нему на помощь неожиданно пришел сам Баскервиль.

- Мисс Холмс! - вмешался лорд. - И вы строите на этом свое обвинение? По-вашему, любить кур - преступно? Да если бы вы сами могли любить очаровательных русских хохлаток так, как любим их мы с ван Бюреном... - Лорд захлебнулся словами. - Вы бы никогда не обвинили его в убийстве петухов! Думайте что хотите, но я считаю, что убийство птицы стократ более страшное преступление, чем убийство человека!

Холмс покачала головой.

- Позвольте не согласиться с вашим последним утверждением, дорогой Баскервиль. Но, застав голландца за столь, на мой взгляд, нелицеприятным занятием, я сделала выводы, аналогичные вашим. А именно: ван Бюрен не способен на убийство петухов. Хотя, если мне не изменяет память, при нашей первой встрече вы утверждали обратное. Так не изменяет ли память вам?

Лорд Баскервиль пропустил колкость мимо ушей.

- Итак, джентльмены, теперь очередь Генри, - произнесла Холмс. - По моим сведениям, карточный долг этого молодого человека достигает половины стоимости Баскервиль-холла.

Дядя и племянник вскочили из-за стола одновременно, Генри задел локтем чашку, и черная лужица растеклась по белоснежной скатерти, как в немом кино.

- Этого не может быть! - закричал лорд.

- К сожалению, это так, - твердо возразила Холмс. И тем не менее резать петухов у Генри не было никакого резона. Баловень судьбы, юный бездельник и лоботряс, прожигающий жизнь за игрой в гольф, картами и женскими юбками... Утонченный аристократ, на чьем лице поселилась печать вырождения, а душой завладели пороки, он с детства не выносил вида крови. И это ни для кого не секрет - ни для вас, Баскервиль, ни для доктора Мортимера, ни для его многочисленных пассий, с некоторыми из которых я успела переговорить сегодня утром. Правда, не исключено, что он вскоре захотел бы избавиться от вас, лорд Баскервиль, ведь способ добычи денег занимал все мысли вашего племянника.

Холмс подняла чашку и сделала маленький глоток, в то время как четверо джентльменов смотрели на нее, разинув рты. Генри был бледен, как труп.

- Впрочем, убийство все равно не принесло бы ему никакой пользы, - как бы между прочим заметила Холмс. - Потому что он не является наследником.

- Я - не наследник? А кто же тогда наследник? - надрывно завизжал Генри, тем самым выдав себя с потрохами.

- Лорд Баскервиль пока не оставил завещания, - сказала Холмс. - Хотя это весьма опрометчиво с его стороны. И в случае его смерти все его состояние перейдет к ближайшему прямому родственнику.

- Ну да, - кивнул лорд. - Это и есть Генри, мой племянник. У меня нет детей, поскольку куры всегда интересовали меня больше, чем женщины.

- Зато у вас есть младший брат! - заявила Шарлотта. - Подойдите-ка сюда, Джина! - позвала она меня.

Когда я подошла, Холмс указала жестом на безусого Баскервиля и доктора Мортимера, стоящих рядом. У всех присутствующих округлились глаза: эти люди стали теперь похожи, как две капли воды!

- Джентльмены, обратите внимание на фамильный, с легкой горбинкой, нос и характерные надбровные дуги, на безвольный подбородок и великолепные скулы англосаксов. О, а если бы вы обратили внимание на их манеры за столом, у вас не осталось бы никаких сомнений в том, что лорд Баскервиль и доктор Мортимер - братья, рожденные и воспитанные одной матерью.

Лорд Баскервиль был явно обескуражен.

- Это... мой брат? Я не могу в это поверить. Мой младший брат Гомер умер двадцать лет назад в Париже, в результате передозировки лекарства. Доктор был тому виной. Но я узнал о трагедии гораздо позже, из письма.

- Фактически все верно, - подтвердила Холмс. - Только загвоздка в том, что погиб как раз доктор Мортимер, а не ваш брат, известный аферист, которого в то время разыскивала полиция за махинации на бирже. Гомер остался жив и присвоил себе документы бедняги доктора. Не возьмусь судить о том, был ли доктор убит Баскервилем-младшим или же принял лекарство сам, - это давняя история, погребенная под толстым слоем пыли в архивах Скотленд-Ярда. Сегодня же, за истечением срока давности, с Гомера сняты все обвинения, и именно это развязало ему руки. Вот почему он решил объявиться здесь, дабы поправить свое материальное положение ценой жизни собственного брата. Это человек абсолютно бессовестный, беспринципный и жестокий. Он так же ловко лечил людей месмеризмом, как наша дорогая Джина доила бы корову! Могу предположить, что после нескольких умерших пациентов в его черной душе биржевого маклера зародилась искра азарта - искреннее желание в одиночку заполнить целое кладбище. И это ему удалось! Знакомьтесь, джентльмены: перед вами Баскервиль-младший.

Шарлотта обвела победным взглядом всю компанию. Мужчины молча рассматривали братьев, переваривая сказанное, и вдруг Гомер Баскервиль произнес с вызовом голосе:

- Браво, мисс Холмс! Я счастлив встретиться с вами лично, за одним столом, поскольку ваш ум и талант много лет будоражат мое воображение. Простите за бестактность, но у меня до сих пор не укладывается в голове, что столь блестящую работу смогли проделать женские мозги.

Он захохотал.

- Правда, о своем единоутробном братце я выскажусь еще категоричнее: "Придурковатый с пеленок, а к старости окончательно спятил". Даже его подслеповатая супруга давно уже обратила внимание на наше внешнее сходство, за это и поплатилась жизнью. Я и сам порой не прочь побаловаться курятиной, но только приготовленной руками искусного повара, сырые же птицы вызывают у меня отвращение.

Последние слова афериста потонули в бессвязном бульканье, потому что к тому моменту лорд Баскервиль крепко вцепился пальцами ему в горло. Братья упали и покатились по полу, сражаясь не на жизнь, а на смерть.

- Шарлотта, дорогая, но причем здесь петухи? - прошептала я на ухо мисс Холмс. И, кажется, слишком громко, потому что мужчины повернулись к нам. Даже те двое на полу прекратили драку и уставились на сыщицу.

- Да, Холмс, ответьте на вопрос! - потребовал лорд. - Неужели это мой брат отрезал головы петухам маникюрными ножницами и подсовывал их мне? Я нисколько не удивлен, зная о его садистских наклонностях и ненависти к куриному сословью... Но мне непонятен мотив. Зачем ему это?

Гомер засмеялся.

- Действительно, зачем? Ответьте же моему брату, Холмс. Докажите лишний раз, что соображаете не хуже мужчины.

Холмс передернула плечами.

- Извольте. Жалкий аферистишка не убивал петухов. Это дело рук Баскервиля-старшего. Лорд Баскервиль сам же и виноват в совершении преступления, для расследования которого он меня нанял.

Страдальческий крик ван Бюрена пронзил воздух зала до самых сводов.

- О, Чарльз, как ты мог! Они же прекрасны! Бог мой, как они прекрасны! Бог мой...

Лорд Баскервиль поднялся с пола и с достоинством расправил плечи.

- Холмс, объяснитесь. Если это голословное обвинение, то я использую все свое влияние, чтобы опорочить вас.

Шарлотта фыркнула.

- Сэр Баскервиль, младшему брату отлично известно о вашей фамильной болезни - потери памяти и, как следствие, раздвоении личности. Возможно, он и сам страдает ею, но в более легкой форме. Нахватавшись медицинских знаний, как бродячая собака репейника, лже-Мортимер узнал рецепт снадобья на основе пейотла - "дьявольского корня", способного спровоцировать обострение болезни. Наш нынешний лорд Баскервиль почитал петухов до обожания, холил и лелеял, называл именами римских императоров... А Баскервиль больной, в своей темной, зеркальной ипостаси, петухов ненавидел. Уничтожал их в хронологическом порядке, отрезал им головы маникюрными ножницами и подбрасывал самому себе, в шкатулку с кодовым замком. Уж не знаю, для чего он это делал. Возможно, ему казалось, что, избавив мир от кур, он спасет Рим.

- Было бы логичнее убивать гусей, - сказала я насмешливо.

- Чужая душа - потемки, - задумчиво сказала Шарлотта. Но оставим в покое бред сумасшедшего. Дни лорда Баскервиля были бы сочтены, принимай он это лекарство несколько месяцев подряд. И его естественная смерть не вызвала бы ни у кого никаких подозрений.

Гомер подошел к Холмс, в его глазах сверкнула ненависть.

- Шарлотта, дорогая, бросьте ваши дамские выдумки! - сказал он с наигранной веселостью в голосе. - Неужели вы сможете все это доказать?

- Вы правы. Вот мое единственное доказательство! - С этими словами Холмс потрясла перед его носом письмом со словами "Мене, мене, текел, упарсин. Твой Рем".

Аферист попытался было выхватить письмо из руки Холмс, но та оказалась проворнее и передала клочок бумаги ван Бюрену.

Баскервиль-младший заскрипел зубами от досады.

- Лже-Мортимер узнал, что его брат едет в Лондон к мисс Холмс, - Шарлотта говорила о себе и Гомере так, словно наблюдала происходящее со стороны. - Чтобы запутать следы и навести подозрения на чернокожего кариба-вудуиста, он накарябал письмо на аптечном рецепте, который впопыхах попался ему под руку. Но дух авантюризма заставил его поставить подпись "Рем". Хоть рецепт и выцвел, мне удалось прочесть название компонентов лекарства. Кроме того, у меня всегда под рукой моя верная Джина, не только прекрасный писатель, но еще и доктор!

Не скрою, мне были чрезвычайно приятны слова Холмс, и я вовсе не обратила внимания на змеиное шипение афериста по поводу профессиональной компетентности блондинок.

- Это всего лишь ничтожная медицинская ошибка, - сказал он Шарлотте насмешливо. - Никто никогда не сможет предъявить мне обвинение в убийстве.

Сказав это, преступник развернулся на каблуках и вышел из зала под пристальным взглядом девяти пар глаз. Но и этого аферисту показалось мало: он задержался на пороге, принял картинную позу и продекламировал: - Джентльмены! На пороге двадцатый век, скоро женщины подомнут под себя промышленность, средства производства и связи! И нас, мужчин! Будьте бдительны! Пока еще не поздно, примите меры! Грядет куриная революция!