"По пепелищам..." Первые воспоминания из детства

 

Мои первые воспоминания из детства сливаются в голове в один сумбурный туман или сон: вот, кажется, что я просыпаюсь, в доме тишина, чисто, все готово к празднику, слышатся запахи теста, тихий шепот родителей, треск печи, затопленной отцом, запах паленого хлеба и утренней похлебки. С этого начиналось наше праздничное утро...

А так, обычно, – вставали по «Маяку»!

Посолишь хлебушек ржаной, жареный у створок печи, на сильном огне - солью, подставишь к огню – вот и сухарик, куда там –объеденье!

Грызешь его – и нет вкуснее лакомства! А если еще с похлебкой папиной из печки?! Любил отец готовить томленую похлебку в печке - нет лучшего из домашней кухни!

Отец вставал очень рано, когда мы еще видели десятый сон, он уже был на ногах. Успевал все переделать по дому: и печь затопить, и приготовить свою знаменитую похлебку. Он говорил, что это именно то, что нужно человеку с утра, чтобы почувствовать себя в силе.

 

Часто вспоминаю свой старый дом, где прошло мое детство. Я «живу» в нем до сих пор....

Дом большой, деревянный, с палисадником: на больших каменных сваях, с огромными воротами и обширным двором.

Баня, летняя кухня, скотный двор и огород. Огород занимал большую территорию двора: там росли яблони и вишни, а помидоры мы, будучи детьми , срывали еще зелеными – они не успевали созревать –мы их « начисто» съедали, как только они появлялись - хватали кусок хлеба и сочный помидор – хватало для затравки!

Во дворе еще был летний дом с сеновалом, где мы спали в теплые ночи под разговоры взрослых.

Дом стоял на 2 Союзной, Ленинского района города Казани. За нашим домом проходила центральная трасса города. Тогда по Центральной мостовой ходили только трамваи, затем ее расширили для обычного транспорта.

Помню запах асфальта, только что выложенного на этой трассе. Мы радовались, думали, что асфальт дойдет и до наших домов, но еще долго мы месили ногами песок, который не давал быстро идти, забиваясь в обувь.

Да и вся наша улица была похожа на « Сахару»! В непогоду песок забивался в нос, уши.

Только зимой и было хорошо. Снега всегда было много, мы прыгали в эти сугробы с крыш, устраивали в них крепостные стены и «воевали» - играли в «войнушку» –улица на улицу, забрасывая друг друга твердыми комками снега.

А в половодье по нашей улице невозможно было пройти, но можно было пускать «кораблики», деревянные, с бумажными мачтами.

В промокаемых насквозь ботах мчались мы за своими корабликами, не замечая луж, лунок, ям. Счастливы были!

 

Вокруг дома был палисадник. Там мы играли в разные игры. Сирень под окнами была пушистая, мы устраивались там со своими самодельными игрушками из листьев сирени, веток, камушков. Выносили из дома лавочки, посуду и играли в «магазин», продавая товар на деньги –листочки. Игрушек в нашей многодетной семье, конечно, не было, мы делали их сами!

Эти незамысловатые игрушки - предметы из каменьев, листьев, бумаги - заменяли нам настоящие игрушки, которые появились ой, как не скоро.

Настоящей была только каменная кукла, которая появилась в доме как подарок, и то, ненадолго... Мы раскроили ей череп во время одной игры, деля ее между собой! Пришлось отсечь полголовы с волосами. Волосы отдельно, кукла отдельно –так и играли! Каждый из нас любил ее, безмерно! Ведь такой куклы не было ни у кого во дворе!

Чаще, в отсутствие родителей, устраивали спектакли...

Сами расписывали сценарии, сами играли. Конечно, сказки! Мечталось быть «Золушкой» или феей! Занавески с окон снимались, мамины платья годились для сказочных нарядов!

 

К слову сказать, помним и мы вкус лакомства того времени - вкус вяленых гусей – дошел и до нас!

Сколько себя помню, у мамы в традиции было – всем, кто далеко от дома находится – учится ли, работает, живет в другом городе –всем посылать гостинец – вяленого гуся! Вкус его знает даже моя дочь - Диана. Этот изыск пришел к нам от наших бабушек. Тогда мясо не коптили, как сейчас, а вялили. Таких гусей мама по осени вывешивала десятками – и мы дружно ждали, когда же к ним можно будет подойти, а до того, - подставляли хлебушек – капало соленое масло – жир гусиный, сытный, такой бутерброд получался...

Так вот – гусь « вяленый» – вкуса необыкновенного! – во рту тает! Жуешь это мясо долго – долго, даже глотать не хочется- такая вкуснятина!

Наши предки заготавливали таких гусей впрок. По осени – закалывали гусей, засаливали их «по уши» в соли, а через неделю - «за ушко да на солнышко», и висит этот гусенок на солнце, пока весь не растает – и окажется он в такой корочке –сорочке золотистой – вот и готов! Ешь его!

Мы, конечно, не дожидались того момента, заранее, осторожно, украдкой «карнали» того гуся с обратной стороны... Когда еще он будет готов к употреблению? Каждый «прикладывался»!

И, когда снимали его со стены – в торжественный момент, гусь «лапчатый» имел вид неприглядный – обструган был полностью, «без штанов», - как мы говорили.

Но и кости этого вкусного гуся не выбрасывали, такой взвар готовила бабушка - с картошкой – пальчики оближешь!

Все это вкусы из детства, которые вспоминаешь, когда хочется поговорить о доме, о маме или папе.

Правда, помню и то, как мы однажды все угорели от рано закрытой заслонки печки - все валялись на снегу, с головной болью, чуть не сдохли. Тогда кто-то из нас, детей, учился топить печь.

Выволакивала нас всех мама, которая, почувствовав неладное, вернулась с полпути с работы. Вот и нашла всех нас полумертвыми.

Много нас было у матери, но как говорила мама, - лишних не было! Всех нас любили ровно, сдержанно, без фанатизма, как сказали бы сейчас, и наказания раздавались поровну.

Братьев отец иногда лупил своим воинским ремнем, который висел на большом гвозде, над дверью, для острастки.

Бабка, указывая своим длинным пальцем на него, иногда визжала: «Ну, подождите у меня, узнает отец!» Конечно, все боялись угроз бабушки, потому что бабка не просто грозила - она всегда приводила в исполнение свои обещания!

Картинки их жизни...

Дверь распахнулась, в дверях стояла бабушка:

- Я покажу вам сейчас! – Платок слез на плечи, в ярости бабка трясла скалкой.

Все рассыпались по углам, кто - куда...

Она подошла к кровати, и, увидев, что там кто-то притаился, со всей силы шарахнула скалкой:

-Вот я вам! - еще прикидываться задумали! Я вам что? Думаете, что уже и неживая! - Она еще раз, с размаху, вдарила по комку на кровати. Все в растерянности повыскакивали со своих укрытий:

- Что ты, бабушка, она же спит! Ты с ума сошла? Она с нами не играла...

 

Мне по-разному ее воспроизводили сестры, когда мы рассказывали о нашей бабке, вспоминали ее.

Своенравной была, жесткой и недоброй, на что сетовала и мама, выговаривая ей в очередной раз:

-Ну, что вы, мама, сахар прячете от детей? Пусть едят! Пусть кусками берут, не колите их на такие мелкие кусочки, им же хочется сладкого –это же дети! Конфет - то нет!

Бабка, шамкая беззубым ртом, ворчала, ругалась:

-Весь сахар съели, с чем чай пить будем? С раздуваем?! Погодите у меня, попьете и с «раздуваем».

Мы уже знали, что это означает. Бабка и раньше обещала нам «попить с раздуваем». Только тогда мы были глупые и не понимали, что «раздувай» - это питье чая без сахара, с блюдца, - остужая и поддувая.

Мы часто спрашивали маму, почему наша бабка такая злая и жадная, отчего она нас так не любит, кричит на нас.

- Не злая она, старая, обиженная на жизнь и деда. Не любила она отца. Даже по смерти попросила не хоронить ее рядом с ним - так его не любила. Бил он ее, часто за язык ее, нежели за что другое.

Доставала она его жадностью и скаредностью своей, - унаследовала от «своих».

Жадные были до добра, ее родители, - рассказывала мама.

 

Бабушка всегда капризная была. Помнила свой богатый дом, щедро готовила еду, любила поесть свежего мяса, только что порубленного – ее с детства в доме отца приучили.

Так вот, каждую неделю, по рассказам матери, она требовала у деда, чтобы тот привозил с базара молодого ягненочка – такая уж у нее была животная страсть к мясу - любила приготовить еду только из свежего мяса! Дед всегда исполнял ее просьбу, не спорил с ней.

 

Я хоть и маленькая тогда была, а помню ее последний день перед смертью. В последнее время она мало вставала, чаще лежала, отвернувшись к стенке

Бабка попросила маму, чтобы та приготовила ей мяса

-Есть мясо в супе, вчера готовила, - выронила мама

-Хочу свежего мяса, - крикнула бабка, откашливаясь, - слышишь, не хочу из вчерашнего супа!

Мама же с утра затеяла было стирку... Кругом все кипело...

Горячий, едкий, мыльный пар шел от корыта...

Но мама отложила стирку, приготовила ей еду, хотя до этого кричала на нас, чтобы отстали, подождали с едой – мы, дети, пришли из школы голодные, сидели в ожидании, когда же мама закончит с делами.

У бабушки и зубов –то уже не было, чем грызть... Шамкала десной, как зубами, а съела, с удовольствием, целый кусок мяса! А ночью бабка наша умерла – тихо, не мучаясь, будто заснула...

Деда мы уже не застали, умер он сразу после войны.

- Дед-то ваш был добрый, щедрый, угощать народ любил, со своей пасеки на каждый праздник гонял нас, детей, по деревне – раздавать туески с гостинцами всем нуждающимся, бедным, неимущим. Говорил, что надо делиться!

Никогда ничего не жалел: в праздники мы обходили нуждающихся деревни - бедняков, - одаривая их, то мукой, то медом. Осенью заготавливали мясо на зиму, так все село обменивалось продуктами, а бедным раздавали и мясо, и хлеб – всем делились, чем могли. Дед, посмеиваясь над ленивыми мужиками, вопрошал: « Зачем лодырю полный живот, - ему и так тяжело!» - рассказывала мама.

- А бабка ворчала, выговаривая ему.

Вот он и бегал за ней с палкой...

- Дед был строг, крутого нрава, хватало взгляда, чтобы почувствовать его недовольство. А чтобы ответить деду - нельзя было и помыслить. В строгости держал и бабушку, по – молодости бивал маленько, - продолжала свой рассказ мама.

Да, и по молодости ей, конечно, доставалось, – через окна прыгала, пытаясь увернуться от тяжелых рук деда. Не хотела она за него замуж идти, принудили родственники. Тогда родители за детей решали за кого замуж идти..

 

Все это - вехи - страницы жизни моей, в доме, который остался навсегда в памяти моей.

И, когда хочется пройтись по «пепелищам», - я вспоминаю свой дом!