Служил в штабе капитан по фамилии Майор, да, да, Майор. Ну и намучился он. Из-за фамилии ему не присваивали очередное звание.

- Что я буду подписывать? – орал генерал, - присвоить Майору звание майор. В генштабе все обоссутся от смеха. Пальцем на меня будут показывать. Пусть этот болван сменит фамилию. Станет Петренко или Сидоренко, чтобы не вызывать ни у кого удивления.

Майору давно рекомендовали сменить фамилию, но он отказывался:

- Отец у меня Майор, всю жизнь работает главбухом в школе глухонемых. Дед – Майор. Не могу я позорить родных и становиться каким-нибудь Рыбаковым, или, не дай бог, Рыбаком.

Жена тоже его уговаривала:

-Подумай, была я Мокрищева. У нас в деревне Мокрищево все Мокрищевы. А теперь стала Эсмеральда Майор. Хоть в деревню не показывайся.

- А тебе и делать там нечего, - хмурился муж, - или по прежним хахалям соскучилась? Ты и в городе хвостом крутишь. На всех мужиков заглядываешься.

- На мужиков – никогда. – Жена улыбнулась. – Я все-таки Майор. Ну, если кто старше чином, то соблюдаю субординацию.

Жена отпрыгнула и увернулась от мужниного кулака.

- Шуток не понимаешь.

 

Повисло очередное звание. А он уже рассчитывал отметить это дело. Пришел в штаб с женой. А получился облом. Время наступило обеденное, пришлось идти с женой в свою офицерскую столовую. Майор злой как черт. Отругал официантку, вызвал повара и нагрубил ему. Вскоре принесли другой заказ.

- Вот, наорешь, сразу получаешь и вкусное и качественное.

Майор с удовольствием погрузился в наслаждение от холодной закуски. Опрокинул вторую рюмку водки, поковырял вилкой закуску, и уставился куда-то невидящим взглядом. Жена отложила вилку, взглянула на мужа. В глазах его стояли слезы.

- Ты чего это? – испугалась женщина. – Если про субординацию, - то я пошутила.

- Нет, нет, Мерочка, - ответил муж, становясь на пол на колени. – Виноват я перед тобой. Гордыня замучила. Тебя терзаю. Давай, я сменю фамилию. Стану, ну, например, Мокрищевым. А чего, хорошая у тебя была фамилия.

- Встань немедленно, - зашептала жена. – Стыд-то какой. Офицеры смотрят.

- Офицеры! И перед ними я виноват. – Голос Майора становился все громче. – Виноват. Себя умней всех считал, а сам чистое говно без всяких примесей.

Из-за соседних столиков повскакали обедающие. Кто-то побежал вызывать неотложку. Когда санитары выводили майора к машине, он заливался слезами, просил у всех прощения, и пытался падать и целовать офицерские ботинки.

 

- Жалко-то как его, - сказала официантка.

- Прощаешь грубость? – поинтересовался повар.

- Как же не простить. Он так плакал, убивался. Просил простить его. Напрасно я так много всыпала.

- Ничего страшного, - заметил повар, убирая баночку с сушеной мексиканской ягодой. - Это средство от хамства действует недолго, сутки – двое. Не стоило ему нам грубить.