Роман полностью смотрите на моей страничке. Просто кликните

"Валерий Рыбалкин" сверху на этой странице.

 

Злую шутку сыграл с Володей кризис сорокалетних. Будучи женатым

человеком, отцом двоих детей, он без памяти влюбился в красавицу

Евгению – весьма экзальтированную особу. Но не слюбилось, не вышло, не

сложилось. Владимир развёлся с женой, закрыл свою комнату на замок и

остался совсем один в небольшом волжском городке, куда некогда

забросила его судьба. Чтобы не сойти с ума от одиночества, он задался

целью найти себе простую добрую женщину, способную пожалеть и

принять его двенадцатилетнего сына, оставить которого на произвол

судьбы Володя был не в силах.

Ситуация усугублялась тем, что на дворе стояли лихие девяностые.

Заводы перешли на трёхдневную рабочую неделю, мизерную зарплату

давали раз в три месяца, и каждый выживал, как мог.

 

1.

Скандал с бывшей супругой начал забываться, но спустя две недели к

Владимиру на работу пришла бумага из милиции. Начальник, который

прекрасно знал все его домашние коллизии, для проформы провёл беседу,

ответил на милицейский запрос, и на этом инцидент, казалось, был

исчерпан. Только на душе у Володи появился очередной шрам, и мучила

досада, что так легко поддался на провокацию. Было ясно: в следующий

раз его по всем правилам – по суду – вышвырнут из квартиры на улицу или

состряпают, не дай бог, какое-нибудь уголовное дело – не он первый, не

он и последний. Надо было поскорее определяться с выбором новой

подруги и переселяться к ней. Жить рядом с бывшей становилось опасно.

 

Володя, будто Штирлиц в раздумье разложил перед собой оставшиеся

письма, три из которых были с телефонными номерами. Прошло довольно

много времени с момента их получения. Видимо поэтому по двум номерам

дозвониться не удалось. Зато по третьему женщина всё ещё ждала, и они

договорились о встрече.

 

Её звали Таня. В ранней молодости она вышла замуж за молодого

лейтенанта. Витя, Витенька, Витёк – именно так называла восторженного

парня его любящая супруга. Мотались они по дальним гарнизонам, пока не

направили бравого служаку в далёкий Афганистан, где разгоралась тогда

большая кровопролитная война. Около года Татьяна, обременённая двумя

малыми детьми, получала от него лишь скупые весточки в стандартных

армейских конвертах, и только однажды он приехал к ним в отпуск, да и то

на одну до ужаса короткую неделю. Ах, если бы она знала в те

достопамятные дни и ночи, какая беда грозит её возлюбленному, то не

отпустила бы его ни за что и никогда! Но так уж устроен этот мир: будущее

закрыто для нас. Мы можем только догадываться о том, что случится

завтра или спустя годы…

 

Молодой офицер вернулся в свою часть, а через несколько дней

душманы заперли в тесном ущелье и расстреляли в упор большой караван,

конвоируемый его подразделением. В первые минуты боя БТР старшего

лейтенанта подорвался на мине, и ему раздробило ступни обеих ног.

Спустя полчаса показались наши «вертушки». Моджахедов отогнали, и они

растворились в зелёной зоне, будто горные духи, оставив на дне

злополучного ущелья догорать разбитые машины и бездыханные трупы

уничтоженных ими людей. Тех, кто остался в живых, вместе с останками

умерших подобрали ребята из подоспевшего подкрепления.

 

Виктору не повезло. В Ташкент, где располагался военный госпиталь, он

попал лишь спустя несколько дней. Разбитые ноги сильно опухли, началась

гангрена, и хирургам ничего не оставалось, как отрезать ему обе стопы.

– Ничего, – успокаивал молодого офицера усталый пожилой врач, –

другие погибли, а ты, видишь, жив ещё. Сделают тебе новенькие протезы,

и будешь на них скакать, как весёлый молодой воробышек!

 

Но главная проблема Виктора оказалась даже не в этом. Очень жаль, но

не сумел старый хирург вместе с ногами вырезать из его головы всё то, что

увидел молодой воин в разрушенной войной стране. Дни новоиспечённого

инвалида проходили более-менее спокойно, но каждая ночь его была

наполнена баталиями. Он продолжал сражаться с врагами, в клочья

раздирая мокрую от пота подушку. Жена и дети были рядом, старались

успокоить безумного вояку, но война, на которой он стал калекой –

бессмысленная и беспощадная – не хотела отпускать своего верного

адепта. Квартира, хорошая пенсия – всё у него было. Только не мог Виктор

спокойно топтать эту Землю своими самыми совершенными на тот день

протезами.

 

– Ты пойми, – рассказывал безногий ветеран случайному собутыльнику,

изрядно приняв на грудь, – в аул идти можно только вдвоём-втроём, да

чтобы у каждого автомат и несколько рожков с патронами. Пошёл один –

сгинул, пропал без следа. А душманы… сегодня ты с ним дружбу водишь, а

назавтра – он за миномёт и в горы... Их нельзя победить, их можно только

перебить всех до единого. Но мы ведь не палачи...

 

Так и сгорел, не найдя себе достойного занятия, самоустранившись от

воспитания детей, от иных важных дел, молодой ещё человек. Его, как и

многих других ветеранов-«афганцев», в чужой стране научили убивать тех,

кого они называли душманами, то есть врагами. Но дома в мирное время

нельзя лишать человека жизни, кем бы он ни был, каким бы подлецом ни

оказался. И это вопиющее противоречие мучило, не давало покоя, и в

конце концов свело в могилу уставшего от жизни, а потому вечно

пьяненького ветерана той трижды проклятой афганской войны.

 

2.

– А я вас знаю, – сказала Таня, лишь только она увидела Володю. – Вы

приходили в наш магазин с сыном, ещё уговаривали его не покупать

второй картридж для игровой приставки.

– Да, было дело, – ответил Володя. – А вы, значит, работаете в магазине

«Подарки»? Что же, выходит вам теперь обо мне известно довольно много.

 

Он рассказывал о своих обстоятельствах, ожидая ответных признаний.

Но женщина не спешила открывать свою душу, и с некоторым даже

превосходством думала, стоит ли ей иметь дело с таким человеком, как

Володя? Сын – студент вуза – и дочь-старшеклассница беспокоили её всё

больше. Трёхкомнатная квартира, хорошая пенсия от военкомата – всё это

было, но своим материнским сердцем Татьяна чувствовала, что для

успешного жизненного старта детям нужна совсем другая опора, которой

мог стать новый муж – успешный и уверенный в себе человек. Способен ли

Володя сыграть эту роль? Наконец она решила, что время покажет, и,

прервав собеседника на полуслове, сказала размеренным, слегка

надменным тоном:

 

– Хорошо. Завтра суббота, мы будем мыться, убираться, сын приедет на

выходные. А в воскресенье – милости прошу, приходите.

Дежурная улыбка работника прилавка украсила миловидное лицо

Татьяны, и Володя понял, что на сегодня разговор окончен. Спустя пару

минут он обернулся, хотел ещё что-то спросить, но увидел, что она

непринуждённо беседует с подошедшей подругой, повернулся и пошёл

восвояси.

– Не очень-то я и нужен сей надменной особе, – пронеслась в его голове

крамольная мысль. – А сможет ли она принять моего Диму? Нет, не думаю,

у каждого свои проблемы…

 

3.

По привычке, ни на что особо не надеясь, наш герой зашёл на

главпочтамт. С момента публикации объявления прошло довольно много

времени, но ему вручили новое письмо. Повезло в том плане, что свидание

было назначено на сегодня, буквально через пару часов.

«Судьба? – промелькнула шальная мысль. – Посмотрим!»

Времени оставалось немного.

 

Женщина была красива. Но не той безупречной красотой, которую можно

увидеть на обложках дорогих глянцевых журналов, и не красотой пышных

улыбающихся всему миру русских красавиц. Нет, несмотря на

тридцатилетний возраст, несмотря на отсутствие хорошего воспитания,

образования, острого ума, в ней чувствовалась какая-то истинная

человеческая порода, превосходство над иными красотками, которые

могли бы с ней соперничать. Она нравилась мужчинам, знала об этом и в

определённых обстоятельствах могла бы очаровать любого. Звали её

Светлана, и познакомившись с Володей, дамочка сразу без стеснений

рассказала ему свою историю.

 

Ещё во времена туманной юности дружила она с парнем, который был

неформальным лидером, атаманом среди местного хулиганья. Однажды

после какой-то драки с поножовщиной его забрали в милицию, и лет через

восемь вернулся он из зоны авторитетным вором, а спустя небольшое

время стал главой местной уголовной братии – то ли смотрящим, то ли

просто «автором», Светлана в этом деле не очень разбиралась. В тюрьме

он получил прикольную кличку – Педаля. Так его звали все, и крутой

уголовник не стеснялся своего прозвища. Напротив, говорил иногда, что

вор без кликухи – это как свадьба без невесты.

 

Однажды зашёл он к Светлане – вроде бы случайно – пальцы все в

наколках. Сел за стол уверенно, по-хозяйски. А потом остался на всю ночь.

Благо, красавица только что развелась с первым мужем, а мать была в

отъезде. Всё случилось как-то само собой, будто по давно заведённому

порядку…

К середине девяностых во времена так называемого разгула демократии

и бандитизма Педаля стал вторым – альтернативным главой города. Жил он

в большой прекрасно обставленной квартире, но временами – под

настроение – переезжал к своей школьной подруге. И тогда Светлана и её

мать становились невольными свидетелями всех его тёмных дел и крутых

разборок, что было для них очень и очень неприятно.

 

На тот момент криминальные структуры постепенно подминали под себя

всё, что приносило хоть какой-то доход. После открытия «железного

занавеса» толпы «челноков» ринулись за границу, закупая и вывозя

оттуда всевозможные товары. Государство обанкротилось – полки

магазинов были пусты, но на некогда скудных колхозных рынках вдруг

появилось сказочное изобилие одежды, обуви и прочего ширпотреба – в

основном китайского и турецкого – по невиданно низким ценам.

 

Городской рынок новые хозяева жизни разделили на три части. Педаля,

как смотрящий от уголовников, контролировал первую, самую большую

треть. Доходы от второй – согласно договорённости – собирал его дружок

по кличке Смурной. Третья была милицейская, и менты наравне с братками

ходили по рядам, требуя у продавцов свою «законную» дань. Торговцы

понимали, что платят «за крышу», то есть за то, чтобы их никто не трогал,

и отдавали деньги без споров и эксцессов – будто подоходный налог

платили. Тем более один только вид этих новоявленных мытарей в

тюремных наколках наводил на них панический ужас. Зато воровство на

рынке сразу прекратилось.

 

Но бандиты – они и есть бандиты. Тем, кто отказывался платить,

поджигали дома, киоски, машины, а иногда убивали особо непонятливых и

непокорных. Делалось всё это открыто, в назидание другим, и запретить

уголовникам наводить свои порядки не мог никто. Фактически они сами

стали властью, так как переродившаяся, сидящая на голодном пайке

милиция самоустранилась.

 

4.

В тот день Педаля проснулся рано. Мать Светланы хлопотала, собирая

нехитрый завтрак, а невенчанная супруга вора всё ещё нежилась в

постели. Перекусив на скорую руку, смотрящий занялся делами. Сначала

он тут же за столом принял своего казначея, которому накануне братки

отдали выручку, собранную на рынке и у городских предпринимателей.

Следуя законам инфляции, часть денег Педаля распорядился положить в

банк, часть обратить в золото, а оставшееся – раздать пацанам в качестве

зарплаты.

 

Затем пред ясные очи Хозяина привели изрядно помятого с заплывшим

глазом мужичонку-предпринимателя.

– Вчера отказался платить. Пришлось его на ночь запереть, чтобы

подумал немного. А сегодня вот к тебе запросился, – пояснил

скороговоркой конвоир в ответ на вопросительный взгляд автора.

Ни слова не говоря, главарь уставился своими по-волчьи пустыми слегка

раскосыми гляделками в беспокойно бегавшие глаза должника. Мало было

на зоне даже самых отпетых бандитов, в чью душу не заползал ужас, когда

рассвирепевший Педаля вот так вот молча буквально испепелял

провинившегося зека своим пронзительным свирепым взором. Вот и

сегодняшний должник не выдержал испытания. Он вдруг как-то

замельтешил, заметался, отвёл свой взгляд и почти что запричитал,

заканючил, хлюпая разбитым носом:

– Ну, нет у меня сейчас ничего, не могу заплатить. Педаля! Пощади,

деток моих пожалей. Двое их у меня, малые они ещё!

 

Хозяин не проронил ни слова, и лишь молча сверлил неплательщика-

уклониста хмурым недобрым взглядом. А тот, чуть не захлёбываясь,

продолжал давить на жалость:

– На той неделе снял я деньги со счёта, оставил дома, ушёл. Главное –

никто ведь не знал. А они – дверь отжали, малых связали, рты им

позатыкали и в ванной заперли. Всё до последней копейки выгребли...

Мужичок хотел выматериться, но вспомнив, где находится, испуганно

зыркнул по сторонам и, слегка приободрившись молчанием Хозяина,

заговорил снова:

– Пожалей деток, дай заработать. Отдам! Ей-богу, все долги отдам!

Педаля молчал, выдерживая паузу. Потом заговорил тихо,

многозначительно, почти что шёпотом. И от одной только этой его манеры

негромко, но колоритно и объёмисто отливать полновесные речевые

обороты, мурашки пробежали по спине не только у должника, но и у всех

присутствующих.

– Воры, говоришь, к тебе пришли? Обокрали, значит? Деньги забрали?..

Ах ты, дурья твоя башка! Видать не уяснил себе ещё, где живёшь? Запомни

навечно, на всю оставшуюся жизнь заруби на своём сопливом разбитом

носу, что воры – они на то и воры, чтобы воровать!!!

 

Лицо Хозяина слегка побагровело от благородного гнева и наглых

обвинений этого ничтожества. Но он сдержался и продолжил тем же

негромким спокойно-уничижительным тоном:

– Деток, говоришь, обидели? Вот это плохо, здесь ты, фраерок, прав. Но

это не наши сотворили – век воли не видать! Мои пацаны малявок не

тронут – по понятиям живём. Эт, похоже, беспредельщики какие-то

залётные. Ладно, разберёмся с тобой. Иди пока домой, работай. Месяц тебе

отсрочки! И на счётчик его поставь, – обернулся он к казначею.

 

5.

Хозяин перешёл к другим делам, а Светлана, которая всё слышала через

неплотно прикрытую дверь, не находила себе места:

– Не могу я с ним жить, мама, – чуть слышно говорила она матери. –

Иногда бывает добрый, ласковый. А порой – хуже зверя. Так посмотрит,

что душа уйдёт в пятки.

 

– Сердцу не прикажешь, доченька, – отвечала ей пожилая женщина. –

Дело, конечно, твоё, но ты подумай: дом наш стал – полная чаша.

Обстановку сменили, одеты, обуты. Подарков, золота у тебя – как у

принцессы какой заморской. Что ещё не хватает?

– Любви мне не хватает, любви, – со слезами на глазах ответила

Светлана.

– И-и-эх, и где она, эта любовь? Я тебя одна растила, ни о чём таком не

думала, не мечтала…

– А я не хочу одна! Мне надо, чтобы он всегда рядом был, – со слезами

уткнулась в подушку Светлана. – У меня, похоже, ребёнок будет.

– Ну, и что же ты плачешь, глупая? – улыбнулась мать.

– А ты знаешь, что ему, как вору в законе, не положено иметь детей? Он

уйдёт, и как я без него жить буду, да ещё с маленьким? Мне браток

знакомый объяснил их блатные порядки.

 

Женщины посидели ещё немного, помолчали и, не сговариваясь,

обнялись и заплакали, заревели навзрыд. А что им ещё оставалось? Спустя

несколько месяцев Педаля всё же узнал, что Светлана беременна. С тех

пор он заходил к ней только один раз. Сказал ей, чтобы не расстраивалась

и рожала спокойно, а помогать он им будет. Ну, а остальное – уж как

получится.

 

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Дела у

Педали пошли наперекосяк. Залётные, ограбившие мужичонку, оказались

чеченцами, которые добрались даже сюда, в центр России. Они

контролировали соседнюю область и сделали серьёзную заявку на городок,

который Педаля считал своей вотчиной. Началась настоящая война с

кровавыми разборками, стрелками, убийствами из-за угла, сгоревшими

машинами и прочим беспределом.

 

Свои владения местным бандитам удалось отстоять. Чужаки отступили,

но на городском кладбище на самом видном месте появились новые

грандиозные памятники с дорогими мраморными надгробьями. Самого

Педалю «чечены» сожгли в его навороченном белом мерседесе, а на

могиле своего предводителя братва водрузила огромный четырёхметровый

крест, на котором было выбито его настоящее христианское имя. То самое,

что авторитетному вору дали когда-то старики родители. Ну не принято у

нас писать на могильных плитах лагерные кликухи убитых бандитов! Хотя,

любой и каждый скажет вам без обиняков, что под самым большим крестом

на кладбище покоится главарь местной ОПГ вор в законе Педаля…

 

6.

Ребёнка Светлане сохранить не удалось. Уж очень сильно она

переживала, когда хоронили обгорелые останки её невенчанного супруга.

А после неудачных родов – совсем заговариваться стала. Каждый сходит с

ума по-своему, и несчастная молодая женщина стала бояться всего на

свете, шарахалась от каждой тени. Ей казалось, что повсюду прячутся

враги, что за ней следят, хотят её поймать, убить, изнасиловать. Именно

поэтому она не подошла к Володе на первом назначенном им свидании.

 

Лечение помогло, но не совсем. Ведь врачи обычно устраняют лишь

последствия болезни, не задумываясь о причинах, её породивших. Вот так

и превратилась несчастная женщина в дикого зверька, загнанного в угол

ужасными жизненными обстоятельствами.

– Я зачитывалась вашим письмом, – говорила она Володе, когда шли они

рядом по тихой городской улочке. – Такие яркие проникновенные слова,

такие речевые обороты… Никто и никогда не писал мне ничего подобного.

Я поняла, что ваши мысли, изложенные на бумаге, идут из глубины

благородной души, а чувства продиктованы скрытой болью. Но в жизни так

много лжи! И я не хочу, чтобы меня обманули ещё раз. Именно поэтому я

не решилась сразу ответить незнакомому человеку. Пришла на свидание,

увидела вас издалека, проследила, узнала, где вы живёте, расспросила

соседей. А потом написала вам второй раз. Упустила время? Но лучше

поздно, чем никогда…

 

Володя слушал её длинные путаные речи, и ему всё больше хотелось

уйти, оставить эту несчастную испуганную женщину. Но он проводил её

домой, зашёл к ней и, подчиняясь законам гостеприимства, поужинал со

Светланой и её матерью. Потом молодая хозяйка ушла по делам на кухню,

а старая женщина очень коротко рассказала Володе её историю.

– Вы, пожалуйста, не относитесь к дочери слишком строго, не обижайте

её. Она и так исстрадалась сверх всякой меры. И не воспринимайте всё,

что она говорит, слишком серьёзно. После смерти мужа и потери ребёнка у

неё… как бы это сказать… с головой не всё в порядке. Я говорю вам это

сейчас потому, что вы всё равно узнаете рано или поздно, так лучше

сразу!

Немного помолчав, мать посмотрела в спокойные глаза Володи и, найдя

там нотки сострадания, добавила заговорщицки-просительно:

– Вы, мил человек, решайте сразу. Если нравится она вам, то

оставайтесь. А если нет – уходите. Ещё одну потерю Светочка не

переживёт, ей и первая нелегко далась…

 

7.

По дороге домой Володя никак не мог решить, к кому идти завтра, в

воскресенье. Светлана, конечно, красавица, слов нет. Но кто знает, как

повернётся её болезнь? Ведь, что ни говори, она пациентка психушки, и

понадобится очень много средств, душевной энергии, терпения и любви,

чтобы сделать её нормальным полноценным человеком. Деньги при

желании можно заработать, да и не нужны они ей. Всесильный Педаля,

весьма вероятно, кое-что им с матерью оставил. Но вот сможет ли он,

Володя, так полюбить её, чтобы ни словом, ни полунамёком не обидеть, не

оскорбить, не унизить? Вспомнилась история с бывшей женой, и сомнения

долго не давали покоя его истерзанной душе.

 

Татьяна – совсем другое дело – волевая, целеустремлённая натура. С ней

надо бороться, её надо покорять, ломать её сложившуюся психологию, да и

свою тоже. А в сорок лет притирка характеров – это очень и очень

непросто. И ещё неизвестно, уживутся ли два норовистых медведя в одной

берлоге? Можно, конечно, стать подкаблучником, но стоит ли? Кроме того,

надо будет искать другую работу, чтобы перекрыть выплату алиментов и

прокормить новую семью. Ехать на заработки? Не хотелось бы.

И что самое главное – Владимира не оставляла мысль о

двенадцатилетнем сыне. Как обеспечить его поддержку не в ущерб

интересам новой супруги? Да, в сорок лет выбрать невесту значительно

труднее, чем в восемнадцать!

 

Всю ночь Володя ворочался с боку на бок, но… трудно найти в тёмной

комнате чёрную кошку. Особенно если её там нет! Не по душе ему был ни

один из двух вариантов. Где-то на уровне подсознания он чувствовал, что

не сможет жить ни с домовитой Татьяной, ни с красавицей Светланой. Ну

не лежала у него душа к этим женщинам! И только утром при свете нового

дня наш герой-любовник решил, что никуда сегодня не пойдёт, а останется

дома и будет ждать приезда Кати. Ведь ей и её маленькой дочурке он

нужнее, чем этим обеспеченным красавицам. Володя улыбнулся, вспомнив

шутливое изречение: «Девяносто процентов всех проблем решаются сами

собой. Остальные десять – просто неразрешимы».

Пусть они с Катериной будут жить на съёмной квартире, пусть придётся

искать новую работу, пусть будет нелегко, зато совместно прожитые годы

сплотят их, сделают настоящей семьёй. А это самое главное. Так думал

Володя, понимая, однако, что жизнь – довольно сложная штука. И она –

эта чертовка, данная нам свыше – будто своенравная красотка, очень

часто вносит свои коррективы в планы даже самых умных, хорошо

знающих её людей.