1. Пассажиров в пригородной электричке оказалось немного, и Володя подсел к молодой симпатичной женщине, одетой с едва заметным шиком, но без излишеств. Точёный прямой нос, ярко- голубые с молодым блеском глаза, стройная фигура, подчёркнутая тёмно-красными брюками и пышной слегка приталенной блузкой, копна эффектных светло-песочных волос – таков был облик следящей за собой особы лет тридцати пяти. «Ничто так не красит женщину, как перекись водорода» – вспомнилась случайно обронённая кем-то фраза. Они разговорились. Женя так же, как и Володя, жила в небольшом городке на берегу Волги. Совсем недавно она развелась с мужем и теперь была свободна, будто ветер. Благо, детей у неё не было. Выйдя на платформу, они пошли рядом, продолжая болтать о чём-то отвлечённом и весьма далёком от обычных насущно- жизненных проблем. Затем красавица остановилась, сказала, что ей надо зайти к подруге, и как-то уж очень просто, искренне, по- домашнему спросила у своего случайного попутчика: – Пойдёшь со мной? – Нет, мне домой надо, – ответил он с сожалением. Мужчина ещё постоял немного, провожая печально- ностальгическим взглядом сию весьма необычную в данных обстоятельствах особу. Да, она произвела на него впечатление! И он с каким-то удивлением и даже радостью понял вдруг, что эта молодая красивая женщина сумела разбудить в его душе давно забытые чувства. Из глубокого небытия возникло, явилось на свет божий нечто такое, что довелось ему испытать лишь в годы ушедшей, но бережно хранимой в памяти туманной юности. Володя сделал несколько шагов, потом остановился, постоял немного в раздумье и вдруг, окончательно решившись, бросился вслед за новой знакомой. Но тщетно! Эффектная блондинка пропала, растворившись в нескончаемом лабиринте переулков вечернего города. А неудачливый ухажёр даже с некоторым облегчением направил свои стопы туда, где ждали его жена и двое детей. Семейная жизнь нашего героя находилась в весьма плачевном состоянии. Восемнадцатилетняя дочь его училась в одном из вузов областного центра, а двенадцатилетний сын – способный послушный подросток – не требовал к себе особого внимания родителей. Здесь проблем не было, но вот супруга... Память не зафиксировала, когда именно между близкими людьми, некогда любившими друг друга, пробежала вдруг чёрная кошка. Их дети выросли, и как-то незаметно, буднично, сам собой пропал, потерялся стержень, долгие годы скреплявший семью в единое целое, державший супружескую пару в одной упряжке. Слишком долго, обременённые каждодневными заботами, они стремились к тому, чтобы прокормить, воспитать своих малышей. Но цель была достигнута, напряжение спало, и оба вдруг поняли, что нет больше ни любви, ни согласия, ни желания продолжать опостылевшее совместное сосуществование. Вот только дети… Володя пришёл домой, поужинал и, как обычно, сел к телевизору, по которому теперь стали показывать нечто такое… непривычно-притягательное. Шла первая половина девяностых – время, когда так называемый культ секса и насилия медленно, но верно внедрялся в умы «дорогих россиян». В центре города в бывшем киоске «союзпечати» на самом видном месте хозяин поместил предельно натуралистическую картинку с изображением турецкого султана в бане. Владыка был окружён многочисленными жёнами и наложницами, которые, не стесняясь, ублажали своего повелителя. Женщины шарахались от этой мерзости, будто чёрт от ладана, дети удивлённо вскидывали глазёнки, а мужчины проходили мимо, слегка замедляя шаг и загадочно улыбаясь. Мол, ничего не поделаешь, на то она и свобода! Спал Володя один. Его супруга который год лечилась от женских болезней. Возможно, что и притворялась. Ему это было теперь абсолютно безразлично. С некоторых пор главу семейства больше не волновала ни её ложь, ни она сама. Все чувства давно умерли, перегорели, и жизнь под одной крышей с матерью своих детей означала для Владимира лишь суровую необходимость, не приносившую ему ни радостей, ни разочарований. Возможно потому, что о физической близости с женой, так же, как и о духовной, не могло быть даже речи. 2. Женька была довольна. Наконец-то она развелась со Славкой. Это было невыносимо – терпеть его пьяные выходки, следить за ним, отбирать водку, опекать непутёвого супруга и всего бояться. Детей у них не было. Поэтому поставить штамп в паспорте оказалось на удивление просто. Труднее было расстаться с мужем в реальной жизни. Славка состоял на службе у Педали – местного авторитета. Занимался сбором дани, следил за порядком в подконтрольных ему торговых точках, принимал участие в «стрелках» и иных бандитских разборках. Жил легко, не думая о будущем, относился ко всему, включая свою подругу, чисто потребительски, с холодком. Поначалу Женьке нравилась такая свободная лихая жизнь. Но однажды Славку порезали ножом – не успел вовремя увернуться. Раны были глубокие, лежал бедолага без сознания, а Евгения боялась отойти от больничной койки, не могла оставить его даже на несколько минут. Сидела и безотрывно смотрела на мучения самого близкого для неё человека, думала о своём. Вот тогда-то и поселился в её истерзанной душе гнетущий безотчётный страх, постоянное неотвязчивое беспокойство. Больной со временем поправился, но заниматься прежними делами больше не мог. Так сказать, выбыл из строя по состоянию здоровья. Бандитам пенсия не положена, а потому о сытой разгульной жизни пришлось забыть. Поначалу друзья заходили к нему иногда, подбрасывали деньжат, а когда со временем помощь братков-подельников иссякла, Славка начал пить. Опускался всё ниже и ниже. Сначала супруги продали квартиру и переехали жить к Женькиной матери, потом он связался с ворами- домушниками и время от времени отправлялся с ними на «гастроли» в соседние города. Но однажды, не выдержав этой пытки, издёрганная до последней степени Женька подала на развод. О, если бы в ЗАГСе ставили штамп не только в паспорт, но ещё и в душу! Евгения очень старалась, но так и не смогла вычеркнуть из памяти лучшие годы своей жизни, проведённые со Славкой. Он всегда был рядом с нею – во сне и наяву. Она по- прежнему ждала его с «гастролей», понимая, что, скорее всего, её бывший муж-налётчик не вернётся к ней больше никогда. От безысходности заходила иногда к его сестре Валентине, с которой дружила ещё со школы. Хотела узнать хоть что-нибудь: где он, с кем он? Вот и в день их первой встречи с Володей Женька направлялась именно туда. Несомненно, она по-прежнему любила своего ненаглядного. За что? Да просто так, как способны любить женщины только у нас в России. 3. А Владимир с наслаждением вспоминал подробности знакомства со случайной попутчицей, которая почему-то вдруг сразу запала в его истерзанную домашними неурядицами душу. Всё в этой женщине представлялось ему прекрасным: глаза, улыбка, независимая манера держаться. Он думал о ней и мечтал увидеть её снова. – А как же семья, дети? – не давала покоя недремлющая въедливая совесть. – А почему бы и нет? – возражал вкрадчиво-соблазнительный внутренний голос. – С женой ты почти не живёшь, тебе уже за сорок, не за горами старость. Тем более – сейчас такое время, сейчас всё можно. Пока ещё можно! Подумай, ведь жизнь проходит. Проходит мимо тебя! И эти льстивые крамольные мысли всё чаще одерживали верх над врождённым чувством долга… долга перед детьми, но никак не перед опостылевшей лживой супругой. Володя трудился в областном центре, Женька тоже. Он специально подгадывал так, чтобы ехать с ней на работу в одной электричке, и спустя месяц эти полчаса, проведённые рядом с молодой симпатичной женщиной, стали для него величайшим наслаждением, своеобразным наркотиком, без которого он буквально не мог существовать. Каждое её слово, улыбка, поворот головы, манера вести беседу – всё это надолго откладывалось в памяти влюблённого мужчины. Днём и ночью он обдумывал и анализировал каждую мелочь, любой нюанс беседы, чтобы дойти до сути, понять, почему она сделала именно так, а не иначе, почему обронила какую-то фразу, почему улыбнулась. В своих фантазиях он называл её любимой, но в реальной жизни было несколько иначе. Человеческая натура такова, что редко кто довольствуется достигнутым. Всегда хочется чего-то особенного, необычного, и очень трудно остановиться в своих желаниях. Владимир искал новых встреч и средств общения. Он проследил, на какой электричке Евгения возвращалась домой, и лишние полчаса рядом с нею – это было истинное блаженство для семейного сорокалетнего мужчины, который вдруг превратился во влюблённого восторженного юношу. Проводы домой, разговоры обо всём на свете, а однажды – о, счастье – она пригласила его к себе, чтобы познакомить со своей матерью – плотно сбитой добродушной пожилой женщиной, которую звали Тётя Шура. Володя ей понравился, но с Женькой отношения почему-то складывались, как говорится, через пень- колоду. Любое слово, сказанное ей поперёк, вызывало у этой экзальтированной, до предела издёрганной особы целую бурю эмоций. Она то приближала его к себе, то гнала прочь так неистово, что несчастному влюблённому становилось не по себе. Однако он готов был терпеть от неё всё что угодно, потому как весь смысл его жизни был теперь сосредоточен в этом прекрасном, совершенном, но весьма своенравном творении Всевышнего. Она могла привести его домой, усадить на лучшее место, говорить ласковые и даже нежные слова, а напоследок бросить сурово и беспричинно: – Я не хочу тебя больше видеть. Ни сегодня, ни завтра, никогда! И если на следующий день Володя, как обычно, пытался подойти к ней, глаза её становились злыми, и дело едва не доходило до истерики. Потом всё постепенно налаживалось, а однажды в переполненной электричке, сверля его своим бешеным взором, Женька прокричала, не обращая внимания на окружающих: – Уходи, я люблю только его – моего дорогого, единственного мужа! Он один у меня на всём белом свете! Несколько дней после этого Володя был сам не свой. В ушах звучали обидные несправедливые слова, в глазах горело отчаяние, а сам он безуспешно пытался проанализировать свои действия и понять, в чём состоит его ошибка, что он сделал не так? С тех пор они сидели в разных концах вагона электрички. Она обычно отворачивалась к окну, а он безотрывно смотрел туда, где призывным огнём горела такая близкая и родная, но ужасно далёкая и недоступная для него копна её соломенно- жёлтых волос. 4. Тем временем жена Володи, озадаченная частыми отлучками благоверного, получила упреждающий сигнал от одной из своих подруг. Даже в лучшие времена за Владимиром постоянно кто- нибудь наблюдал по её поручению – на службе, в саду, на улице. Так, на всякий случай! А узнал он об этой слежке от женщины, с которой они вместе работали. Однажды через третьи руки ей предложили проследить за Володей, чтобы тот, не дай бог, не завёл себе любовницу. Сотрудница эта до глубины души возмутилась беспардонной наглостью супруги Владимира, а своё негодование высказала, не скрываясь от сослуживцев. Начались разговоры, сплетни, пересуды. Володя мучился. Ему было ужасно больно, противно, стыдно за свою вторую половинку. Он устроил дома большой скандал. А когда страсти немного улеглись, хитрая бестия, с которой ему приходилось жить, снова взялась за своё чёрное дело. Так бы и тянулась эта липкая паутина лжи, если бы отлучённый от супружеского ложа муж в один прекрасный день не повстречал Евгению. Любовь не терпит лицемерия, и Володя даже немного обрадовался, когда вдруг открылась его чисто платоническая связь с молодой красавицей. Собственно, он и не хотел ничего скрывать от супруги. Понимал, что рано или поздно придётся менять ориентиры, уходить от беспросветной лжи и подлости. Ведь если нет любви, если пропало взаимное уважение, то лучше развестись – хотя бы ради детей. Что может вырасти из ребёнка, если ежедневно и ежечасно он будет видеть в семье лишь только злобу, вражду и ненависть? Некоторые обеспеченные пары расходятся цивилизованно. Однако бывшая супруга Владимира устроила ему сущий ад – с разборками, провокациями и обвинениями во всех смертных грехах. Только поздно она спохватилась. Новая любовь захлестнула сорокалетнего мужчину через край, и все эти околосемейные дрязги стали для него чем-то зыбким и нереальным, будто вчерашний сон… Женька сама подошла к своему воздыхателю, как бы извиняясь за то, что так несправедливо его обидела. Но он заранее простил все её выходки на десять лет вперёд, и теперь жизнь его, наконец, наполнилась смыслом, а сердце громко стучало в груди – гнало восторженную кровь по жилам. Ещё бы! Ведь любимая снова была рядом! Всё стало по-прежнему: поездки в электричке, долгие проводы, разговоры ни о чём, расставания у калитки. Будто назло всем законам природы ушедшая юность вернулась в их обременённые излишним жизненным опытом истерзанные души. Однажды в выходной день Володя вызвался помочь Евгении сделать кое-что по хозяйству. Жила она с матерью в своём доме, и как только с ремонтом было покончено, красавица собрала на стол и вынула из холодильника бутылку водки. Не то чтобы Володя совсем не пил, но ослепительная вспышка запоздалой любви радовала и пьянила его сильнее, нежели рюмка водки хронического алконавта после длительного воздержания. Кроме того, возвращаться домой подшофе ему было крайне нежелательно – бывшая супруга из меркантильных соображений и вредности характера в любой момент могла привести участкового. Несколько приводов в милицию, суд и выселение – такая перспектива не устраивала опального супруга. Вот и приходилось ему воздерживаться. Замечу, что в лихие девяностые водка была доступна, как никогда. Пили помногу, спивались целыми семьями. Но Володя не допускал даже мысли о том, чтобы Женька – его светлый ангел – была подвержена этому ужасному пороку. А увидеть её в подпитии… нет, это могло привести к крушению всех его радужных надежд и призрачных иллюзий. Поэтому, уже сидя за столом, он заметил: – Зачем принесла? Убери бутылку. – А без неё ничего не получится, – с улыбкой ответила красавица. Всё было ясно без слов. Выпили за любовь, закусили, от волнения кусок не лез в пересохшее горло взволнованного гостя. Будто в замедленном кино, взял он её за руку. Аккуратные точёные пальцы казались верхом совершенства. Комок подкатил к горлу, стало трудно дышать. – Что-то ты вдруг притих, – улыбнулась Женька, скрывая волнение. Он молча обнял её, поцеловал. Прекрасное, милое сердцу тело обожгло теплом и невиданным совершенством. Володя задыхался от страстного желания обладать… Мгновения тянулись целую вечность, предваряя грядущее вожделенное блаженство. Но вот сквозь жаркий пыл сердец счастливый любовник вдруг ощутил леденящий холод! Её руки, её лебединые крылья из мягких и податливых вдруг стали жёсткими и упругими. Женька с силой оттолкнула его от себя, села на кровати. Володя не сопротивлялся. Дрожащими руками надевая халат, она шептала, плакала, причитала, будто молилась тому, кого любила больше жизни: – Нет, нет и нет! Только он! Никто на свете не заменит мне моего… родного… любимого… единственного… Открыв ящик стола, она достала старенькое изорванное фото и целовала его в исступлении со слезами на глазах, будто не было рядом Володи, будто осталась она одна в этой наполненной солнечным светом комнате. А с фотографии улыбался ей весело и самодовольно… молоденький браток из местной ОПГ. 5. Можно себе представить, в каком состоянии вернулся домой наш влюблённый герой. Он заперся в своей комнате – от греха подальше – достал некогда припасённую бутылку водки, плеснул в стакан, выпил, потом ещё и ещё… На следующий день голова его раскалывалась от боли, и бедолага едва доплёлся до электрички. Женьки не было. Не пришла она и через день, и через два, и даже через неделю. «Как же так? Почему она не ходит на работу? Заболела? Случилось что-то страшное?» – эти мысли сверлили голову Владимира, щемили его одиночеством, не давая покоя ни днём, ни ночью. После долгих раздумий и терзаний он наконец решил узнать, в чём дело. Всё ещё сомневаясь, сначала прошёл мимо заветной калитки, потом вернулся и решительно нажал на кнопку звонка. Появилась Женька – улыбающаяся, весёлая. Она впустила гостя во двор, но домой не позвала: – Володя, мой муж вернулся. Я так рада! Мы помирились, он обещал исправиться, теперь у нас всё будет хорошо. И если ты меня любишь, то не должен сердиться, – затараторила она, не давая опомниться остолбеневшему от такой сногсшибательной новости гостю. Из-за её спины, будто крадучись, появился разрисованный тюремными татуировками молодой – лет тридцати – мужчина, почти что парень. Нагловатая улыбка играла на его розовом, разгорячённом от алкоголя лице. Славка поздоровался с растерянным Володей, отвёл его в дальний конец двора и заговорил так, будто они были сто лет знакомы: – Я слышал, ты тут приходил без меня, приставал к ней. Хочешь мою жену?.. Ну, говори, смелее! Скажи, что хочешь! Володя молчал. Все чувства покинули его. Он отчётливо понимал, с кем имеет дело. Знал, что в присутствии подобных персонажей лучше не произносить лишних слов, ибо слова эти зачастую могут стоить жизни неопытному переговорщику. Тюремщик – так иногда называли бывших зеков – был одет просто, по-домашнему. Синие купола и прочие прелести лагерного татуировочного искусства вечным клеймом покрывали его тело, загорелые кисти рук. Часть широкого шрама с фиолетовыми краями виднелась из-под простецкой майки советского покроя. И наглая пьяненькая улыбка на бледных губах – всё это кого угодно могло довести до полуобморочного состояния. – Да, понравилась тебе моя жена. Вижу, что понравилась! – продолжал он всё в той же манере добродушного циника. – А я ведь не возражаю. Плати, и пользуйся на здоровье. От неё не убудет! Гони денежки, друг, а ей ничего не скажем. Согласен? Володя молчал. Хотелось кричать, махать руками, но язык одеревенел, и сил не было. Только расширенные до предела глаза его немигающе упёрлись в наглую морду этого говорливого жизнерадостного чудовища. Пауза тянулась до бесконечности, а лицо безмолвно остолбеневшего гостя вдруг начало неспешно покрываться крупными багровыми пятнами. Но тут подоспела Женька. Она без видимого усилия отвела своего бывшего супруга в летнюю кухню и вернулась назад. – Я его убью! – эта отрывистая фраза с трудом просочилась сквозь плотно стиснутые зубы Владимира. – Только попробуй! Я тебе глотку за него перегрызу! – вполне серьёзно и с вызовом ответила красавица. – Он инвалид, у него все кишки ножом изрезаны! Не смей даже думать об этом! Так же умело, как и мужа, она выпроводила за ворота незваного гостя, дальнейшее пребывание которого здесь грозило бедой. На этом инцидент был исчерпан. 6. С некоторых пор у влюблённого джигита появилась печальная традиция возвращаться из гостей в подавленном состоянии. Немного придя в себя, он проанализировал то, что случилось, и твёрдо решил больше никогда даже близко не подходить к Женьке, к её дому, к её так называемому мужу. В конце концов, какое ему дело до всего этого? Её жизнь, её семейные отношения. Пусть хоть на головах ходят! Сказано – сделано. Теперь на работу бывшие друзья- любовники ехали в разных вагонах электрички и всячески избегали друг друга. Так продолжалось около месяца. Володя выдерживал характер, но душа его не хотела мириться с этим надругательством над личностью. Многострадальная, она стонала от невыносимой боли и буквально требовала, чтобы гордый джигит искал пути примирения с тем идеалом, который навечно поселился в его горячем любящем сердце. В русском языке есть такое меткое слово «сохнуть». Вот и Володя не пил, не ел, но лишь только думал и мечтал исключительно о своей единственной и несравненной. Днём и ночью он буквально сох по ней. Как рюмка водки для алкоголика, как глоток вожделенного сигаретного дыма для заядлого курильщика – Женька нужна была ему, будто воздух. Невыносимая боль и ревность мучили его, когда он видел вдали, на противоположном краю платформы её соломенно-белую головку. Ту, которая со временем стала мерещиться влюблённому рыцарю повсюду. Это было просто наваждение! Заметив мелькнувший где-нибудь вдалеке до боли знакомый оттенок женских волос, бедняга готов был бежать за призрачным видением куда угодно – хоть на край Земли. Приятели и сослуживцы, встречая Володю, спрашивали: – Что с тобой, ты не болен? И он, пытаясь притушить фанатичный блеск своих печальных глаз, сгонял с лица ставшее привычным выражение вечной скорби, изображал подобие улыбки и отвечал какой-нибудь дежурной фразой – лишь бы оставили его в покое. О нормальном питании говорить не приходилось, и сорокалетний мужчина худел буквально на глазах – стал лёгким, как пушинка. Его импульсивные действия больше не поддавались логическому осмыслению, но были подчинены одному ярко выраженному желанию – встрече с любимой. Однако вся трагедия сложившейся ситуации заключалась в том, что Володя запретил себе даже думать об этом. Единственное, что он мог – это наблюдать издалека за своим идеалом. Причём, он отчётливо понимал, чувствовал сердцем, что без этой последней отдушины жизнь для него теряла всякий смысл. И вот однажды, опаздывая на электричку, он случайно сел в один вагон с предметом своего фанатичного обожания. Поезд был забит до отказа, Владимир стоял в тамбуре, и вдруг… Он даже не увидел, но буквально почувствовал, что его обожаемый ангел находится где-то здесь, рядом. Возможно, за перегородкой, отделявшей тамбур от переполненного душного вагона. Несчастный смотрел прямо перед собой и как-то совершенно неожиданно разглядел в тёмном стекле закрытой выдвижной двери… себя, своё отражение – убогую карикатуру на то, что он привык видеть в зеркале, что наблюдал совсем недавно – несколько месяцев назад. Сверкающие с сумасшедшим блеском глаза, казалось, светились в полумраке. Щёки ввалились. Худое и бледное, измождённое хроническим недоеданием лицо, будто мерзкая рожа вурдалака, мерцало в неровном свете заросшего грязью светильника. Глубокие складки вдоль носа, опускаясь вниз, придавали небритой физиономии Владимира выражение дикое и потустороннее, почти неземное. Мурашки пробежали у него по коже, и вдруг ему до ужаса стало жалко себя, свою непутёвую жизнь, детей, Женьку... Слёзы навернулись на глаза, затем потекли по щекам, стали капать на грязный пол. А спустя несколько минут беззвучные рыдания глухо сотрясали его осунувшиеся худые плечи. Несчастный мужчина ладонями прикрывал мокрое от слёз лицо, чтобы кто-нибудь из спрессованной в единое целое толпы пассажиров не заметил его слабость, не осудил и не осмеял эти непонятные для непосвящённых нечеловеческие страдания. Но вдруг совершенно неожиданно дверь открылась, и – о, ужас – прямо перед его воспалёнными от слёз глазами стояла Женька. Некоторое время она смотрела на него недоумённо, потом протиснулась, взяла за руку, начала успокаивать... Выйдя на платформу, они опять, как когда-то давно, пошли рядом. Но сейчас – Володя чувствовал это почти физически – их разделяла стена отчуждения и непонимания. Евгения говорила, что она уволилась с работы, что больше он её в электричке не увидит, что ему надо отдохнуть, поправиться, что всё будет хорошо. Володя слушал, соглашался, но думал совсем о другом. – Нет, ты не понимаешь?! – воскликнул он в унисон своим мыслям. – Он хотел мне тебя продать! Он не муж твой, мужья так не поступают. Он… он… твой сутенёр! Подумай! Тебе не место рядом с ним. Ведь люди всё видят. Неужели ты согласна на такой вселенский позор? Опомнись!!! Услышав это, Женька замедлила шаги, остановилась совсем. Володя тоже. Потом её вдруг передёрнуло, будто током, после чего, ни слова не говоря, она резко повернулась и пошла куда-то в сторону, не разбирая дороги... 7. И опять одиночество. Страшное, жуткое, беспросветное. К этому моменту жена Володи с помощью своих судейских подруг оформила развод. В суд Владимир не пошёл, чтобы лишний раз не трепать нервы. Но и жить с этой лживой скандальной особой у него не было больше сил. Приходили её родные, знакомые. Пугали, уговаривали, а потом завели на него судебное дело об оскорблении, избиении, ещё о чём-то диком и несуразном. Плохо только, что родни у одинокого мужчины в этом городе не было, другого жилья тоже. Поэтому приходилось терпеть и не обращать внимания на выходки бывшей супруги. – Ты с ней поосторожнее, – учил его знающий товарищ. – На зоне половина мужиков из-за баб сидят! Большую волю дали нынче женскому полу. Володя внял этому совету: поставил замок на дверь в свою комнату и сузил общение с теперь уже бывшей семьёй до минимума. К нему приходили милицейские чины, вызывали для бесед, он вынужден был собирать множество справок, характеристик и прочая, и прочая, и прочая... Можно было бросить всё к чёртовой матери и уехать – куда глаза глядят, но сыну было всего двенадцать лет, и он не мог оставить ребёнка на произвол судьбы, совесть не позволяла. Говорят, что время лечит любые душевные раны. Может быть и так, только ведь эффективность любого лекарства во многом зависит от дозы. И никто не знает, сколько недель, месяцев или даже лет надо ждать и терпеть, чтобы стало хоть немного легче. Потянулись выматывающие душу серые будни. На дворе стояла чёрная осень. Снег ещё не выпал, было холодно, сыро, тоскливо. Постепенно Володя начал привыкать к этой беспросветной серости, и ему казалось, что так будет всегда. Но вот с неба полетели белые мухи, и стало чуточку светлее. К концу декабря выдалось несколько солнечных денёчков. Белый ковёр на улице блестел и искрился, на окнах появились замысловатые зимние узоры, а до Нового Года оставалось совсем немного. Владимир был на работе, когда его вызвали по телефону к проходной. Выйдя на улицу, он не сразу поверил своим глазам. У вахты стояла, улыбаясь, будто ясное солнышко… она, Женька! И тут же, будто по волшебству, канули в никуда все его мучения, терзания, чёрные мысли. Он снова держал её за руку, и они говорили, говорили, говорили… Оказалось, что Славку в очередной раз забрали в милицию, Евгения несколько раз носила ему передачи, а Володю она хотела познакомить с хорошей женщиной, своей подругой. Этим же вечером они договорились идти к ней. – Только надо будет что-то купить, – заметила Женька, – Ну, и бутылку обязательно для знакомства. Вечером друзья-любовники сидели за столом в доме Валентины, родной сестры Славки – того самого. Если бы Володя заранее знал об этом, он бы не пошёл сюда никогда. Но случилось то, что случилось. Тем более, для него всё это было не так важно. Главное – он находился рядом со своей ненаглядной, смотрел в её светлые очи, болтал с ней, о чём придётся. Валя жила в своём доме с семилетним сыном. Муж, по её словам, не так давно погиб в автокатастрофе. О том, что он действительно был у неё когда-то, напоминали огромные сапоги в прихожей. Кроме того, дом, сад и огород находились в идеальном состоянии. Предыдущего жениха Валентина выгнала за рукоприкладство и теперь искала нового. Пришёл кто-то из соседей. Сели, выпили, закусили. – У меня не сорок пятый размер обуви, – балагурил Володя, – я тебе не подойду. – Да ну, может, и подойдёшь, – в тон ему отвечала Валентина. – Просто ты не знаешь, что я ясновидящая. Мысли у мужиков только так угадываю! Насквозь вашего брата вижу, и тебя могу просветить, если попросишь. У меня в левом глазу рентгеновский аппарат встроен, а в правом – УЗИ! – Ты не из цыган, случайно? – улыбнулся Володя. – Нет, но ручку можешь позолотить, – расхохоталась разбитная хозяйка, глядя на гостя оценивающе. – Таак, значит, вижу, вижу, вижу. Это о тебе поговорка: «Седина в бороду, а бес в ребро». Знавала я таких. Свёкор мой покойный в сорок лет, помнится, похлеще твоего куролесил! Такие, блин, кульбиты выделывал, рассказывать стыдно. Вот и тебя тоже бес в ребро тычет! Для убедительности она ткнула гостя в бок своим маленьким пухлым пальчиком, и вся компания весело захохотала. А Володя подумал, что, в сущности, Валентина права. Жил он себе спокойно, ни о чём таком не думал, но вот пришло время – кризис сорокалетних – и понесло его, будто соломинку бурным потоком, затянуло в первый подвернувшийся водоворот. И что теперь делать, куда плыть дальше? Сие не ведомо никому. Но одно он знал точно: к прошлому возврата нет, а с бывшей придётся расстаться. Тем более – после того, что она устроила ему на прощанье. Кто сможет оценить глубину пропасти, разверзшейся между двумя некогда близкими людьми? Не расскажешь этого и не объяснишь никому. Чужая семья – потёмки. Совсем стемнело, когда они с Женькой вышли на улицу. Мороз крепчал, и белый пушистый снежок хрустел под ногами. – Ну, как невеста? – спросила Женька. – Я тебя люблю, – глядя на неё, серьёзно ответил Володя. – Не смей даже думать об этом, – строго взглянула она на него. – Я тебя познакомила, теперь к ней иди! Вы будете счастливы. А моя судьба – следовать за мужем. Хоть за тридевять земель, куда угодно. Их в соседнем городе взяли. Скоро суд, там скажут, в какой колонии ему отбывать. Славка больной, ему усиленное питание нужно. – Женя! – только и смог вымолвить со слезами на глазах Володя. – Всё, молчи, а то опять, – на полуслове сама себя оборвала Евгения… – И прощай. Будь счастлив! Она повернулась и быстро пошла по пустынной улице. Володя смотрел ей вслед. Слёзы текли по его щекам… Продолжение смотрите на моей страничке. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
