- Ну, наконец, поверил! - Да, - выдохнул я. - Или тебе еще нужны какие-либо демонстрации? Ужасы ада, блаженство рая. Могу также показать свои хвост, рога, копыта. С собой я их не взял, чтобы тебя не испугать, но если пожелаешь, я мигом смотаюсь за этими атрибутами. Нет? Ну, тогда высказывай свое пожелание. Ты же хотел славы, известности? - Да. - Давай обсудим, какой славы. Всемирной? - Ну, - я не знал, что и сказать. - Пресли? Хемингуэя? Эйнштейна? Петь умеешь? Нет. Писать? Тоже нет. Образование у тебя слабое, кончил заочный институт. Ну, что ты умеешь? Чем ты интересуешься? Выпивкой, женщинами, в домино умеешь играть. На концерты ходишь, слушаешь всякую попсу, - дьявол сплюнул, - что еще? - Вроде больше ничего. - Итак, о всемирной славе не мечтаем. Теперь, чем потешить твое тщеславие: разбой, массовые казни, убийства, я имею в виду Гитлера, Сталина, Чингиз-хана. - Ты, чё, - возмутился я. - Тогда слава гуманиста, спасателя людей, отдавшего свою жизнь за … - Слушай, - пришлось его остановить, - я похож на мать Терезу? - Нисколько. Тогда остается скандальная известность. - Я вспомнил одного политического деятеля, пьющего, кидающего стаканы в оппонента, дерущегося с женщинами. - Понял, - сказал дьявол. – Остановимся на этом типе славы. Теперь надо разумно ограничить круг твоих почитателей. Может твое тщеславие удовлетворится знакомыми и соседями? Будут о тебе говорить с восторгом. - Знаю я их восторги. – Ответ мой прозвучал недовольно. - Ну, скажем, круг почитателей из ста человек? - Тоже мне круг, - сказал я. - Ладно. Представь себе переполненный зал. И все без исключения от тебя в восторге. А это почти тысяча человек. Я вспомнил, как девицы сходят с ума на концертах, срывают с себя кофточки, лифчики, размахивают ими. В общем, одержимые. С ними певцы что хочешь смогут сделать. Дьявол внимательно следил за моими воспоминаниями. - Подведем итог, - сказал он, - слава скандальная, почитателей достаточно много. Теперь твое занятие. Чем ты наполнишь свое тщеславие, чем порадуешь своих фанов? Есть предложения? - Уже обсудили, - буркнул я, - ничего особенного не умею. Может кулинария? - Я знаю, ты умеешь отрезать на закуску от батона кусок колбасы, и рукой отломить горбушку хлеба. Ты полагаешь, что это достижение в кулинарии? Хотя, подожди, работа желудка, так, так, а что, может получиться. Ладно, пора приступать. Я только что был дома, на кухне. Напротив, за столом, сидел мой необычный гость. Разговаривали. И вдруг, мгновенно, я оказываюсь в другом месте. Помещение очень высокое, все стены затянуты цветным шелком. Своего рода портьеры от потолка до пола. Они колышутся как от слабого ветерка или сквозняка. Скрытые лампы ярко освещают шторы, и уходящий ввысь потолок. Я в центре этого помещения, сижу на унитазе, брюки и трусы спущены до пола. Мои голые ноги с синеватыми прожилками вен и редкими волосами безжалостно и ярко освещены. Спазмы в животе идут одна за другой с небольшими перерывами. Вокруг меня и запах и звуки вполне соответствуют процессу. Нахожу в себе силы прошептать: - Ты, что же, сволочь, дьявол тебя побери, со мной делаешь! - А все, как заказано, - раздается шепот дьявола в голове, - и, между прочим, требование, чтобы я сам себя побрал, является абсурдом и нонсенсом. Впрочем, не будем обсуждать тонкие лингвистические проблемы. Давай начнем. Тут начался такой спазм в желудке, и пошел такой процесс, что я на секунду отвлекся от окружающего. И обратил внимание уже тогда, когда шторы раздвинулись, и я увидел глаза сотен людей. Шторы были театральным занавесом. |