Приехал дядя Мирон, остановился у нас. Увидел меня, осмотрел, лицо его выразило удовольствие. Видимо, моей фигурой. Я ему тут же стал рассказывать о техникуме.

- Погоди, - сказал дядя Мирон, - наговорюсь с отцом, потом возьмусь за тебя.

 

За ужином дядька потребовал подробности моего обучения. Я заторопился. Надо было рассказать о многом. О нашем классе, и о том, что сказал педагог, и как реагировала завуч техникума, и куда мы ездили. В общем, тысяча мыслей вертелась в голове, наступая одна на другую. Дядя Мирон меня слушал внимательно. Весь вечер. Отец и мать так не слушали. Только я начинал рассказывать о своих успехах, как тут же они переходили на домашние темы, а мне обещали выслушать меня попозже. А отец пару раз посоветовал мне записывать все, что я хочу сказать. Я попробовал. Получилась такая тухлятина, что с этими листочками даже в туалет сходить было стыдно.

 

Наутро мы остались дома одни. У меня была водительская практика днем, а дядя Мирон вообще никогда не спешил, даже на поезд. У него и так все прекрасно получалось.

Глядя на меня, он задумчиво сказал:

-Фигура хорошая, спортсмен, девчонки должны за тобой бегать, а не бегают.

 

Я проглотил желание начать рассказывать о секциях, в которых занимаюсь, но осекся. Последние слова дяди меня задели.

-Почему не бегают? Удивляешься? И что интересно, начинаешь клеить деваху, все в порядке, а потом она вспоминает о делах, так? И на следующее свидание тоже не является. Ты, поди, еще девственник.

Я покраснел и мотнул головой. Интересно, как дядя Мирон мог догадаться, он же меня ни о чем не спрашивал.

 

-Скажи мне, как тебя за глаза кличут, каким обидным словом?

-Не так чтоб обидным, балаболом называют, я слышал. Вот когда на практику идешь, а группа уже собралась возле двери…

-Детали, - сказал дядя Мирон, - помолчи и слушай. Ты не просто балабол, ты болтун без чувства меры, без умения рассказывать, без продумывания, чем завершится твоя речь. Ты не успеваешь сообразить, как твой язык подхватывает чужую мысль или информацию, и повествует слушателям скучную историю, произошедшую с неизвестными им твоими скучными знакомыми. Хотя, конечно, это ты делаешь их скучными своим нудным рассказом.

 

Я хотел возразить, но дядя Мирон махнул рукой.

-К примеру, вчерашний вечер: разве ты поинтересовался делами гостя? Нет, ты только гундосил о своей учебе, скучно, нудно, упоминая преподавателей, которых я не знаю. Бог с ними, что не знаю, но я не смогу сейчас повторить что-либо о них. Абсолютно бесцветные персонажи, а на самом деле это не так. Вот я помню своих учителей: один из них дрался линейкой, другая почесывала пах об угол стола, и вся группа была заворожена ее диктовкой под аккомпанемент ее ритмичных колебаний на цыпочках. Очаровательно, правда?

 

Я говорю уже более пяти минут, и за это время ты раз десять открывал рот, чтобы перебить меня. Это говорит о том, что ты меня не слушаешь. Ты ждешь перерыва в моей речи, чтобы всунуться со своими замечаниями. Кстати, если подумаешь, абсолютно ненужными и тоскливыми.

 

Теперь вопрос, хочешь исправить такое печальное положение, хочешь, чтобы в группе тебя начали уважать, а девочки за тобой бегать?

-Конечно, хочу, - ответил я, - еще бы, вот когда я выхожу после секции…

 

-Не хочешь, - твердо сказал дядя Мирон. - Если бы захотел по настоящему, то не начинал бы свою обычную тягомотину. Кстати, вспомни, был ли случай, когда ребята в группе отнеслись к тебе с интересом?

Я задумался. Совсем недавно я обнаружил, что многие парни с удовольствием занимали на занятиях место рядом со мной. У меня был кошмарный ларингит, я почти не мог разговаривать, так больно было напрягать горло. И я рассказал дяде Мирону этот случай.

 

-Вот видишь, стоило тебе помолчать, пусть даже невольно, как к тебе стали относиться лучше. Что отсюда следует? Надо перестать балаболить. Конечно, это легко советовать, а как практически выполнить это? Пожалуй, я попробую тобой заняться.

Как ты знаешь, я приехал на свадьбу твоей двоюродной сестры Оли. Там будет много ее подруг. Кое-какие советы я тебе дам перед свадьбой, а сейчас, запомни. Начинай новую жизнь, молчи, кивай головой, открывай вопросительно глаза, делай удивленные гримасы и пальцем показывай на горло – мол, трудно говорить.

- Ладно, я поп…

-

-Стоп. Забудь слова. Поклон головы в знак согласия. Вот так. Начинаем. У тебя сейчас урок вождения? Хорошо. Два часа или больше?

-Полтора, - ответил я.

-Мог не отвечать. После вождения на занятия? Хорошо. Сколько уроков. Молодец, пальцы тоже могут говорить. На уроке могут вызвать к доске? Тогда говори тихо и мало. Вот сейчас хорошо среагировал. Гримаса, заменяющая полное согласие. Так и живи.

 

В коридоре меня встретила Викторина Алексеевна. Она была завучем техникума и читала нам историю. Хуже нее преподавал только Сансаныч. Ростом он был мне до пояса, нервный, дерганный. Читал нам материаловедение.

-Сидоров, - строго сказала завуч, - опаздываешь?

Я отрицательно покачал головой и развел руками.

-Так урок уже почти заканчивается? Где тебя носило?

Я показал руками, что крутил баранку.

-А, вождение. Понятно. А что у тебя с голосом? Опять ларингит. Тебе надо показаться врачу.

Я кивнул в знак согласия.

-Ну, давай, беги на занятия, - подобревшим голосом сказала завуч.

Никогда она так ласково со мной не говорила. Я шел по коридору и в такт шагам напевал про себя:

Цену слова знает он,

Умный дяденька Мирон

 

Но по-настоящему я оценил своего дядю сразу после свадьбы сестры Оли. Меня посадили между ее худенькой подружкой Ирой и Ириной мамой. Я вежливо ухаживал за обеими дамами, наливал вино, предлагал салаты и прочую закуску. Говорила только мама, Ира стеснялась и молчала. Я внимательно слушал ее маму, кивал головой, делал вопросительные или удивленные глаза. Получил от нее несколько комплиментов. Оказалось, что я интересный собеседник. Кроме того, меня похвалили за умение думать. Это, вероятно, потому что я вместо ответа на вопросы делал гримасу, означающую, что мне надо подумать над ответом. Ответа Ирина мама и не ждала.

 

Во время танцевальных перерывов я приглашал и Иру, и ее маму. Держать в руках маму было намного приятнее. Меня притягивало ее декольте, моя рука время от времени сползала с поясницы партнерши, и я чувствовал очаровательные округлости. Мама оглядывалась и шепотом приказывала мне вернуть руку. Потом мы пошли в фойе покурить. Рука мамочки скользнула вверх по моим брюкам, погладила пальцами набухшую выпуклость. Это было острое и сладкое ощущение. Ввалилась толпа, шутки, смех, вытаскивание сигарет из пачек. Мамочка прикурила от чьей-то сигареты, включилась в беседу. Когда мы возвращались к столу, она сказала, куда мне завтра прийти, и спросила, все ли я запомнил. Я кивнул головой.

 

Дядя Мирон был доволен племянником.