Бродячий философ-бомж Аркадий пошевелил угольки в костре и подкинул еще одну покрышку. Она с неохотой загорелась и принялась чадить ядовитым черным дымом. Аркадий поежился и сел на перевернутое ведро рядом со своей спутницей Валюхой. Круглолицая алкоголичка с заплывшими глазами и синим платком на голове жадно уминала шашлычок из голубятины.

– Знаешь, Валентина, ведь у каждой вещи есть своя история, каждая вещь прожила долгую и интересную жизнь, пока не попала на эту свалку, – философ снял с костра еще один прутик с голубком и передал избраннице. Та, откинула недоглоданную кость, отхлебнула из бутылки сивухи, бережно поставила ее на землю и приняла добавку.

– Угу, – промычала она, откусывая сочное, зарумяненное мясо птицы.

– А ты бы хотела узнать историю, ну, скажем, этой покрышки от «сто тридцать первого» ЗиЛа? – седой, бородатый бомж наклонился в сторону и подгреб к себе большую покрышку от грузовика.

– Угу, – Валюха, закатила заплывшие глаза, оторвалась от мяса и глотнула сивухи.

– Тогда слушай, – Аркадий положил одну руку на покрышку, а второй пригубил из бутылки, причмокнул и начал рассказ.

Горячую смесь из каучука раскатали и нарезали в полоски, затем наложили корд и еще раз раскатали, нарезали на мерные куски и только потом повезли на другой станок. На большом железном агрегате куски армированной липкой резины свернули в кольца, приклеили по бокам два обода из того же материала и опять на конвейер, в цех вулканизации. Огромная паровая машина зажала заготовку, и в закрытом объеме пресс-формы под чудовищным давлением пара и горячей воды образовалась шина с маркировкой «УШЗ 12.00R20 М-93». Ее остудили, промыли холодной водой, осмотрели на наличие дефектов, прокрутили на балансировочном станке и положили в штабели к остальным шинам.

Следующие два долгих и томительных года шина М-93 провела на складе готовой продукции завода. Ничего существенного за это время не произошло, запомнились лишь сухой прохладный ангар, тусклый свет да едкий запах резины, и все.

На третий год – армия. Партию покрышек для «сто тридцать первых» «зилков» получил Хабаровский автомобильный батальон. М-93 в первый же день натянули на колесо, не забыв вставить камеру. Первый раз было очень больно, но давление в три килограмма на квадратный сантиметр сгладило дискомфорт. Их было шестеро и запаска. За руль посадили зеленого солдатика – и по полосе препятствий: грязь, песок, глубокие лужи, рвы, щебень, асфальт и снова грязь. Ее протектор, формы шестигранника, касался то песка, то воды, то грунта, то щебня, и каждый раз во всем теле отдавалась вибрация, не похожая ни на что. Корд сжимался и распрямлялся, обод извивался под изгибы дороги, по телу ходила приятная волна возбуждения. И так день за днем, пока не наступила война, бессмысленная и ненужная.

Холодный пол грузового самолета, день пути, и протектор уже обжигают горячие камни афганских гор. Так же вшестером, вместе с запаской, они плавили свои шестигранники о жгучую пыль афганских дорог в группе снабжения Северного фронта, возили продовольствие и боеприпасы, не гнушались халтурой – жизнь. Однажды, переваливая через хребет, они наткнулись на засаду. Левая «эмка» наехала на мину, взрыв, «зилок» ухнул и остановился, запахло паленой резиной. Солдатики повыпрыгивали из кузова и залегли кто у насыпи, кто за колесами. У М-93 разместился пулеметчик Сашка, два квадратных магазина он высадил в душманов, пока они поняли, откуда по ним лупят. Открыли по нему перекрестный огонь, он укрылся за «эмкой». Два горячих куска металла прорезали тугую резиновую плоть, внутри взорвалась камера, воздух со свистом вышел наружу, железный диск смял обод и больно вдавил протектор в землю. Тут подоспели «вертушки», прошлись ракетами по склону, и духи отступили, кто уцелел. С нашей стороны только раненые, даже пулеметчик Сашка отделался легким ранением.

Левую «эмку» поменяли на запаску, включили компрессор, и М-93 наполнил упругий воздух. ЗиЛ так и вернулся на базу с включенным компрессором, еще две задние покрышки тоже были пробиты. Шины поменяли и отдали прапорщику Куцко на ремонт. Прапор Тарас Степанович Куцко был хохол не по рождению, а по призванию. Он отремонтировал три покрышки и обменял их на американский вискарь у местного аборигена – торговца Абдулы. Абдула поменял две на ишака, когда приехал на базар, а М-93 подарил своему любимому тестю Саиду. Степенный, пожилой Саид-джан поставил покрышку на свой грузовичок неизвестной модели, на котором возил грузы далеко на юг, к границе с Пакистаном. Так прошли еще девять лет. За это время протектор стерся наполовину, а пыли и камней побывало между шестигранниками столько, что хватило бы на пустыню Сахару и гору Эверест.

Как-то прохладным осенним вечерком к деду Саиду пришел тот самый Абдула. Долго разговаривал с ним или упрашивал, показывая все время на «эмку», Саид-джан спорил, размахивал руками, ругался, а в конце плюнул и ушел в дом. Наутро колесо сняли с грузовика, разбортировали, вложили какие-то пакеты с белым порошком, все укрепили, одели покрышку и поставили на грузовичок. Давление, правда, немного снизили, но «эмке» все равно было неудобно и тошно от этого инородного тела в ее полости. Абдула залез в кабину, и грузовичок покатил на юг по привычному маршруту. «Эмке» было очень любопытно, почему поехал не Саид, а Абдула. А когда они проехали мимо последнего кишлака у границы, в который они с Саидом заезжали очень редко, М-93 была уже в замешательстве. Так как этот кишлак был конечной точкой на их пути и товар разбирали до него, дальше они никогда не ездили. Грузовик пылил на юг, останавливаясь только заправиться и слить отработанное топливо из Абдулы. На границе с Пакистаном их остановили пограничники, провели досмотр, не хотели пропускать дальше, но Абдула дал им денег, и им открыли шлагбаум. Пакистан оказался таким же знойным и пыльным, но когда они добрались до Аравийского моря, протектор окутало свежестью, налетел соленый бриз, и на резине сразу образовался белый налет. М-93 впервые увидела столько много воды, это было море...

Грузовичок остановился в порту, колесо сняли и отнесли в ангар, разбортировали, извлекли содержимое, а покрышку выкатили на улицу, где она и пролежала еще полгода, пока ее не забрали матросы на буксир. Так началась служба в порту. Покрышку повесили на борт для смягчения ударов при швартовке. Каких только судов «эмка» не повидала за время службы на буксире. За эти пять лет они заводили в порт и выводили в море тысячи огромных кораблей, название она их не знала, но везли они кто нефть, кто контейнеры, кто пассажиров. Были промысловые суда, траулеры, они были поменьше и не требовали буксировки. М-93 однажды буксировала даже американский эсминец.

Но всему приходит конец, буксир списали и оставили ржаветь в доках, а «эмку» вместе с другим мусором забрали японцы для переработки. Почти месяц она маялась в темноте, на самом дне трюма, облепленная старыми покрышками и пластиком. В японском порту их перегрузили в самосвалы, готовили к отправке на завод по переработке. На соседней пристани загружали русское грузовое судно праворукими машинами и запчастями к ним. Какой-то матросик заскочил на кузов грузовика, осмотрелся и вытащил «эмку». Водитель-японец в белой каске и желтом жилете, стоявший с другим таким же у кабины, начал что-то орать на своем японском, но увидел грозящий ему кулак морячка, замолк и отвернулся. Шину положили на деревянный поддон, сверху поставили двигатель от автомобиля, закрепили и в таком положении поставили на палубу.

Путь до Владивостока на грузовом судне, месяцы ожидания в порту на складе, неделя в поезде до Москвы, авторынок, и вот новый хозяин двигателя наконец снял груз с поддона, и «эмка» распрямилась. От долгой боковой нагрузки обод повело восьмеркой, на стертом протекторе остались вмятины от металлического троса, удерживавшего мотор. Хозяин повертел покрышку и на следующий день отвез ее на свалку.

– Вот так она и попала сюда, на свалку, – Аркадий похлопал шину по протектору и посмотрел на спутницу. Валентина привалилась спиной к бочке и давила на массу, в одной руке она держала полупустую бутылку сивухи, в другой – прутик с обглоданным птичьим скелетом, а из синих пухлых губ стекала струйка слюны. Продолжать разговор не было смысла. Старый философ посмотрел на покрышку, потом на огонь, опять на покрышку и толкнул М-93 в костер.

 

Конец (пессимистический).

 

Для тех, кому не нравится такое завершение рассказа, небольшой эпилог.

Шина перекатилась через огонь и повалилась набок в другой стороне. Бомж взял бутылку, жадно отхлебнул, занюхал рукавом, завинтил крышку, убрал сивуху в мешок, положил его под голову и заснул.

Тракторист Степаныч, местный самоделкин, долго ходил по свалке в поисках нужной вещицы. Он тащил в дом все, что могло пригодиться в хозяйстве, даже свой трактор он собрал из запчастей с помойки, уже не говоря о самом доме Степаныча. А тут такое добро посреди кучи, это же шина от сто тридцать первого, в хозяйстве пригодится. И «эмка» отправилась в кузов телеги.

Следующей весной М-93 красовалась посередине участка Степаныча, выкрашенная в белый цвет, и в ней расцвели желтые нарциссы.

 

Конец (оптимистический).