Фантастический детектив

 

Глава 1.

 

Вторую неделю стоит невыносимая жара. Нинка ходит по кухне и ворчит:

- Когда ты, придурок, займёшься квартирой? Вот навязался на мою голову алкоголик, только жрёт, спит и пьёт. Я тебя, паразит ты эдакий, долго терпеть не стану. Я тебя вышвырну к твоим дружкам дармоедам.

Я это уже слышу давно и воспринимаю как должное, не обижаюсь, хотя, честно говоря, порой хочется успокоить

её недипломатическими методами. Равнодушно зевнув и слабо огрызаясь, я ухожу в свою комнату, которая давно представляет из себя нечто среднее между лавкой старьёвщика и радиомастерской.

Ещё в раннем младенчестве я вбил себе в голову, что мир гораздо сложнее, чем мы себе его представляем, что он как матрёшка многослоен. В школе я был безнадёжным троечником, да и дружки- товарищи мои по школе не очень - то баловали меня своим вниманием. Кроме затрещин и ехидных приколов, я от них ничего хорошего не ждал.

Но был в школе один человек, который полностью разделял со мной мнение о том, что пространство и время можно изменять по своему усмотрению. Это был наш физик – старый сутулый старик, которого со стороны на улице можно было принять за бомжа. Все в школе над

ним потешались и называли его господином фантазёром. Но я искренне проникся его идеей проткнуть пространство и время и оказаться в необходимом мне времени. Но тогда в школе реализовать эту идею мне не представлялось возможным, да и не хватало времени на то, чтобы хоть

как-то держаться на плаву в школе.

В десятом классе мне пришлось основательно потрудиться, чтобы успешно завершить учебный год. На выпускном вечере Максимыч, так звали нашего физика, загадочно подмигнув мне, сказал:

- Знаешь, Николай, я уже достаточно стар, чтобы заниматься этой проблемой. Я рассчитываю только на тебя, думаю, что ты завершишь моё дело. Я не ждал такого поворота событий, смотрел на своего учителя с удивлением и испугом.

- Что ты, Максимыч, да мне никогда не осуществить это. Над этой проблемой бились величайшие умы, и до сих пор нет результата.

- Нет, ты не спеши с ответом, я тебе сообщу некоторые сведения о строении пространства и укажу достаточно простой способ с помощью несложного генератора проткнуть время.

Честно говоря, хотя я и разделял с Максимычем мнение о таком вероятном событии, но до его осуществления было достаточно далеко.

В комнату вошла Нинка с грязной и мокрой тряпкой в руках. Лицо её было перекошено злобой и я бы сказал определённой неприязнью ко мне, на что я поспешил

втянуть голову в плечи, не ожидая ничего хорошего.

- Опять крутишь свои механизмы. Скоро весь дом обесточишь. И так за свет не успеваю платить, счётчик как будто с ума сошёл.

Моя благоверная упёрла руки в бока, что не предвещало ничего хорошего, и стала медленно подходить

ко мне.

- Нинок, остынь, неужели ты дашь засохнуть на корню то, к чему я стремился всю свою сознательную жизнь?

- Вот я сейчас пройдусь этой тряпушкой по твоей нерадивой балде, так сразу вся дурь из неё и выйдет.

Я с ужасом заметил, что она действительно решительно настроена, но в это самое время в дверь позвонили.

- Кого это чёрт принёс? – яростно разворачиваясь к двери, рявкнула жена. - Опять собираешь у себя притон бездельников?

Я слабо защищался, пытаясь что-то объяснить, не доводя дело до серьёзной разборки.

- Да нет, котёнок, это наверно водопроводчик пришёл. Я забыл тебе сказать, что вчера вызывал его.

Нинка, зажав в руке грязную тряпку, двинулась к двери.

- Вот я сейчас твоему водопроводчику объясню, в каком месте соединяются трубы. Я ему перекрою его кран навсегда, чтобы он всю оставшуюся жизнь работал на аптеку.

Сверкая глазами и размахивая тряпкой, мой ласковый и добрый изверг открыла дверь. В переднюю ввалился

человек, которого я никак не ожидал увидеть. Это был Максимыч, но Максимыч, которого я знал лет сорок назад. Что-то в нём меня сразу удивило и насторожило. Да, безусловно, это был он, но выглядел на много лет моложе.

- Это ещё кто такой? – сдвинув грозно брови, востребовала жена.

- Простите, я знакомый вашего мужа и очень вас прошу разрешить мне поговорить с ним.

Недовольно скрипнув зубами и бормоча проклятия на всех и вся, жена ретировалась на кухню. Я не верил своим глазам, выходило по всему, что Максимычу удалось осуществить свои планы. Видя моё замешательство, он не спеша прошёл в комнату и расположился в мягком кресле у окна.

- Да, Николай, ты не ошибся это я, твой школьный учитель. Я вижу, что ты тоже не теряешь зря времени и пытаешься раздвинуть горизонты непознанного.

Я натянуто улыбнулся, пытаясь казаться добросердечным и приветливым, хотя на душе у меня давно скребли кошки.

- Максимыч, ведь по всему ты уже давно должен пребывать на небесах, а ты в полном здравии, оптимизме, да ещё и помолодел. Нет, я отказываюсь этому верить. Как тебе это удалось?

- Эх, Николай, если бы ты знал, что со мной происходило за это время, где я только не побывал.

Я потянулся за стаканом, но в бутылке уже давно ничего не было.

- Ну что, это дело надо отметить, - предложил я своему бывшему учителю.

Максимыч поморщился и назидательно ответил:

- Дорогой мой, не ожидал я тебя увидеть в таком обличье, впрочем, слава Богу, что ты не оставляешь мысли осуществить нами задуманное.

Обхватив голову дрожащими руками, я раскачивался на табуретке и слушал, слушал человека из прошлого.

На кухне что-то грохнуло и пошёл какой-то едкий запах, после чего до моего слуха донеслись проклятия и причитания жены.

- Зайка моя, что там у тебя, – встрепенулся я. - Тебе требуется моя помощь?

В ответ я выслушал целую тираду по поводу моих способностей и вообще моей профессии и моего заработка:

- Другие люди, придурок, давно на мэрсах катаются и в хоромах живут, а мы всё в «хрущёбе» прозябаем.

- Давай выметайся со своим дружком из квартиры. Вернёшься, когда поумнеешь или навсегда протрезвеешь.

На кухне что-то отчаянно зазвенело и загрохотало. Предвидя очередной грандиозный разнос, под ложечкой у меня противно как-то заныло и я, подмигнув своему школьному учителю, ретировался вместе с ним на улицу. На дворе на детской площадке расположилась тёплая компания, которая, не теряя времени, помогала активно выполнять план винно-водочному ларьку.

- Колян, греби к нам, нам как раз тебя и не хватало.

Я оглянулся на бомжа, который осклабился, показывая чёрные, гнилые зубы.

- Нет уж, сегодня без меня, ко мне друг приехал.

- Ну, ты, братан, даёшь. Смотри, совсем ничего не останется на опохмел.

Максимыч стоял и смотрел на эту живописную сцену то ли с сожалением, то ли с возмущением.

- Коля, как же ты дошёл до жизни такой, что заставило тебя так низко пасть?

Он сел на скамейку и достал папиросы «Беломор». Я с удивлением рассматривал его папиросы и спички, которых на прилавках не видел уже ни один десяток лет.

- Если честно говорить, Максимыч, то и сам я не пойму, как это произошло. Много воды утекло с тех пор, как мы с тобой расстались в шестидесятых годах. Я не смог с первого захода поступить в ВУЗ, но всё же с горем пополам закончил его. Работал на заводах нашей страны Советов, получал свои 130 рублей и был, представь себе, счастлив. Достаточно рано женился на этой раскрасавице, которую ты имел счастье созерцать. Ну, а потом начался бардак в стране, полное ко всему равнодушие. Более всего меня задела так называемая перестройка, в результате которой наш завод закрыли, а я оказался на улице. Приходилось заниматься унизительной работой, о которой даже противно вспоминать. Зато теперь, как говорится, в развитом капитализме я ещё на плаву и могу сносно обеспечить и себя и Нинку. Детей мы не нажили, у неё оказалась плохая наследственность. Поэтому, если ты заметил, она такая, мягко говоря, нервная.

Я злобно сплюнул на газон и достал пачку «Марлборо».

Сигарета не прикуривалась от зажигалки, и я попросил у Максимыча ретро-спички. Спичка зажглась ярко и радостно, как будто только и ждала этого момента.

- Надо же, умели раньше люди работать, - подумал я, сладостно затягиваясь сигаретным дурманом.

 

Глава 2.

 

На заводе шла отчаянная борьба за выполнение семилетнего плана. Активно проводились профсоюзные собрания с единственной целью поднять дух производственников, проникнуться идеями строительства светлого будущего всего человечества. Директор завода часто заглядывал в цеха, беседовал с простым народом, интересовался трудовыми успехами своих подопечных и выяснял причины задержек выпуска продукции.

Страна, недавно пережившая стремительный взлёт советской космонавтики, готовилась к встрече очередной годовщины Великого Октября. Улицы и дома расцвели красным кумачом, а в магазинах появились доселе невиданные продукты.

Наш цех выделялся среди других цехов своими размерами и особыми задачами, которые мы успешно реализовывали. Главный инженер нашего техотдела Остапчук Семён Ильич нервно дёргал правым глазом, а

левым, косясь на портрет дорогого всем Ильича, доводил до хрипоты нам истины, которые мы уже давно впитали в себя с пелёнок:

- Дорогие товарищи, только полная отдача всех наших сил позволит нашему цеху, нашему заводу, да и всей стране выйти на передовые позиции в мире. Догнать и перегнать Америку по всем производственным показателям наша задача!

Я как зачарованный стоял и слушал эту словесную трепологию. Во мне боролись два чувства: принять навсегда то, что нам, который год, втюхивали или покинуть этот нескончаемый диспут о смысле жизни. И, пожалуй, только желваки на моём лице выдавали мою духовную борьбу.

Слава богу, рабочий день позади, устал как собака. Наверно дома Нинуля приготовила что-то очень вкусненькое и особенное! На остановке нервно качалась длиннющая очередь на троллейбус. Какой-то гражданин всё порывался протиснуться и встать первым, крича о каких-то льготах и заслугах. Женщина с авоськой и бутылками с молоком яростно толкала его локтями. Вежливо объясняя, что она мать пятерых детей и спешит домой. Немного потоптавшись в снегу, я встал в конец очереди, закурил «Приму» и стал мысленно представлять себе встречу праздника. В этом году рано лёг снег и на демонстрацию, вероятно, придётся идти по снежку или по гололёду – не очень-то радостная перспектива.

Нинуля встретила меня добрыми приветствиями и

Обещаниями, что накормит меня чем-то особенным. Дома на меня навалилась усталость, которую трудно было сбросить с себя даже после горячей ванны. Но Нинулька точно меня не обманула, представив пред моими очами прекрасный стол с разными изысками.

- Нин, где же ты раздобыла колбасу и шпроты? – хитро щурясь, спросил я её. - Да и мандарины откуда, слушай, ты меня пугаешь. Ты что ограбила Центральный гастроном?

- Чего только не сделаешь для любимого человека, - ласково гладя меня по голове, ответила жена. - Ты знаешь, мне обещали в профкоме путёвку на двоих в Болгарию.

- Да ты что, а за какие такие заслуги мою любимую женщину так балуют?

- Только за то, дорогой мой, что я ударница коммунистического труда, и на меня положил глаз наш начальник цеха.

Это её заявление несколько меня обескуражило и насторожило. Я сделал вид, что обиделся, но в душе всё-таки надеялся, что это, конечно, была шутка.

- Я надеюсь, что ты пошутила? – уже не сдерживая себя, начал я.

- Да успокойся ты, у него двое детей и третий в проекте. Я всегда верна тебе, дурачок мой, не сомневайся.

Я облегчённо вздохнул и пошёл смотреть «Кабачок 13 стульев». Телевизор мы купили в кредит, работал он достаточно скверно, всё время как-то натужено гудел, и порой приходилось парой хороших ударов по верхней крышке добиваться устойчивого изображения. Телевизор

явно не оправдывал своего гордого названия «Знамя», но иногда удавалось посмотреть что-то. Глаза уже стали слипаться, когда пани Зося начала что-то петь нежное и тихое. На своей спине я почувствовал нежные и тёплые руки Нинули. Мы даже не заметили, как наступило утро.

В то время я боготворил свою вторую половину, с которой свела меня судьба. Хрупкая, нежная девушка с голубыми глазами сразу завоевала моё сердце. Жили мы тогда в коммуналке. Но соседи были добрые и внимательные люди, предупредительные во всех отношениях. Мы жили одной дружной семьёй. Правда, мы уже пять лет стояли в очереди на квартиру и, честно говоря, было бы жаль расставаться с ними.

Наступил долгожданный день 7 ноября! Все переполнены праздничным настроением и не только им. На улицах звучит музыка и алеет кумач. Везде воздушные шарики, плакаты и флаги. Да, если бы этот праздник продолжался и завтра, послезавтра и т.д., до бесконечности. Но праздник проходит, после прохождения главной трибуны народ уже нестройными группами спешит к машинам освободиться от лозунгов и флагов. Все скверы и парки полны воодушевлённых дешёвой водкой людей. Все довольны, все смеются. Из репродукторов несётся ободряющий призыв оратора:

- Да здравствует Великая Октябрьская социалистическая революция! Ура, дорогие товарищи!

Незаметно летит время, мы уже несколько лет живём в отдельной квартире. Моя Нинуля очень довольна новым

приобретением, даже не смотря на то, что окна квартиры выходят на помойку, а нижние соседи пьяницы.

- Коленька, ты не волнуйся, - говорит она нежным вкрадчивым голосом каждый раз, - главное, что мы любим друг друга. Скажи, дорогой, ты меня никогда не бросишь?

- Конечно, не брошу, - говорю я, а сам думаю, - все женщины как женщины, а ты всё не в силах забрюхатить.

Натянув на лицо маску счастья, я ретируюсь в туалет, чтобы не развивать дальше эту наболевшую тему. Да, вроде как дом ещё относительно новый, а стены в туалете уже облезли, да и унитаз дал трещину. Недовольно пнув ногой подвернувшегося кота, я закурил.

- Что-то моя благоверная стала забывать о своих обязанностях хозяйки, - подумал я, заглянув в грязную ванну и на запылённое зеркало.

Так и не докурив сигареты, с плохим настроением я вышел из гаваны и, нахмурясь, сообщил жене:

- Нин, ты бы это, занялась бы порядком что ли. Я как последняя собака устаю на работе, прихожу поздно и хочу, как говорится, житейского уюта.

Нисколько не смутившись моим заявлением, жена ласково ответила:

- Коленька, ты же у меня самый славный и добрый, неужели ты такую нежную девушку хочешь превратить в Золушку?

Должен сказать, что ответ её меня разочаровал основательно, но поскольку я сдержанный человек, то

спокойно взглянув на неё, удалился, скрипнув от негодования зубами. Вечером, придя домой, я обнаружил квартиру пустой. На душе вдруг стало как-то кисло, и мне вспомнился разговор с женой о её начальнике цеха. Я лихорадочно схватил телефон и начал методично обзванивать её подруг и знакомых. В ответ из телефонной трубки неслось только – «нет» или ехидные замечания по поводу верности жены. На кухне стоял запах грязной посуды и ещё чего-то кислого. Открыв холодильник, я ничего нового там не обнаружил, кроме одного плавлёного сырка. Злобно выругавшись и хлопнув дверцей холодильника, я стал соображать, что же предпринять. Под ногами вертелся голодный кот Тимофей.

- Ну, что, Тимофей, - уныло начал я, - теперь и нам с тобой рога наставили.

Кот, довольный вниманием хозяина, задрав хвост, начал тереться о мои ноги.

- Бедная скотина, кто же тебя накормит? – с некоторым негодованием в голосе выдавил я.

Тимофей , сладко потянувшись и мяукнув, резво взлетел на занавеску, а с неё на полку. С полки посыпалась посуда и та драгоценная ваза, которую я Нинке подарил на свадьбу. Как в замедленном кино я, оцепенело, следил за траекторией падения вазы от полки до пола.

- Ах ты, мерзкая облезлая тварь, - грозно зарычал я и двинулся на кота.

Тимофей, быстро сообразив, что сейчас незамедлительно последует расплата, вспорхнул молнией на открытую

форточку, а с неё спрыгнул на подоконник. Я лихорадочно дёрнулся к окну, желая его открыть, но тут же вспомнил, что недавно заклеил его на зиму.

- Ладно, сволочь, посиди на холодке, подумай о своём поведении, - задыхаясь от негодования, прохрипел я и закрыл форточку.

Кота это вовсе не обескуражило. Он только лениво зевнул и равнодушно отвернулся от окна и от меня. Видя такое пренебрежительное отношение к себе, на меня сразу нахлынула волна какой-то отчаянной безысходности и пустоты. Пытаясь заглушить в себе поднимающуюся чёрную волну злобы и ярости, я откупорил бутылку «Московской» и налил стакан.

- Вот и плавлёный сырок пригодился, - подумал я.

Водка обожгла рот и горло, но вскоре разлилась по душе приятной тёплой волной. Бутылка быстро опустела, а хотелось ещё немного поправить настроение.

- Интересно, а куда эта гулёна прячет деньги? – сказал я вслух и стал шарить в буфете.

В коробке из под конфет я нашёл несколько рублей и спотыкаясь поплёлся в ближайший гастроном.

За прилавком стояла миловидная женщина лет тридцати в белом халатике и фартучке.Заплетающимся языком и стараясь быть любезным, я попросил бутылочку «Агдама» и протянул ей купюры. Продавщица, бросив на меня презрительный взляд, медленно пересчитала деньги и, как бы издеваясь надо мной, язвительно сообщила, что не хватает двадцати копеек. Я уже плохо соображал, что от

меня требует эта пышногрудая брюнетка и потянулся к бутылке с вином.

- Вы, гражданин, не хулиганьте, а сначала заплатите деньги, потребовала брюнетка.

- Какие деньги? – ответствовал я ей, - да ты и этих - то денег не стоишь, мымра крашеная.

Сам не знаю, почему я так ответил, вероятно, во мне уже сидел тот бес отчаянья и лихой вседозволенности, который, помимо моей воли, нахально действовал. Продавщица, нисколько не смутившись моим заявлением, удалилась в служебное помещение магазина и через минуту вернулась.

- Уважаемый товарищ, все ваши проблемы сейчас будут немедленно решены. Мы вас убедительно просим занести ваши рекомендации по обслуживанию населения в магазинах нашего города в книгу жалоб.

Брюнетка ласково улыбнулась и подала мне книгу жалоб и авторучку.

- Ничего себе, - подумал я, - какой сервис! Даже после такой разборки меня уважают.

Я надулся от гордости как индюк, что моя личность кого-то заинтересовала, взял ручку и стал старательно по пунктам описывать недостатки в сфере обслуживания населения. Глаза уже слипались, мысли путались и даже не заметил, как сзади кто-то нежно взял меня под руки. Повернув голову, я увидел двух блюстителей порядка в синей милицейской форме и недоумённо спросил их:

- А что, вы тоже хотите написать рекомендации?

Милиционеры с суровыми лицами вынули из моих рук

книгу и авторучку и решительно поволокли меня к выходу магазина. Оглянувшись на продавщицу, я успел крикнуть:

- Ну, гадина, я тебе это припомню!

- Идите, гражданин, и не хулиганьте больше, надеюсь, что вам помогут в милиции разобраться в правилах приличия и вежливости.

Мстительно сверкнув на меня глазами, брюнетка с гордым видом отвернулась к полке с продуктами. Милиционеры достаточно резво тащили меня к машине, в которую мне никак не хотелось влезать. Я стал активно сопротивляться этому насилию со стороны правоохранительных органов, крича во всю глодку:

- Моя милиция меня бережёт!

Во время этого своего выступления, я как бы незаметно оборвал погоны у одного товарища в синей форме, на что последний незамедлительно отреагировал сочной бранью и щедрыми ударами кулака по рёбрам.

 

Глава 3.

 

Максимыч нервно поглядывал на меня, как бы раздумывая, иметь ли дело со мной или я уже отработанный материал. Но давняя дружба всё-таки взяла вверх, глубоко вздохнув, он изрёк:

- Николай, то, что я сейчас скажу тебе, должно остаться между нами, для остальных это тайна за семью печатями.

Он почесал затылок и стал излагать мне совершенно невероятные вещи.

- Наверно, на старости лет совсем умом тронулся, - подумал я, - как его разбирает, аж весь напрягся.

Я напряжённо слушал Максимыча и старался осмыслить всё то, что с ним произошло. Всё казалось совершенно нереальным и порой даже вздорным.

- Так ты всё-таки собрал генератор? – скромно поинтересовался я.

Видя на моём лице смятение и отрешённость, он стал ещё сбивчивее и путанее излагать суть вопроса, который столько лет интриговал нас.

- Да, Коля, мне удалось создать такой аппарат, который способен искривлять пространство и изменять бег времени, - нервно закуривая «Беломор», ответил физик. - Много воды утекло с тех пор как меня ушли из школы, определили пенсию, и я полностью предался моей мечте.

Я недоверчиво посмотрел на него и спросил:

- Максимыч, ладно, но ведь этот аппарат ты мог запатентовать, почему ты этого не сделал?

- Да, я так и хотел поступить, направив массу писем в Академию Наук СССР и в различные ведомства, занимающиеся подобными вещами. Я считал, что моим изобретением заинтересуется какое-нибудь НИИ, но ответом было только непонимание, а порою просто злая ирония или молчание.

Максимыч от негодования весь как-то съёжился и

схватился рукой за грудь. Я подхватил его на руки и подтащил к ближайшей скамейке. Из компании бомжей тут же подбежали двое алкашей и униженно стали канючить деньги на опохмел. Грозно посмотрев на них, я предупредил:

- Ну вы, сукины дети, попробуйте только подойти к нам ближе чем на три метра, тогда я вам быстро женилки поотрываю и собакам брошу.

Бомжи, что-то злобно шепча, лениво ретировались к своим собутыльникам продолжать квасить горькую.

- Максимыч, - теребил я его, - ну ты что выделываешь, что с тобой. Ты не вздумай, старый плут, на пороге мировой известности окочуриться. Я этого не переживу, да и мир весь тоже.

Горе физик что-то замычал, указывая глазами на карман пиджака, видимо там у него хранился валидол. Я сунул руку в карман и извлёк оттуда старые деньги, роговые очки и действительно валидол. Быстро сунув ему в рот валидол, я стал разглядывать ретро-купюры. Эту «валюту» я не держал в руках, по крайней мере, лет сорок. Мой приятель вскоре зашевелился, глубоко вздохнул и сказал:

- Знаешь, Коля, я очень жалею, что встретил тебя через столько лет. Ты даже не представляешь себе, где меня только не носило.

Я с сожалением смотрел на бывшего своего учителя и всё пытался осмыслить сказанные им слова.

- Знаешь, у меня мало времени, давай заглянем в одно местечко, там я тебе всё покажу и расскажу. Как ты на это смотришь? Согласен?

Мне было как-то всё равно да и Нинка - стерва не ждала моего быстрого возвращения. Я мотнул головой в знак согласия, и мы сели в маршрутку.

- А далеко ехать, - на всякий случай осведомился я, - а то ведь мне надо к ужину вернуться.

Максимыч, испытующе посмотрев на меня, ответил:

- Я думаю, что тебе будет необыкновенно интересно всё узнать, но вижу, но вижу, что тебя это теперь мало занимает.

- Да нет, - слабо оправдывался я, - понимаешь дело такое, то одно, то другое. Вот с Нинкой надо постоянно мириться, а то вышвырнет меня, гадина, вместе с лабораторией на улицу.

Максимыч сочувственно покачал головой и углубился в свои мысли. Маршрутка по требованию остановилась на окраине города у старого дома. Мы расплатились и направились к дому.

- Я решил остановиться в этом месте, здесь тихо и никто не мешает мне сосредоточиться, - пояснил Максимыч.

Комнатка, куда привёл меня мой старый друг, оказалась совсем миниатюрной, но достаточной, чтобы в ней расположилось всё необходимое для нормального существования. Около окна я заметил на столе какой-то странный светящийся аппарат, о котором говорил мне горе-изобретатель. Максимыч тяжело опустился на стул и начал своё повествование. Многое из того, что он мне поведал тогда казалось абсолютно нереальным и фантастичным, но всё же я терпеливо слушал его. Ни

один научный институт не хотел признавать изобретение моего физика и поэтому он решил аппарат испытать на себе. Оказывается Максимыч создал очень мощный, но в то же время очень компактный генератор, полем которого можно было управлять с помощью ручного пульта. Я вытер платком лоб и продолжал слушать гения-самоучку.

- Да, Николай, мне было нечего терять, - грустно вздохнув, сказал Максимыч. Жизнь моя не сложилась, жил я один, никто меня не замечал и не верил мне. Поэтому я решил опробовать своё детище на себе.

- Генератор чётко сработал и я как бы на мгновение потерял сознание. Очнувшись, я вдруг увидел себя стояшим на соседней улице и почему-то летом, хотя в моём мире была зима. Всё было достаточно необычно, ну хотя бы то, что люди были странно одеты, а по дороге неслась целая вереница разномастных машин. Там, где раньше качались берёзы и тополя, теперь высился небоскрёб в 30 или 40 этажей.

Максимыч рассказывал, всё больше воодушевляясь от того, что с ним случилось.

- Мимо меня проходили молодые парни с бутылками пива, грубо матерясь. Прошла мимо меня группа каких-то давно небритых мужчин, которые волокли за собой какие-то странные мешки из мягкого пластика. Вот один из них нагнулся, схватил какую-то металлическую баночку и обрадованно сунул её в мешок. Я отпрянул в сторону и чуть не наступил на группу собак, мирно расположившихся на газоне улицы. Собаки с довольным

урчанием грызли какие-то мослы, очевидно, кости, которые им кто-то бросил из прохожих. Улицы и магазины пестрели странными вывесками и надписями на русском и английском языках. Поначалу мне показалось, что это не мой город, но улица с домами мне была хорошо знакома. Всё как-то преобразилось, на улице на пешеходных дорожках валялись пустые бутылки, какие-то обёртки и коробки. На остановках троллейбусов и автобусов выстроились странные ларьки со всякой всячиной. Мимо меня прошла весёлая ватага подростков лет 13-14. У троих я заметил в зубах сигареты, а в руках металлические баночки с какой-то жидкостью, которую они жадно пили. Остановившись недалеко от меня, они громко хохоча и толкая друг друга, показывали руками в мою сторону. Не знаю, чем это я мог привлечь их внимание? Одет я был нормально в пальто, на голове пыжиковая шапка, а на ногах валенки. Но через мгновение ко мне пришло осознание того, что одет то я был не по сезону. Ко мне подошёл представитель правопорядка в странной серой форме.

- Максимыч, так что, они тебя замели в ментуру? – ухмыльнулся незлобиво я.

- Знаешь, Коля, тут всё и закрутилось. Милиционер потребовал у меня документы, которых конечно у меня не оказалось. Из сбивчивого моего объяснения он ничего не понял кроме одного, что перед ним душевно больной человек и что его необходимо незамедлительно изолировать от общества. В отделении милиции меня грубо затолкали в

какое-то помещение со стальной дверью и без окон. Свет сразу же выключили, и я ощупью стал искать скамью или стул. Невдалеке от меня кто-то тихо матерился, очевидно, боясь навлечь на себя гнев милиционеров. Так и не найдя ничего, я расположился на полу, подстелив себе под голову пальто. Не знаю, сколько прошло времени, но вскоре дверь заскрежетала тяжёлым засовом, и яркий свет брызнул мне в лицо. Я зажмурился и отвернулся, но в ту же минуту чей-то властный и грубый голос предложил мне выйти из помещения. Я повиновался, оставив на полу уже изрядно помятое пальто и валенки с шапкой.

 

Глава 4.

 

Хмель у меня быстро прошёл, когда двое здоровенных ментов в отделении прошлись по моей спинушке дубинками. Стиснув зубы, я отчаянно терпел это насилие со стороны милиции, чтобы не усугублять своего положения.

- Ну что, скотина, хронь, будешь теперь уважать блюстителей порядка, - прорычал мне в лицо один из ментов, - или тебе в более популярной форме объяснить наш замечательный кодекс чести и вежливости в общественных местах.

Я покорно залепетал, что это, дескать, со мной в первый

раз и что я вообще не пью.

- Так мы тебе и поверили, – ответил лейтенант, сидящий за столом, - просто не хочется тратить на тебя наше драгоценное время. Заплатишь штраф и катись на все четыре стороны.

Я лихорадочно соображал, где мне взять деньги, ведь в карманах у меня было пусто. Деньги хранились дома у Нинки в банке из - под конфет. Я униженно стал говорить, что денег у меня нет, и чтобы славная милиция отпустила меня с миром. Лейтенант насупился и приказал здоровякам:

- А ну-ка, хлопцы, пошукайте у него в карманах, сдаётся мне, что врёт подлец.

Милиционеры, грубо задрав мне руки, быстро обшарили все карманы и недоумённо уставились на своего босса.

- Ну, что там, нашли что-нибудь? – поинтересовался лейтенант.

- Да нет, товарищ лейтенант, он гол, как сокол. Вот, гад, мы на него потратили столько времени, а он чист.

- Мужики, гляньте, что это у него там на руках?

Я весь задрожал от ужаса, что сейчас расстанусь с золотыми часами, подаренными мне Нинкой и обручальным кольцом.

- Уважаемый товарищ лейтенант, - вежливо начал я, - то, что вы имеете в виду, принадлежит только мне и расставаться с этим у меня нет никакого желания.

- Здесь я решаю, что тебе желать или не желать, - грубо отвесил мне лейтенант. А ну-ка, мужики освободите этого

зануду от излишеств.

Милиционеры молниеносным движением сдёрнули с меня часы с кольцом и, довольно ухмыляясь, положили их на стол начальнику.

- Ну вот, а говорил, что нечем расплачиваться. Что, у тебя какие-то претензии к нам или оформить протокол о нападении на сотрудника милиции при исполнении им своих служебных обязанностей?

Я весь сжался, представив себе перспективу дальнейшего моего пребывания в местах не столь отдалённых.

- Нет, нет, уважаемые товарищи, у меня нет никаких претензий. Я полностью осознал свой недостойный поступок и обещаю никогда более не нарушать правопорядок.

- Ну, вот и договорились. А теперь выметайся отсюда, пока я не передумал.

Я, благодарно кланяясь и бормоча лестные слова в адрес милиции, выскочил на улицу. На улице мела позёмка, было скользко и мерзко.

- Боже мой, что я теперь скажу Нинке, - подумал я, - ведь она сразу же обнаружит пропажу.

На душе стало сразу как-то противно и чтобы скоротать до вечера время, я отправился побродить по городу. Но прогулка не вызымела своего должного действия на моё душевное состояние. Кто-то мысленно мне всё время твердил, что надо отблагодарить жгучую брюнетку, по вине которой я оказался в ментуре. Я долго боролся с этим чувством, но всё же голод и желание опохмелиться

взяли верх.

Магазин был всё ещё открыт и на моё счастье пуст от посетителей. Продавщица стояла ко мне спиной, что - то расставляя на полке.

- Ну что, кошка драная, пора наверно тебе извиниться перед благородным человеком, который осчастливил тебя своим присутствием, - прошептал нежно я.

Брюнетка нервно дёрнулась всем телом и медленно повернулась ко мне лицом. Глаза её расширились, а лицо перекосилось от ужаса и предчувствия расправы. В этот момент я уже не соображал, что делаю. Весь негатив, накопившийся во мне за этот день, выплеснулся наружу. Схватив обидчицу за пышные волосы, я несколько раз ударил её головой о прилавок. Она особенно не сопротивлялась, видимо чувствуя свою вину передо мной. Из ушей и носа потекла кровь и это меня ещё больше раззадорило. Вытащив её из-за прилавка и повалив на пол, я стал мутузить её тело ногами. Схватив с прилавка пятилитровую бутыль с огурцами, я поставил окончательную точку, по моему мнению, в святой мести, опустив тяжеленную бутыль на голову обидчице. Быстро перепрыгнув через прилавок, я выскреб деньги из кассы и ретировался на улицу, прихватив пару бутылок коньяка.

Бутылки в карманах мешали быстро бежать, я замедлил шаг и тут же с ужасом сообразил, что совершил что-то гадкое и непоправимое, которое раз и навсегда перечеркнуло моё будущее существование. С ненавистью отбросив в стороны бутылки и деньги, я медленно

двинулся обратно к магазину, надеясь увидеть в благополучном здравии мою обидчицу. Не доходя до магазина, я заметил милицейский газик и несколько милиционеров, стоящих у входа в магазин. Последняя моя надежда рухнула. Я уныло поплёлся домой, не ожидая ничего хорошего в дальнейшей своей судьбе. Вопрос о моём духовном спасении был окончательно решён в пользу той сущности, о которой даже думать было страшно.

Дверь мне открыла Нинка вся в слезах и укорах

- Коленька, дорогой, где ты был, я вся изнервничалась? - опустив голову ко мне на грудь, причитала жена. - Зачем же ты бедного котика закрыл на улице, ведь он мог простыть, да и дорогую мою вазу разбил?

У меня не было никакого желания объяснять причину разгрома на кухне. Устало поцеловав жену, я отправился в ванну принять душ, снять с себя все стрессы прошедшего дня.

Утром Нинка, как ни в чём не бывало, что-то мурлыча себе под нос, готовила завтрак. С кухни до меня доносились приятные запахи, возбуждающие аппетит.

- Интересно, она сама расскажет, где она вчера пропадала или мне спросить? – думал я. - Нинок, - начал я спокойно, - а что вчера тебя так долго задержало на работе?

Я ждал ответа, но вместо него с кухни доносилось мурлыканье кота Тимофея и звон посуды. Наконец дверь открылась и в гостиную вошла жена в нарядном свитере и передничке. В руках она держала салатницу полную

овощей и тарелку с котлетами.

- Милый, я не слышала, что ты спросил меня, - нежно взглянув на меня, ответила жена.

- Я говорю, дорогая, где ты задержалась вчера?

Нинка поправила бусы и причёску и, слегка занервничав, ответила:

- Коленька, ну что ты, я посидела у подруги, ну и по магазинам пробежалась. Ты что, ревнуешь меня опять к моему начальнику цеха? Дурачок мой милый, ешь, а то остынет, и не забивай себе голову всякой всячиной.

Видя такой шикарный завтрак, все мои претензии и подозрения сразу же растаяли как весенний снег на солнце, и я с наслаждением предался процессу уничтожения вкусной и здоровой пищи.

На заводе ничего не изменилось, всё крутилось и вертелось в напряжённом ритме. Наш техотдел лихорадочно работал над завершением госзаказа, поэтому приходилось оставаться на сверхурочные часы. Но, как говориться, и на старуху бывает проруха. Люди устали от каждодневного тяжёлого труда, и случилось то, что должно было рано или поздно случиться. Сегодня я как обычно сидел на работе за своим столом и проверял новые технологические карты по обработке тугоплавких металлов.

- Николай Иванович, зайдите ко мне, - раздался голос главного инженера, интонация которого не предвещала ничего хорошего.

Я перемигнулся с сотрудниками техотдела, которые сочувственно мне закивали головами, и побрёл к шефу.

По кабинету, нервно теребя волосы на голове, прохаживался Семён Ильич. Увидев меня, он кивнул мне на стул, а сам сел за стол.

- Послушайте, Николай Иванович, вы занимались разработкой новой технологии по обработке металлов?

- Ну да, я конечно, а что, – осторожно спросил я, - что случилось?

- По вашей милости вся партия деталей для ответственных механизмов пошла в брак. Вы сорвали нам все сроки и планы и понесёте за это ответственность, идите.

Ничего не понимая, я стоял и моргал глазами, как последний идиот.

- Семён Ильич, в чём моя вина и ошибка, объясните, пожалуйста.

Главный инженер налил из графина воды в стакан и, отвернувшись к окну, сказал:

- Вы сознательно увеличили скорость обработки материала, что вызвало его перегрев и потерю прочности.

- Вот это да, - подумал я, - видимо меня скоро попрут с завода.

 

Глава 5.

 

За столом сидел блюститель порядка в странной серой форме, но при погонах со звёздочками. Лениво взглянув на меня, он спросил:

- Ну что, бродяга, шляешься по улицам в таком виде, мало тебе помоек? Зачем пугаешь добропорядочных господ нашего города? Да что с тобой говорить, бомж он и есть бомж.

Поправив аккуратно галстук на шее, я вежливо заметил:

- Уважаемый товарищ офицер, я так понимаю, что с господами мы попрощались навеки в 1917 году. Вокруг меня, я полагаю, все товарищи.

Милиционер ещё раз презрительно окинул меня взглядом и приказал своему помощнику:

- Выкинь ты эту паскуду отсюда, а то они все заразные, ни в какой бане потом не отмоешься. Ишь, развёл тут диспут как на политической трибуне.

Помощник, схватив меня за шиворот и пиная под рёбра резиновой, но очень твёрдой палкой, поволок к выходу.

- Простите, уважаемый товарищ, ой простите, господин, не подскажите ли мне, кто такой есть бомж?

Милиционер, осатанело и с ненавистью взглянув на меня, грозно прошипел:

- Вали отсюда, бомжара приблудный, там у ближайшей помойки твои дружки популярно всё тебе объяснят.

Получив напоследок хороший пинок в спину, я вылетел на улицу, но уже без пальто, шапки и без валенок.

- Слава богу, что они меня не обыскали, - подумал я, - ведь прибор спрятан у меня в карманах. Представляю себе, чтобы случилось, если бы они нашли генератор и пульт.

Внутри меня всё похолодело от этой мысли. Плюнув от злости на тротуар, я в одних носках побрёл по улице.

- Интересно всё же, на какую такую помойку с дружками намекал этот мужик при погонах, - думал я.

Магазины и почти все дома пестрели от призывных плакатов и вывесок, что лучше приобрести или выпить.

- Странно, - рассуждал я, - зачем предлагать то, что уже есть в магазинах?

Между двумя небольшими домами я заметил проход и какие-то большие контейнеры с чем-то.

- Может это и есть помойка, - подумал я, направляясь к контейнеру.

К моему удивлению этот огромный тёмно- коричневый контейнер с четырьмя крышками действительно оказался помойкой. Но никаких дружков около него я не заметил. На всякий случай я несколько раз обошёл контейнер, даже заглянул под одну из крышек, но никого не обнаружил.

- Ну, чего ты тут шляешься, - недружелюбно взглянув на меня, спросила пожилая женщина.

- Простите, вы не видели здесь дружков, которых называют бомжами?

Старушка замахнулась на меня ведром и прошипела:

- Бомж проклятый, ты ещё и издеваешься надо мной. Развели в городе бардак, нигде покоя от вас нет.

Не ожидав от старушки такой агрессии, я отпрыгнул в сторону, но всё же осмелился спросить:

- Бабуля, мне холодно ходить в носках, у вас не найдётся какой-нибудь обуви старой?

Женщина остолбенела от моей наглой просьбы и рявкнула:

- На вас, бомжей, не напасёшься. Да и какая я тебе бабуля, мне всего 65-й пошёл, нахал ты этакий. Ладно, помойка для вас бомжей, как для нас универсам. Пошарь в контейнере, может быть чего и подберёшь себе.

Бабулька вытрясла мусор из ведра и исчезла. Потоптавшись немного около контейнера, я всё же решил поискать себе «обнову» на ноги. К моему удивлению, действительно, контейнер был забит всяким добром, которым можно было вполне пользоваться. Вот и тапочки нашлись по ноге, правда, почему-то белые.

- Да, - подумал я, - всё же в этом мире люди расточительно живут.

Пристроив на ноги тапочки, я решил всё- таки посмотреть, чем же торгуют в магазинах. Судя по вывескам и красочным щитам, в магазинах должно было быть всё то, о чём кричали вывески. Зайдя в один из магазинов, я просто остолбенел от увиденного. Все полки и прилавки магазина были просто завалены различными продуктами с русскими и иностранными этикетками. Люди довольно равнодушно перебирали это неслыханное изобилие и, выбрав что-то, шли к кассиршам.

- Нет, этого просто не может быть, - мысленно воскликнул я, - ведь такое нам всем предвиделось лишь в коммунистическом светлом завтра.

- Максимыч, а когда ты понял, что очутился уже в другом времени? – спросил я.

- Знаешь, Коля, когда увидел всё это вокруг себя такое не похожее на мой мир. Но самое главное, что я не забыл

твоего адреса и пришёл к твоей пятиэтажке. Вероятно, она простоит ещё 40 лет, раньше строили добротно и на века.

- Ладно, Максимыч, не переживай, поехали ко мне. Поехали ко мне, отдохнёшь, поживёшь у меня. Хоть Нинка у меня и стерва, но отходчива и готовит просто пальчики оближешь. Забирай свой прибор и поехали, - хлопнув старика по спине, сказал я.

Стало совсем темно, когда мы добрались до дома. На кухне горел свет.

- Ага, слышь, Максимыч, моя благоверная уже что-то стряпает вкусненькое, видишь свет горит.

Старик задрал голову вверх и от удовольствия предстоящей вечерней трапезы сглотнул слюну.

- Да уж, что-то я проголодался, честно говоря. Последний раз ел в том мире, - пожаловался изобретатель.

Мы поднялись на этаж и позвонили в дверь, но никто не открывал. У меня всегда была хорошая привычка носить ключи в карманах, поэтому мы незамедлительно открыли дверь.

Нинка, растрёпанная в давно нестиранном халате, сидела на кухне и что-то бессвязно мычала. Нетрудно было догадаться, что она под хорошей мухой. На столе стояли две пустые бутылки из-под пива и початая бутылка «Столичной». Увидев нас, она расплылась в улыбке и спросила:

- Извините, господа, но я никак не могу вас принять сразу четверых, трое пусть посидят в прихожей.

От такого заявления у меня загорелись уши и зачесались

ладони рук.

- Ты что же делаешь, гадина, - наливаясь яростью зашептал я. - Мало того, что ты опорожнила все мои запасы, так ещё, дьяволица, предлагаешь нам заняться блудом.

Нинка медленно сползла со стула на пол и запела зычным и довольно противным голосом «Миллион алых роз».

- Да ты совсем спятила, баба, - пиная её ногами, кричал в ярости я.

Но почувствовав силу в голосе, она ещё громче заголосила уже давно ставшую народной песню.

- Вот, Максимыч, посмотри на эту дрянь. Ведь всё делал для неё и боялся её как скорпиона, а что сама вытворяет. Видимо, не видать нам сегодня вкусного ужина.

Ещё раз для острастки пнув её ногой, мы с физиком удалились в мою комнату. Войдя в мою комнату, я не поверил своим глазам. Всё было перевёрнуто и опрокинуто, аппаратура разбита. Вероятно, Нинка со злости и по пьянке совершила это злодеяние, разрушив все мои мечты.

- Максимыч, ты тут располагайся покуда, - сказал как можно спокойнее я, - а мне надо поговорить с Нинулей.

Физик кряхтя опустился на стул и закурил свой любимый «Беломор».

- Коль, ты это, смотри, будь с ней повежливей,- ведь жена всё-таки, - осторожно молвил он.

На кухне горел свет, моя благоверная лежала на полу, блаженно улыбаясь и обнимая кота.

- Вот, паскуда, даже посуду не помыла, - мысленно

возмутился я. - Неужели всё вылакала, алкоголичка, - нервно шаря по шкафчикам, подумал я.

В этот момент в дверь позвонили.

- Кого это чёрт принёс, на ночь глядя, - возмущённо крикнул я и пошёл открывать дверь.

На пороге стоял наш нижний сосед в трусах и майке, но с непочатой бутылкой водки.

- Здорово, Колян, я пришёл спросить, всё ли у вас хорошо? Что гремело и шумело тут у вас днём в квартире.

Видя у него вожделенную бутылку в руках, я весь затрясся от нетерпения и радости.

- Да нет, всё окей, проходи в гостиную, чаёк попьём.

Сосед с важным видом, весь исполненный высокого достоинства, прошествовал в гостиную.

- А что тут у вас, как-то не прибрано, что ли?- заметил он.

-Нет, Витёк, не парься, просто руки не доходят до уюта. Всё крутимся с Нинкой, стараемся вроде как, но порою зависаем на быте.

-Ясно, - вздохнул Витька и принялся за изучение фотографий на стене.

На кухне что-то зашевелилось и заскреблось, и через минуту в комнату просунулась голова Нинки.

- Привет, Витёк, ты что, тоже метишь в кандидаты?- ехидно улыбаясь, пропела жена.

- Какие такие кандидаты? – обижаясь, нахмурился сосед.

Я быстро сообразил, что дальнейшее объяснение с женой

совсем запутает соседа и поэтому, взяв из его рук бутылку, ловким движением распечатал её.

- Не обращай внимания на неё, - сказал я, - она немного устала и хочет спать.

Нинка обиженно уставилась на меня и, хлопнув соседа по спине, заметила:

- Ну, что, хлопцы, всё-таки без третьего вам никак не обойтись.

- Ладно, садись с нами, только вначале объясни с какой такой радости ты так нализалась? – нахмурясь, спросил я.

- Коленька, прости меня дуру старую, я была к тебе жестока зла и несправедлива. Ты не заслужил таких попрёков и унижений, хочешь я тебя в лоб поцелую?

И она потянулась ко мне своим вонючим ртом.

- Люблю самокритику, - подытожил сосед, - моя бы Зинка так не сказала.

Быстро разлили на троих, выпили. Нинку опять повело и она запела гнусавым голосом «Очи чёрные».

- Как ты надоела мне, дура старая, - подумал я, подхватывая на ходу песню.