В один из вечеров ко мне подошёл отец и жестом руки предложил следовать за ним. Выйдя из жилого блока на свежий воздух и, немного отойдя от него, отец взволнованно заговорил:

- Слушай, Борис, я со своей бригадой уже три месяца ремонтирую одну подводную лодку и досконально изучил этот подводный аппарат. Кстати, в моей бригаде подобрались неплохие мужики и между прочим почти все из России, но несколько человек из Швеции. Все мужики толковые и горят желанием вырваться из этого подземного ада, но нужен конкретный и тщательно выверенный план захвата этой достаточно простой в управлении лодки.

- Ну, отец, ты даёшь, - непроизвольно вырвалось у меня, ты же понимаешь, что такие объекты тщательно охраняются, да и оружия у нас нет никакого с собой, чтобы обезоружить проклятую немчуру.

- Да ты не кипятись, Борис, а внимательно и спокойно выслушай отца. Я всё рассчитал и думаю, что у нас получится, правда, набирается большая группа людей, желающих покинуть этот «подземный рай», но на подлодке думаю, что места всем хватит. Ты не забывай, что твоя Наташа в данный момент трудится в психо-химической лаборатории и имеет доступ ко всякого рода отравляющим веществам и газам. Вот как раз на первых порах она нам может очень помочь обезоружить охранников, а там уже наша забота как завладеть подводным крейсером.

- Идея, отец, в общем не плохая, - почёсывая себе затылок, ответил я, - ты не учёл самого главного, что мы не располагаем картой подводных гротов и пещер и можем совершенно благополучно заблудиться в многочисленных ложных колодцах этого огромного подводного лабиринта.

- Этот вопрос, сын, я тоже продумал, - быстро ответил отец, - на конец этого месяца назначены ходовые испытания этого дредноута с выходом в открытый океан.

- Интересно, отец, откуда у тебя такие сведения:

- Совершенно случайно я подслушал разговор двух высокопоставленных особ, которые не замечая моего присутствия в соседнем отсеке подлодки, разглагольствовали на эту секретную тему. Мы же теперь свободно говорим и понимаем по-немецки, не правда ли.

- Правда, правда, отец, - ещё более заинтересовался я этой новостью отца.

- Короче говоря, сынок, твоя задача договориться с Наташей об отравляющих веществах, а всё остальное мы с Матвеичем берём на себя. Да, и не забудь, пожалуйста, о дате нашей операции, которая назначена на пятое октября. Все подробности ты узнаешь позже.

Мы с отцом крепко обнялись, пожелав друг другу успеха в этом дерзком плане. Я вернулся в свою часть жилого блока уже в совершенно другом настроении, светясь от восторга, как электрическая лампочка.

Наташа, испуганно взглянув на меня, заметила:

- Боря, у тебя такое выражение лица, как после успешно сданного экзамена по математике на все пять. Чем именно вызван такой всплеск твоих положительных эмоций? Честно говоря, уже на протяжении нескольких месяцев на твоём лице сидела маска отчуждённости и смятения, а здесь, ну просто фонтан положительных чувств. Давай докладывай, что случилось.

- Да нет, ничего особенного, просто сегодня в бассейне мне как никогда удалось быстро проплыть стометровку, - ещё больше улыбаясь ответил я, осторожно прикладывая указательный палец к губам.

Наташа понимающе кивнула головой, жестом руки приглашая меня пройти в душевую кабину. Быстро включив душ, я не спеша изложил Наташе суть моего разговора с отцом. Наташа широко открытыми глазами смотрела на меня, и только дрожащие руки выдавали её волнение.

- Боря, у меня сейчас действительно есть доступ к нервно-паралитическому газу «Циклон-В» и если будет надо, то к назначенному сроку я добуду один небольшой баллончик с этой отравой. И ещё, Боря, этот газ очень токсичен и для защиты от него потребуются противогазы, чтобы защитить своё сердце и лёгкие.

- Я всё понимаю, Наташа, завтра же я о твоей озабоченности доложу отцу, а он, я думаю, справится и с этой задачей.

- Борис, мне всё же страшно, ведь мы рискуем своими жизнями, рискуем потерять даже надежду на возвращение к своим родным берегам, к детям. Господи, а что творится с нашими детьми, так ничего и не знаем. Представляю себе, как им было тяжело свыкнуться с мыслью, что мы пропали без вести в нашем глупом турне по Европе. Сидели бы себе спокойно дома, наслаждались шелестом русских берёзок за окном и не знали бы этих антарктических ужасов. Кстати, Боря, я уже совсем одурела от этого экспериментального газа. В глазах уже часто прыгают какие-то звёздочки, и слышу иногда чужие голоса по ночам. Может быть нам не спешить, а понадеется на случай. Ведь должен же кто-нибудь разгромить этот фашистский вертеп.

- Я точно знаю другое, - уверенно заговорил я, - одна курица тоже понадеялась, что свободна и благополучна, но всё же попала в суп. Натаха, не дрейфь, или пятого октября, или уже никогда, альтернатива нашей с отцом задумке только одна - медленное прозябание на этой гнилой подземной базе и бесславная смерть. Ну, так что ты всё-таки выбираешь, неужели второе.

- Боря, ну как ты мог так плохо подумать обо мне, - всхлипнула Наташа, - я всегда с тобой и с твоим отцом, я согласна.

- Ну, вот и хорошо, дорогая, - гладя жену по голове, тихо шептал я ободряющие слова.

 

***

 

Не буду долго описывать те сумасшедшие события, которые привели всё же нас к благополучному захвату подводной лодки, но должен сказать, что это стоило нам больших жертв как со стороны охраны, так и со стороны совершающих побег. Надо отдать должное моему отцу, который на протяжении целого года внимательно изучал все устройства и механизмы ремонтируемых им подводных крейсеров. Уже к моменту нашего побега он досконально знал все принципы работы основных узлов подводных аппаратов. Короче говоря, ценой больших жертв и потери двух наших товарищей - Матвеича и его товарища по морской работе, мы вышли в открытый океан и ускоренным маршем на большой глубине направились к родным берегам Европы. Всё же нам необыкновенно повезло в том плане, что на ходовые испытания фашистским руководством были приглашены только восемь человек, которых очень быстро и чётко наша команда взяла под свою опеку. Мы с отцом и ещё несколько наших людей стояли в центральном посту с автоматами наизготовку и следили за каждым движением немецкого капитана и его команды.

- Отец, смотри, у них автоматы то русские - «калаши», - с ехидцей заметил я, - ничего нового не могли придумать за столь длительный срок.

- Ты знаешь, Борис, у меня такое ощущение, что они больше пыжатся, чем в действительности что-то делают. Да и потом эта их база скоро прекратит своё существование. Я пригляделся за эти два года к их оборудованию и станкам и понял, что их уже давно надо списывать.

- Но, тем не менее, они создали то, что не по силам даже таким странам как США и России, - с грустью в голосе ответил я.

Между тем субмарина уверенно прокладывала себе путь в пучине Атлантики на глубине 4000 метров. По напряжённому и красному лицу немецкого капитана было заметно, что что-то озадачивает его в управлении этим подводным монстром. Капитан сидел за пультом управления и судорожно сжимал рукоятки управления погружением подлодки. На его лбу выступила испарина и он начал что-то тихо бубнить себе под нос.

- Ну, что приуныл, фашист, - тыкая стволом автомата в капитанскую спину, бодро поинтересовался отец. Наташа, ты, наверное, немного перестаралась с этим газом, фашист до сих пор не может прийти в себя. Смотри, сын, как его коробит. А какого нам тогда было в сорок первом году, когда эта сволочь нещадно посыпала нас снарядами и бомбами. Ничего страшного, пусть немного помучается, узнает почём фунт лиха, - с удовлетворением заключил отец, отворачиваясь от фашиста.

- Отец, да он нам хочет что-то сказать, смотри как он напрягся.

Немец оторвал руки от ручек управления и, повернувшись лицом к отцу, заговорил:

- Господа, это не моя вина, но я спешу сообщить вам, что нас преследуют уже два аппарата - один дисколёт и один подводный. Должен вам заметить, что они стремительно приближаются к нам, и где-то минут через пять минут мы будем атакованы ими.

Отец передёрнул затвор калаша и приставил его ствол к виску фашиста.

- Негодяй, фашистский выкормыш, это ты передал им наши координаты и думаешь теперь уйти от заслуженной кары, - закричал в ярости отец.

Немец затрясся всем телом, хриплым голосом часто повторяя:

- Гитлер, капут, Гитлер, капут, дойче золдатен ду бист швайн!

- Раньше надо было думать о своей нации и о своих солдатах, а теперь, гад, ты получишь сполна, - замахиваясь на фашиста прикладом автомата, закричал я.

Немец испуганно поднял руки над головой, как бы защищаясь от удара, и быстро скороговоркой заговорил:

- Господа, ещё не всё потеряно, можно выйти на закритические режимы работы защитного поля и мы тогда вновь станем невидимыми для тех, кто охотится за нами, но я ничего не гарантирую. По инструкции нам категорически запрещено выходить на этот режим, потому как этот режим ещё недостаточно изучен и мы все можем просто погибнуть в этом жёстком поле.

- Ладно, у нас времени для рассуждений практически не осталось, - взглянув на часы, проговорил отец. Говори, негодяй, как твои подельники обнаружили нас, ведь нас всё время окружает защитное поле, которое делает нас невидимыми.

Немец с мольбой в голубых глазах посмотрел на нас и ответил:

- Господа, боюсь, что при выходе в открытый океан мы забыли включить парольный сигнал, разрешающий покинуть «Базу - 211». Наша лодка достаточно устаревшей конструкции и не обладает таким уж мощным защитным полем, которое легко пробивается нашими последними приборами слежения и обнаружения.

- Да какого же чёрта ты не подал контрольный сигнал, - кипятился отец, наступая на немца. Жаль, что сейчас не сорок третий год, а то бы я тебя размазал по стене, как навозного жука. Ну, что ты моргаешь своими глазёнками, белобрысая тварь, давай выжимай из своей подводной бочки всё, что можно и что нельзя.

Немец трясущимися руками схватился за рукоятки управления субмариной и перевёл их в крайнее положение. Подлодка вздрогнула всем корпусом и, казалось, замерла на месте. Всё вокруг осветилось каким-то светло-голубым сиянием. Почти вся электронная аппаратура в центральном посту заискрила короткими молниями и всполохами света. Перед моими глазами поплыли какие-то разноцветные круги, а всё видимое вокруг вдруг стало терять свои очертания, как бы растворяясь в воздухе.

- Похоже это конец, - промелькнула у меня мысль в голове и закрыл глаза, потеряв сознание. Не знаю, как долго я находился в этом состоянии, но должен заметить, что это было одно из самых неприятных моих ощущений. Перед глазами в быстром темпе проносились картинки из моей прошедшей жизни, которые перемежались яркими цветовыми вспышками и постоянным неприятным гудением. Собрав всю свою волю в кулак, я открыл глаза и замер от удивления. От сильной качки мне трудно было сохранять равновесие, и я присел в кресло рядом с испуганным немецким капитаном.

- Ну, и где мы сейчас находимся, - поинтересовался я у немца, - почему лодка всплыла на поверхность.

- Простите, - заверещал фашист, я пока сам толком не понимаю, что произошло, но то, что мы всплыли - это факт.

- Я и сам вижу, что это факт, - начиная выходить из себя, закричал я, - если мы всплыли, то стали отличной мишенью для вашего дисколёта, который уже давно пасёт нас.

Немец быстро взглянул на приборы перед ним и от удивления открыл рот.

- Господа, - залепетал фашист, - мои приборы не регистрируют более вблизи нас наших аппаратов, но фиксируют что-то совершено другое, и я вынужден включить внешние мониторы для обзора акватории моря. Кроме всего прочего, господа, в результате чрезмерной нагрузки на защитное поле вокруг нашей лодки, последнее окончательно вышло из строя, а также вышла из строя система управления лодкой. Теперь мы совершенно беззащитны от действий вероятностного противника. На борту лодки в настоящий момент отсутствует боезапас и другие виды защиты от агрессивных действий врага.

- Давай, включай свои мониторы, но учти, что у нас всё под контролем, - разрешил отец, подходя к центральному пульту управления.

Немец включил мониторы и мы все замерли в изумлении. На море похоже разыгрывался небольшой шторм, но это было не главное в открывшемся перед нашими глазами морском пейзаже. Почти в двух кабельтовых от нас качались на волнах военные корабли явно устаревшей конструкции. На мачтах этих кораблей я отчётливо различил краснозвёздные флаги и военно-морские флаги моего государства, но времён сороковых годов.

- Что за чёрт, - подумал я и ткнул стволом автомата в спину фашисту. Может быть ты нам объяснишь, что здесь происходит и почему я вижу эту странную картину на твоих мониторах.

Фашист как-то сразу весь съёжился и схватился за голову двумя руками.

- Простите, господа, но это всё произошло не по моей вине, вы же сами приказали мне выйти на запредельные режимы работы защитного поля вокруг лодки.

- Что ты там бормочешь, немецкий недобиток, - хватая фашиста за воротник, закричал отец. Ты хочешь сказать, что твоё поле сработало как машина времени, и мы теперь сидим в сороковых годах этого века.

Немец быстро закивал головой, защищаясь руками от агрессивных действий отца.

- Боря, этого просто не может быть, - бросаясь ко мне на грудь, зарыдала Наташа. Там же остались наши дети, друзья, работа…

Я спокойно отстранил Наташу и подошёл к отцу:

- Отец, такого расклада действий я что-то совсем не ожидал, это какая-то чепуха. Если мы сейчас находимся в открытом море и на виду у нашего доблестного флота, то им ничего не стоит расправиться с нами. Судя по всему, нас наблюдают и готовятся к неминуемой атаке три крейсера и четыре эсминца.

- Всё правильно мыслишь, сынок, и самое страшное, что все борта нашей подлодки изрисованы известной всем свастикой, и я не думаю, что советским капитанам это очень понравится. Но, судя по паузе, наступившей после нашего всплытия, они сами не ожидали увидеть такое. Ну, сам подумай, Борис, в середине сороковых годов в открытом море ими обнаружена немецкая подводная лодка непонятной им конструкции. Вот они и выжидают каких-то действий от нас. Но самое интересное не это, а то, в каком регионе мира мы сейчас находимся, куда закинула нас это злополучное поле.

- Слушай ты, фашист - неудачник, ты можешь сейчас быстро определить наши координаты или хотя бы в каком море мы сейчас качаемся на волнах.

Немец утвердительно закивал головой и включил несколько кнопок на пульте. На экране монитора замелькали титры какой-то информации и, наконец, высветилось то, что нас интересовало больше всего. На мониторах высветились очертания Камчатки, и крестиком было указано наше местоположение в море.

- Мало того, что нас выбросило в прошлое, так мы ещё оказались в Тихом океане, - заволновалась Наташа. Господи, теперь всё потеряно, всё в прошлом, как теперь жить в этом чуждом для нас мире?

- Да, пожалуй, нам трудно будет адаптироваться в нём, - сочувственно глядя на Наташу, заметил я, - но, слава Богу, что мы не оказались у берегов Америки, а у своих родных берегов.

- Ладно, хватит лирики, Борис, - ответил отец, - в данной ситуации нам надо подумать, как без проблем объяснить советским товарищам, что мы не немцы, а тоже русские, но из другого мира.

- Кстати, мы свободно говорим на немецком языке и одеты в немецкую униформу, - заметил я, - и нас тут без разбора могут шлёпнуть прямо на месте.

- Боря, что ты пугаешь меня, - прижимаясь к моей груди, заплакала Наташа.

- Я не пугаю тебя, дорогая, а только констатирую факты, а факты упрямая вещь.

Между тем на мониторах было видно, как от группы советских кораблей отделилось несколько небольших катеров, и на большой скорости они направились к нашей субмарине.

- Значит так, друзья мои, - обратился ко мне с Наташей отец, - с минуты на минуту здесь будут советские моряки. Их действия могут носить вполне неадекватный характер в отношении нас по причине того, что мы находимся на немецкой подводной лодке. Я прошу всех соблюдать спокойствие и выдержку. А пока надо нам выйти на палубу подлодки с поднятыми руками и сдаться на милость победителей. Оружие мы оставим на месте, чтобы не провоцировать моряков на кардинальные меры в отношении нас.

Через три минуты мы уже всей командой стояли на палубе с поднятыми руками, тем самым, давая понять, что мы сдаёмся. Подводную лодку сразу же окружили пять или шесть катеров, с которых к нам перепрыгнуло несколько десятков матросов. Быстро связав нам руки за спиной, нас под конвоем переправили на катера, а с них на один из больших крейсеров. На крейсере нас быстро обыскали и посадили в холодный и грязный трюм.

- Слушай, отец, как ты думаешь, что они сейчас предпринят в отношении нас, - тихо поинтересовался я, - у меня такое ощущение, что война для них ещё не закончилась и они вполне могут сейчас находиться на боевом дежурстве.

- Так оно и есть, сынок, - устало ответил отец, - но здесь уже надо положиться на случай.

В трюме было очень холодно и сыро. Было слышно, как в каких-то коробках или ящиках тихо шуршат корабельные крысы, а откуда-то сверху капает вода.

- Вот уж даже в мыслях не могла себе представить, что окажусь в таком дерьме, - с ненавистью глядя в мою сторону, заговорила Наташа. И это всё ты со своим отдыхом. Господи, сидели бы дома, жевали бы пироги с вареньем и в ус бы не дули о всяких там заграницах. Ну, какого чёрта тебя, Боря, понесло в это море, что ты там забыл? - всё больше расходилась Наташа.

- Да ладно тебе, - пытался слабо оправдываться я, - кто же его знал, что так всё получится. Зато с отцом повидался после долгой разлуки, это уже положительный факт.

- Ну вот, а теперь благополучно попрощаешься с Владимиром Александровичем, - кипятилась Натаха. Неужели, Боря, ты не понимаешь, что мы в данной ситуации для них враги - фашисты, и они вовсе не станут с нами церемониться. Тем более уж не поверят, что из будущего да и к тому же русские люди. Господи, какая же я была дура, согласившись на этот дурацкий круиз. Бросили детей, работу, друзей…

- Наташа, перестань, - заговорил отец, подходя вплотную к невестке. Во-первых, мы сейчас находимся у своих, на своей территории и я полагаю, что командный состав крейсера поймёт все наши объяснения, как бы фантастически они не выглядели. Русский русского всегда поймёт, - твёрдым голосом подытожил отец свои слова.

Незаметно открылась дверь в трюм и на пороге показались два матроса с автоматами наизготовку и два офицера. Один из них кашлянув несколько раз, заговорил по-немецки:

- Всем встать и быстро построиться в шеренгу. Кто капитан этой подлодки - выйти на три шага вперёд.

Немецкий капитан чётко по-военному вышел вперёд из строя.

- Так, капитан пройдёт с нами, все же остальные остаются на месте до особого распоряжения.

- Минуту, товарищи офицеры, - быстро проговорил отец по-русски, - тут какое-то недоразумение и я думаю, что наши объяснения не покажутся вам уж столь маловажными, как объяснение самого капитана.

Офицеры удивлённо посмотрели на отца и сделали жест рукой следовать за ними. В каюте, куда нас доставили, было тесно и сильно накурено. За столом сидели три офицера и внимательно выслушивали объяснения немецкого капитана. Наташа незаметно наклонилась к моему уху и горячо зашептала:

- Вот, гад, так он же всё поставил с ног на голову. Ты слышал, он нас представил как своих сообщников и сотрудников, а не как пленных русских.

- А что ты хотела от этого фашиста, чтобы он увешал нас лаврами победителей, - тихо ответил я и отвернулся к стене.

Немецкий капитан ещё долго излагал свою версию нахождения на подводной лодке, но, наконец, очередь дошла и до нас. Один из офицеров, видимо старший, неспеша распечатал свежую пачку «Беломора» и, глядя на отца пронзительными серыми глазами, спросил:

- Судя по тому, как вы свободно владеете русским языком, вы, очевидно, не спроста оказались на подлодке, но в качестве кого и зачем. Вот это мы и хотим сейчас же услышать от вас, и потом предупреждаю вас всех, что в ваших же интересах говорить нам правду. Вы прекрасно понимаете, что по законам военного времени мы не можем долго возиться с такими, как вы. Так мы вас внимательно слушаем, кто вы и как попали на немецкую разведывательную лодку.

- Господин офицер, э-э, простите, товарищ офицер, - заговорил отец, - разрешите мне всё объяснить. То, что я вам скажу, покажется вам совершенно фантастическим и нереальным, но поверьте мне, что я говорю вам чистую правду, тем более, что я представлю вам неопровержимые доказательства выше сказанного мной.

- Интересно будет послушать вас, - ответил один из тройки офицеров, - но только учтите, что у нас мало времени для выслушивания фашистских пособников и изменников Родины.

- Да в том-то и дело, что мы не пособники фашистов и не изменники Родины, а стали невольными и пленниками немецкой антарктической базы под кодовым названием «База-211».

- Да что вы говорите, какая база в Антарктиде, вы не могли бы придумать что-нибудь более правдоподобное, чем эту ахинею.

- Вот я и говорю, что в это вам трудно сейчас поверить, но это чистая правда. Кроме всего прочего, мы из будущего из девяносто четвёртого года. Два года мы провели в немецком плену, вынужденно работая на объектах этой базы. Кстати, я прошёл всю войну, воевал на Балтике, на сетевом заградителе «Вятка», имею боевые награды.

- Почему вы о войне говорите в прошедшем времени, ведь она ещё не закончена, - поднимая глаза на отца, спросил один из советских офицеров.

- Для нас, товарищи офицеры, война давно закончилась в мае сорок пятого, полным разгромом фашистской Германии.

- Очень интересно рассказываете, - затягиваясь «Беломором», заметил главный из офицеров, - ну, а о каких неопровержимых доказательствах вы только что говорили нам.

- Я могу назвать номер части, в которой я служил и фамилию командира этой части. Ну, а самое неопровержимое доказательство того, что мы из будущего так это сам факт существования подводной лодки новейшей конструкции с её электронным содержимым и автоматами советского производства. Кстати, на автоматах Калашникова выбита дата их изготовления - 1975 год. Ну, и если этого вам недостаточно, то взгляните на мои наручные электронные часы, производство которых, я полагаю, ещё не доступно ни одной из стран мира.

Главный офицер принял из рук отца часы и долго внимательно рассматривал их.

- Действительно, часы занятные, - промолвил офицер, - но, научно-технический потенциал гитлеровской Германии позволяет ей создавать и не такое. Сейчас на дворе сорок третий год, а вы говорите о войне в прошедшем времени, - засмеялся офицер, - не надо перед нами Ваньку валять и выкручиваться, не надо из нас дураков делать, которые не могут ни в ком различить врагов нашей Родины. Ещё раз советую вам честно рассказать, когда и где вы были завербованы немцами и кто эти двое с вами. Офицер встал из-за стола и подошёл к нам с Наташей.

- Ну, а вы, что можете нам рассказать, - с улыбкой на лице, поинтересовался офицер, - только давайте без фантазий, а то мы уже устали от ваших измышлений.

- Если вы считаете сказанное моим отцом измышлениями, то нам больше нечего добавить. И вообще мы требуем, чтобы нас доставили по месту нашего жительства в Петербург, - гордо вскинув голову, воскликнул я.

- Между прочим, с Петербургом мы все попрощались в 1917 году, а вот Ленинград пока благополучно существует, хотя он и в немецкой блокаде, но я полагаю, что это не надолго. Под Курском мы уже доказали вашему брату кто есть кто и Победа будет за нами. Я так понимаю, что вы не желаете чистосердечно раскаяться и поведать нам каким образом вы стали пособниками гитлеровцев, - устало садясь за стол и туша папиросу о пепельницу, произнёс офицер. Теперь вашу судьбу будет решать военный трибунал, и если вы будете продолжать упорствовать, то за ваши жизни я не дам и ломаного гроша, вам всё ясно.

- Да, чего уж тут неясного, - с грустью в голосе ответил отец, но я требую, чтобы вы сделали немедленный запрос в Кронштадт и запросили все данные на командира сетевого заградителя «Вятка» - Кудряшова Владимира Александровича, т.е. на меня самого.

- В этом нет никакой необходимости, - резко ответил офицер, захлопывая лежащую на столе папку с документами. Сегодня же мы вас переправим в Петропавловск - камчатский, где о вас позаботится военный трибунал.

Офицер повернулся к конвою и приказал:

- Арестованных увести в изолятор до особого распоряжения.

Нас грубо вытолкали из каюты и по тесным переходам крейсера отконвоировали в ещё более тесное и душное помещение.

- Ну, что, как настроение, - садясь на пол, поинтересовался у нас отец. Похоже, мы все влипли в нехорошую историю, и самое страшное это то, что нам не поверили и продолжают считать нас фашистскими пособниками. По своему опыту знаю, как мы в те военные годы расправлялись с такими людьми.

- Владимир Александрович, - заплакала Наташа, - неужели вы хотите сказать, что нас, в конце концов, расстреляют?

- Скорее всего, нам не избежать сурового и справедливого, как считают советские товарищи, наказания за измену Родине.

- Боже мой, - запричитала Наташа, - кто бы мог подумать, что свои же товарищи вот так вот просто поставят нас к стенке и шлёпнут. Нет, это выше моих сил.

Наташа схватилась обеими руками за голову и медленно по стене сползла на грязный и липкий пол изолятора.

- Наташа, погоди, не хандри, - ободряюще заговорил я, - это всего лишь предположения моего отца, а вдруг нас поймут и отправят на Большую землю домой.

- Какой дом, в блокадный Ленинград, - нервно отстраняя мои руки, закричала Наташа. Это всё из-за тебя, видеть тебя больше не хочу. Ты лишил меня всего: будущего, жизни и моих детей, я тебе этого никогда не прощу.

- Наташа, погоди, перестань дёргаться, - спокойно отреагировал я истерику жены, - лучше скажи, что это у тебя за предмет лежит в заднем кармане брюк.

Наташа быстрым движением руки вытащила из кармана небольшой пузырёк с какой-то бесцветной жидкостью.

- Так, Наташа, только спокойно сейчас мне отдай этот пузырёк, а я сам разберусь, что это такое, - подходя к Наташе, ласково попросил я. Никак это отравляющее вещество, интересно, каким образом наши товарищи при обыске не обнаружили его у тебя.

- Это только в нашем безумном мире принято у мужчин лапать женщину за задние её части тела, а в этом мире, как я убедилась, народ очень воспитанный и деликатный, - устало ответила Наташа.

- Да, да, теперь я понимаю всё, - засмеялся я, - вот это вещество как раз то и поможет нам быстро и безболезненно вернуться туда, откуда нас выбросила безжалостная временная воронка.

- Боря, опомнись, о чём ты говоришь, если мы выпьем эту гадость, то неминуемо погибнем, умрём навсегда, понимаешь ли ты это или нет.

- А вот здесь, дорогая, ты очень сильно заблуждаешься. Человек никак не может одновременно находиться в двух пространственно - временных субстанциях, а раз мы живём и здравствуем в будущем, то надо раз и навсегда избавиться от первой временной составляющей, которую мы и наш отец давно прожили. И тем более в сорок третьем году нас с тобой ещё не было на белом свете. Т.е., что я хочу сказать, что если мы сейчас все дружно порвём эту никому ненужную связь между прошлым и будущим, то вновь возвратимся к своим родным Пенатам.

- Отец, как ты на это смотришь, - повернулся я к отцу.

- Смотрю на это совершенно положительно и готов первым выполнить то, что ты задумал, но вот только боюсь, что мы можем оказаться опять в том же самом Гамбурге и в том же русском ресторанчике с наглыми фашистами.

- Правильно, отец, так и случится и не иначе, но теперь то мы поведём себя совершенно иначе, чем в ту роковую ночь. Ну, что вы решили, время не терпит, и за нами в любую минуту могут прийти советские товарищи.

- Боря, вы как хотите, но я не буду пить эту гадость, я ещё хочу пожить в этом мире и порадоваться яркому солнышку и зелёной травке, - опять горько запричитала Наташа.

- Пойми, дорогая, у нас другого выхода, лучше добровольно и быстро осуществить то, что мы с отцом тебе предлагаем, чем стоять у стенки под прицелами своих же товарищей.

- Нет, и ещё раз нет, вы вправе поступать, как вам заблагорассудится, а меня увольте, я остаюсь здесь, а там как бог даст, - твёрдо решила Наташа.

- Ладно, воля твоя, дорогая, - внимательно вглядываясь в уставшее и осунувшееся лицо жены, констатировал я. Но всё же мы с отцом немного оставим тебе жидкости в пузырьке, вдруг ты передумаешь и примешь, наконец, единственно правильное решение.

Отец взял из моих рук пузырёк и сделал из него несколько глотков. Я тут же последовал его примеру и передал пузырёк жене. Наташа с яростью саданула пузырёк об пол и горько разрыдалась. Последнее, что я увидел, так это склонённое надо мной плачущее лицо Наташи, которая тормошила меня и шептала:

- Боря, прости меня, вставай, очнись ты, наконец.

В моей голове сразу же померк свет, и сознание покинуло меня. Через какое-то время я пришёл в себя от ощущения того, что кто-то гладил меня по голове, приговаривая:

- Боря, вставай, ну очнись ты, наконец.

Я открыл глаза и увидел Наташу, которая сидела рядом со мной и гладила меня по голове тёплой, вкусно пахнущей рукой.

- Слушай, дорогой, ты случайно не принимал сегодня фенозепам, что-то я никак не могу до тебя добудиться.

Я ошалело оглядывался по сторонам, ничего не соображая.

- Наташа, а что, ты тоже последовала нашему примеру и приняла яд.

- Господи, Борис, о чём ты говоришь, какой яд, типун тебе на язык, - Наташа с испугом посмотрела мне в лицо.

- А разве мы не в плену у наших советских моряков, - озираясь по сторонам, быстро спросил я.

- Слушай, Боря, тебе категорически запрещено смотреть боевики, уж больно ты ими в последнее время стал увлекаться, - наставительно заметила Наташа. Надо же такое присниться. Кстати, дорогой, мне с работы звонили и предложили горящую путёвку и знаешь куда, никогда не догадаешься.

- Полагаю в Ирландию в Дублин, - быстро ответил я, вставая с кресла.

- А как ты догадался, дорогой, кто тебе об этом сказал, выглядывая из кухни, насторожилась Наташа.

- Никто мне об этом не говорил, - обнимая жену и целуя её в обе щёки, ответил я, - просто я совсем недавно там побывал, и у меня более нет никакого желания снова возвращаться туда. А поедем мы с тобой в Индию, у меня давнишняя мечта дотронуться до белоснежных стен Тадж - Махала.

Наташа, удивлённо вскинула на меня глаза и, хитро прищурившись, заметила:

- Ты же не можешь отдыхать в южных странах мира. Вот так каждый раз, только соберусь мужу сделать что-то приятное и вновь получаю отказ. Ладно, дорогой, проходи на кухню, я здесь оладушки состряпала, да и дети уже скоро придут из города.

Я смотрел на яркое Солнце за окном, на улыбающуюся Наташу, на дымящиеся оладьи на плите, и мою душу переполняло ощущение полноты счастья от прожитых лет с этим дорогим моему сердцу существом.

 

***