Ох, как же иногда хочется провалиться… Куда угодно, хоть сквозь землю!

Бывает, еще как бывает такое в жизни! К счастью, сбывается это желание

крайне редко, а если и сбывается, то совсем в другое время, по другому

случаю и далеко не всегда к месту.

 

Именно так и случилось со старпомом, ходившем на судне, которое

работало на линии Дальневосточного пароходства между Юго-Восточной

Азией и Соединенными Штатами. Она включала много портов там и там, да

два больших перехода через океан. Полный круг занимал три месяца.

Делалось три полных круга, а затем – смена экипажа. Обычно происходила

она в Японии.

 

Прибывший на пассажирском судне в Японию, сменный экипаж автобусом

перевозили в порт захода, где списывающийся экипаж быстро сдавал дела

и уходил на том же пассажирском судне домой, чтобы вернуться, отдохнув.

Сменный продолжал работу до их возвращения. Трудно, очень трудно

работать девять месяцев без захода домой. Люди устают. Всемирная

Организация Здравоохранения провела исследования и пришла к выводу,

что, после трех месяцев рейса у моряков начинаются изменения в психике.

Именно поэтому сегодня практически все судоходные компании мира не

допускают нахождения моряков в рейсе больше четырех - шести месяцев.

В тот раз все было иначе. Перед приходом в Японию, капитан собрал

экипаж.

 

- Товарищи, сейчас замены не будет. После обработки в Японии, идем в

Находку, где делаем все необходимое – предъявляемся инспекциям для

продления документов, проходим все, что нужно пройти, берем топливо,

продовольствие и снабжение, а потом делаем еще один круг по линии.

После этого - замена в Японии.

 

Экипаж долго не мог успокоиться. У многих сразу же нашлись больные

тещи, бабушки почти при смерти, готовые вот-вот раскрыться язвы и жены

почти на сносях, а также другие причины для списания, но никакие

заявления не принимались.

 

Перед приходом капитан вызвал старпома.

- Расклад, Александр, такой, – начал капитан, - по приходу я еду во

Владивосток, а ты останешься на судне. Ты холостой, да и дела у меня

серьезные в пароходстве. Со службой мореплавания все согласовано. Тем

более, что диплом капитана у тебя есть, да и следующий свой рейс после

отпуска ты, скорее всего, пойдешь уже капитаном. По службе на судне не

сомневаюсь. Ты все организуешь должным образом. Со снабжением и

проверками – тоже. В рейсе я с тобой рассчитаюсь. Двое суток полнейшего

отдыха гарантирую. На вахту эти дни не будешь выходить. Согласен?

 

А почему бы и нет? Судно без капитана или старпома на борту не может

быть. Так что, все справедливо. Тем более, что старпом в то время,

действительно, был «совершенно неженатым», как пелось в известной

песне.

 

Трудно описать все то, что происходило на той стоянке. До конца понять

это могут только моряки, регулярно бывавшие на таких стоянках в своих

базовых портах.

 

Судно, не менее пяти лет не заходившее в родной порт, было лакомой

приманкой для проверяющих всех видов, рангов, уровней и мастей.

Пожарные, санитарные, Регистр, охрана труда, материальный учет, ведение

служебной документации, проверка учета, комплектации и хранения

аварийного и спасательного имущества, навигационная работа, корректура

карт, ведение сотен формуляров и всевозможных журналов, испытания

спасательных плотов, поясов и штормтрапов, перезарядка огнетушителей,

испытания тросов и такелажа…

 

Перечислять и перечислять то, что проверялось за те три дня на судне! Не

было этому конца. Их, этих проверяющих бывало по пять-семь в день!

Каждый требовал внимания, каждый искренне считал, что вообще, заход в

порт сделан только ради этой, именно его проверки.

 

И все это происходило на фоне приема танкеров с топливом, машинным

маслом, пресной водой, разгрузки автофургонов и небольших самоходных

плашкоутов со снабжением, продуктами, а также бега с препятствиями по

конторам, инспекциям и агентствам.

 

Штурмана, механики, матросы и мотористы валились с ног от усталости и от

глубочайшего недосыпа, ведь к большинству приехали жены и подруги,

которые приступали к своим, не менее важным делам, с наступлением

вечера. Глаза моряков, однако, сверкали счастливым блеском на

осунувшихся, почерневших от усталости лицах. Жизнь брала свое…

 

Не слабый физически, старпом к концу третьего дня стоянки был точно в

таком же состоянии, если не считать отсутствия блеска в глазах. Все было

нормально, но беспокоил артельщик. Питание экипажа – это забота

старпома. Забота настолько серьезная, что не до шуток. Продуктов

привезли так много, что появлялось некоторое сомнение, войдут ли они в

кладовые и холодильные камеры.

 

До определенного момента державшийся, артельщик вдруг стал проявлять

признаки постепенного «сваливания в штопор». О том, что он способен

запить в родном порту, старпом знал, однако надеялся, что этого не

случится. Случилось. Одно успокаивало – продукты были уже на борту,

оставалось их только разместить.

 

Серьезная стадия, означавшая окончательный уход артельщика из

действительности, совпала с окончанием операции по получению

продуктов. Все это выяснилось, когда старпому принесли ключи от артелки,

потому что владелец их временно потерял способность за что-либо

отвечать. Естественно, с мрачными чувствами, старпом сразу пошел в

артелку. На удивление, там все обстояло не так уж и плохо. Все продукты

разнесены, накладные пробиты, все сведено и расписано в книгах учета.

Настроение значительно улучшилось.

 

«Может же, стервец! - тепло подумал Александр, - Однако задницу ему

после отхода все равно, надеру!»

 

На четвертый день вернулся капитан. Приехал он не один. С ним был

капитан-наставник. По чью душу, Александр понял сразу. Это означало, что

в предстоящем рейсе будут смотрины. Смотреть наставник будет его,

Александра. Нормальная практика перед назначением.

 

К вечеру все формальности были закончены, экипаж на борту. Заказали

властей. Прибыли они только в три часа утра. До шести оформляли.

Измученный народ с нетерпением ждал выхода в море и отдыха.

 

Как только власти сошли, капитан сказал Александру, что

отшвартовываться, а также выходить из порта и залива старпом будет сам,

с наставником это согласовано.

- По выходу из залива сдашь вахту третьему помощнику, и до самой

Иокогамы, то есть, двое суток - свободен, на вахту не выходи. Можешь

делать все, что хочешь.

- В рамках приличия, конечно!- с улыбкой добавил капитан.

- На неприличное уже и сил совсем нет, – ответил старпом.

- Это на работу сил может не хватать, а на глупости они почему-то всегда

находятся, - пошутил капитан. Лучше бы он не говорил этого!

 

Через час судно миновало остров Лисий и вышло из залива. Попрощавшись

со всеми контрольно - обеспечивающими службами по радио, старпом сдал

вахту третьему и спустился вниз, в каюту. Чувство опустошенности

навалилось на него серой тучей. Что теперь? Как отдыхать? Александр

чувствовал, что просто взять и лечь не получится, потому что заснуть не

сможет. И что делать?

 

Из этого состояния вывел телефонный звонок.

- Александр Игоревич, завтракать придете? - прозвучал мелодичный голос

буфетчицы.

«Вот, - подумал старпом, обрадовано хватаясь за это предложение, словно

утопающий за соломинку, - именно это мне сейчас и нужно!»

 

На завтрак в то утро была манная каша. Она безвольно растеклась по

поставленной перед ним буфетчицей большой тарелке. В самом центре

расплывалось пятно от недорастаявшего еще сливочного масла. Похоже,

это была последняя капля в то состояние, что навалилось на него в то утро.

«Словно птица нагадила», - подумал Александр. Он никогда не любил

манную кашу, но сейчас взял ложку, решительно копнул раздражающее

пятно в центре и быстро, пока не передумал, сунул в рот. На мгновение

представив ту самую птицу в процессе, с отвращением, судорожно,

преодолевая спазм, проглотил… Неожиданно, каша оказалась вкусной и

закончилась очень быстро. Забегая вперед, стоит отметить, что именно с

того утра Александр и полюбил манную кашу на всю оставшуюся жизнь.

- Еще кашки, Александр Игоревич? – высунулась из буфетной буфетчица,

но старпом не успел ответить.

 

Из-за ее плеча выглянул улыбающийся артельщик с блестящими глазами.

Каким-то шестым или седьмым чувством старпом понял, что тот уже

«поправился» слегка на излете своего стояночного «заезда».

- Александр Игоревич, а если не кашки? Там столько вкусненького

привезли! Да и подписать кое-что нужно. Как вы на это смотрите?

Спустимся в артелку, а?

- Хорошо. Идем. Подпишу, - неожиданно для себя, быстро ответил старпом,

вставая.

 

В артелке был полнейший порядок. Все на местах, все как положено.

- А может, колбаски? – с места в карьер пошел в атаку артельщик, - И

хлебушек свежий есть, пекаренок ночью испекла. Еще теплый, а мы на

него еще и маслица свеженького…

 

Даром, что уже кашу ел – слюнки так и потекли у старпома.

- Давай!

Тут же, на бочке с солеными огурцами, на листе коричневой оберточной

бумаги все это и разместилось. Не без копченой рыбки, разумеется.

Красной, бесстыдно лоснящейся жирком, нарубленной крупными ломтями…

 

- Александр Игоревич… - несколько задумчиво, начал было артельщик.

- Доставай, - прервал его старпом.

 

В ту же секунду откуда-то снизу вынырнула бутылочка неплохого

армянского. Коньячок пошел туда, где его так остро не хватало в тот

момент. В самую душу. Как-то легко, без напрягов и суеты, через полчаса

были преодолены все усталостно - застойные явления последних дней, а

артельщик оказался довольно интересным собеседником. Выяснилось, что

он – заядлый меломан, и некоторые их музыкальные пристрастия даже

совпадали.

 

К тому моменту, когда возникла тема о том, какое сильное и животворное

влияние на людей оказывает живая музыка, вторая бутылочка армянского

четырехзвездочного подходила к концу.

- У меня в каюте есть магнитофон. Может, я схожу за ним? Все веселее, да

и музыка, какая - никакая.

 

- К черту магнитофон! – ответил старпом, - Ты вот что… Сходи к боцману. Я

знаю, у него лежат всякие дела культфондовские. Среди них есть

саксофон. Попадался он мне на глаза. Так вот, возьми его и принеси сюда.

Я покажу тебе, что такое настоящая живая музыка!

- Вот это да! – восхищенно сказал артельщик и исчез.

 

Тем временем, старпома уже искали. Искал капитан – наставник. Не найдя,

зашел к капитану.

- Так я же ему дал два дня выходных, он наверняка спит сейчас. У вас что-

то серьезное к нему?

- Да нет, ничего серьезного, только не спит он. Нет его в каюте. Я

проверял. И в кают-компании нет.

- А на палубе?

- И там нет, я у боцмана спрашивал.

- Странно… Ну, что же, пойдемте вместе искать… В любом случае, нужно

обход по судну сделать. И полезно, и приятно.

 

Итак, артельщик добыл инструмент и вернулся в артелку. Пока старпом

открывал футляр и доставал инструмент, артельщик подкатил бочонок со

сметаной, влез на него и попытался достать с самой верхней полки

картонную коробку с надписью «Представительские», сделанную

химическим карандашом. Не получилось.

- Александр Игоревич, что-то не получается у меня достать коробку. Ростом

не вышел. Есть угроза, что останемся без продолжения. Может быть, вы

попробуете, а? Все-таки на полторы головы выше меня.

- Легко! - ответил старпом, вешая на шею черный поясок с саксофоном.

 

Запрыгнув на бочонок, он слегка покачнулся. То ли это судно чуть

накренилось в тот момент на небольшой покатой волне, то ли еще по какой

причине - это не столь важно. Важно другое. А именно - то, что стоял он

обеими ногами на донышке бочонка. Так вот, донышко то возьми, да и

подломись под его весом.

 

Мы все помним, что такое поршень? Цилиндр, а внутри, с минимальным

зазором, движется что-то, выталкивая с другого конца содержимое

цилиндра. Так? Так, но не совсем. С нижней стороны цилиндра, то есть

бочонка, было нормальное донышко, а вот зазор, получившийся в

результате треснутости верхнего донышка, был не таким уж и маленьким.

 

Именно по этой причине, весело откликнувшись на очень немалый вес

старпома, сломанное донышко выдало потрясающий эффект. В

соответствии с законами классической физики, жидкая сметана ударила

вверх снопом струй по всему периметру бочонка, равномерно покрывая со

всех сторон как старпома, по мере вытеснения сметаны, медленно

погружающегося в бочонок, так и висящий на его груди саксофон.

 

Потерявший дар речи, с открытым ртом, артельщик фиксировал бегающим

взглядом все происходящее. Вы спросите, почему бегающим?

 

А дело в том, что в тот самый момент, когда старпом вспрыгнул на бочонок,

дверь в артелку открылась.

 

Естественно, как в добротном водевиле, в дверном проеме стояли капитан с

наставником. Сказать, что на их лицах было удивление, будет

неправильным. Это было чувство более высокого порядка. Разве простое

удивление может так изменить соотношение между размерами лиц и глаз на

этих лицах?

 

Старпом остановил свое движение вниз и теперь стоял в успокоившемся

уже бочонке, когда увидел новых людей в артелке.

- Так… - первым очнулся наставник и повернулся к капитану, - и где же

твой старпом, а?

- А кто его знает, где? Нету! - совершенно неожиданно, каким-то

подвизгивающим голосом, почему-то откликнулся на вопрос артельщик.

- Да вот он, - пришедший в себя капитан указал пальцем на истекающего

сметаной, с покрытым сметаной же саксофоном на груди, старпома.

- Это тот самый, который должен в следующий рейс пойти капитаном?

- Да, - обреченно подтвердил капитан.

- Полагаю, ему предстоит еще очень долго работать старпомом… Думаю

даже, что преимущественно в Арктике! - делая промежутки между

словами, четко сказал наставник, повернулся и ушел.

 

Наставник, однако, оказался хорошим мужиком. К концу рейса он оттаял.

Старпом показал себя как надо, судно наставнику понравилось,

организация службы тоже. Одним словом, все закончилось хорошо. По

приходу в Японию, старпом списался вместе со всем экипажем и спокойно

отгулял положенный отпуск, после которого пошел в первый свой

капитанский рейс на другом судне.