Московский научно-исследовательский институт

 

Страна пытается делать первые робкие шаги на пути к построению правового демократического государства. Однако чиновничий бюрократический аппарат не только не сократился, а начал разбухать с неимоверной скоростью, напоминая тесто, выползшее из кастрюли. Хорошая сдобная масса вышла из той же политической системы, которая раньше управляла бесправным советским народом из роскошных партийных кабинетов. Она же умудрилась заявить, что все эти годы страна жила неправильно. Коммунистической партии необходимо покаяться за свои злодеяния, но на руководящих постах по-­прежнему те же самые лица, которые были до путча. Только теперь они именуют себя демократами. А мышление осталось прежним, и партбилет многие держат в левом нагрудном кармане. В любое мгновение они готовы снова стать красными.

Ни в одной демократической стране не было такого произвола, который господствовал в те годы в Отечестве. Бюрократы, находившиеся во властных структурах, умудрились приватизировать промышленные предприятия, бензоколонки, даже недра. А простой человек остается бесправным и мало чем может влиять на государственную бюрократическую систему. Но главный козырь демократии — свобода слова — все­-таки начал действовать. С этим демократы­-партократы вынуждены считаться и принимать новые правила игры.

Я, пользуясь свободой слова, требовал, чтобы государство предоставило мне возможность пройти курс лечения на Востоке.

Однажды меня вызвали в областной департамент здравоохранения.

— Сергей Николаевич, мы получили очередное письмо из Минздрава по поводу вашего лечения в Китае. Ваше обращение на имя Президента России было направлено на рассмотрение в Министерство здравоохранения. Для того чтобы больного направить в зарубежную клинику, необходимо заключение головного научно­-исследовательского института. Вам необходимо ехать на консультацию в Московский неврологический институт. Только они дают направление на лечение за границу. Из калужан еще никого не направляли ни в одну зарубежную клинику. Вы первый так настойчиво требуете от нас, медиков, предоставить лечение в восточном лечебном учреждении. По поручению директора я созвонилась с институтом, вас там согласны принять 30 января и проконсультировать, — любезно было сообщено мне специалистом лечебного отдела Сиденко Людмилой Георгиевной.

Я прекрасно понимал, что это может оказаться ловушкой. До намеченной поездки оставалось три дня. Необходимо было проанализировать и по возможности представить все последствия этой поездки. Удивляло еще и то, что мне выделяют карету «скорой помощи». Вокруг меня медицинские чинуши расставили капканы, которые подошли бы только для охоты на крупного хищника.

...Планы медиков можно было рассмотреть невооруженным глазом. Только наивный человек может не понять, что замышляли против меня люди, обязанные по долгу службы стоять на страже здоровья. Медицинским чиновникам легче доказать невменяемость неугомонного больного, бросившего вызов прогнившей системе, так как в случае положительного результата лечения последствия для Минздрава могут быть непредсказуемыми. Российские медики уверены, что последствия детского церебрального паралича неизлечимы. По сути, я своим поведением могу поставить жирный крест на «гуманной» отечественной медицине.

Для меня каждая потерянная минута смерти подобна. В оставшиеся трое суток навалилась масса проблем. Одна из них — кого пригласить сопровождающим? Не ехать, мотивируя тем, что зимой в связи с гололедом мне трудно передвигаться? Для чиновников это не аргумент. Это равносильно отказу от своих притязаний на самое дорогое, чем награждает природа большинство людей, — на здоровье, следовательно, счастливую жизнь.

Не долго думая, я прямым ходом направился в городскую думу, к депутату своего округа Александру Владимировичу Архангельскому.

— Правильно поступил, что обратился непосредственно ко мне. Видно, без заключения неврологического института Минздрав не собирается направлять тебя на лечение в Китай. Необходимо чиновникам перекрыть кислород и ехать в это лечебное учреждение. Что ты думаешь предпринять дальше?

— Они меня поставили в жесткие условия. Ехать нужно. В противном случае это будет в дальнейшем их козырной картой, и на мои обращения перестанут реагировать. Одному податься в Москву равносильно приговорить себя к бессмысленной дальнейшей жизни... Сложно предвидеть подводную часть айсберга и последствия этой поездки, но нетрудно догадаться, что люди в белых халатах предпримут попытку разделаться с неугодным для них инвалидом.

Больному детским церебральным параличом очень легко приписать все что угодно. Даже если у пациента нет ничего подобного. Кодекса чести в отечественной медицине никогда не существовало. Медиков практически невозможно посадить на скамью подсудимых. Они неподсудны. Для них созданы все юридические блага. Начиная с советских времен закон на их стороне.

С проблемой легче разделаться в самом зародыше, нежели тогда, когда она станет не контролируемой чиновниками. Медики тогда не смогут убеждать больных и их близких, что заболевание не поддается лечению. У людей, страдающих тяжелой неврологической патологией, появится шанс на излечение. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что для этой сферы медицины понадобятся дополнительные денежные средства. Помимо того, от ранее разработанных методик отечественным специалистам придется отказаться. Специализирующиеся на лечении сложного неврологического заболевания врачи, в том числе многочисленная профессура, окажутся не у дел. Им понадобится полностью пересмотреть свое мировоззрение по данной проблеме, по­-новому мыслить над происхождением и симптомами церебрального паралича.

— Я обязательно поеду с тобой, как депутат. Необходимо, чтобы с нами находился и порядочный невропатолог. В связи с моей загруженностью в думе нужно отложить консультацию на одну неделю и до мелочей разработать план. На приеме в мединституте могут возникнуть нестандартные ситуации, — сказал Архангельский.

В разговор вмешались и другие народные избранники, которые поддержали своего коллегу. Председатель городской думы Валерий Васильевич Артемов также одобрил это начинание:

— Посещение этого института многим раскроет истинное лицо нашей больной и бессердечной медицины. Никто из областного департамента здравоохранения не рассчитывает, что ты наберешься смелости и отправишься в их «логово». Сопровождать от городской думы будет депутат Архангельский. Я его могу отпустить только в первых числах февраля.

Договоренность с депутатом и председателем думы была достигнута. Осталось совсем немногое — договориться с невропатологом, который бы не испугался с «неправильным» пациентом посетить Московский научно-­исследовательский институт неврологии. Эта задача оказалась намного сложнее. Ни один врач из городской неврологической больницы не дал согласия на такое рискованное мероприятие. Их можно понять. Они люди, зависимые от высшего начальства, а если быть более точным — от областного департамента здравоохранения.

Я тогда уже был внештатным корреспондентом областной газеты и по-­прежнему продолжал работать тренером по шахматам в детско­-юношеской спортивной школе.

Чиновники стремились как можно быстрее разделаться с моей независимой личностью. В тот момент они могли сделать это без особых усилий.

Я только начинал набирать обороты в средствах массовой информации и стремился своими публикациями заработать популярность у читателей. На меня могли тогда особого внимания не обратить: «Сгинул человек в лечебном московском учреждении, ну и что из того? Не он первый, не он последний. А может быть, у него на самом деле произошел сдвиг по фазе?» Многие земляки могли и так подумать. Большинство простых граждан страны с девяносто второго года превратились в инертную массу, которой все безразлично. Людей интересует только собственная жизнь, семья, как накормить несовершеннолетних детей. Великая и могучая держава распалась на отдельные независимые государства. В стране, в том числе и высших слоях государственной верхушки, процветают стяжательство, хамство, разврат. Вся «идеология» заключается лишь в одном — как в очередной раз ограбить российское население.

Только на следующий день я сумел встретиться с начальником военного госпиталя подполковником медицинской службы Александром Федоровичем Дроздовским. Очень коротко, по-военному изложил ему суть проблемы.

— Сергей, правильно поступил, что пришел за советом и поделился своей проблемой. Ехать нужно. Другого выхода у тебя нет. Здорово, что с тобой собрался ехать депутат. С моей стороны будет командирован в качестве лечащего врача заведующий невропатологическим отделением. Он в звании майора, — поддержал меня Дроздовский.

Он тут же по местной связи вызвал доктора. Вскоре в дверях показался высоченный человек.

— По вашему приказанию явился, товарищ подполковник, — прибывший отдал честь старшему по званию.

— Прошу присесть, Михаил Вячеславович. Перед вами сидит Сергей Шарабин.

— Мы с ним знакомы, — сказал Маркушев.

— Вот и прекрасно. Сергей — сын уважаемого мной ветерана Великой Отечественной войны Николая Григорьевича Шарабина. Человек нашел себя в нашей сложной жизни. Ему уже 37 лет, но он не желает мириться со своей инвалидностью. За долгие годы борьбы с отечественным бюрократическим аппаратом многих достал до печенок. Человек требует от государства только одного, чтобы его отправили на лечение в восточную клинику. В Минздраве любыми путями находят причину для отказа. Сергей не принимает от них никаких аргументов и твердо стоит на своей позиции. Теперь Минздрав с согласия губернатора Сударенкова и областного департамента здравоохранения направил его на консультацию в институт неврологии. Одному ему туда ехать нельзя. С ним поедет депутат городской думы и вы, как лечащий врач. Обязательно наденьте штатскую одежду, — по-­военному четко сказал начальник госпиталя.

— Я поддерживаю эту инициативу. Прекрасно знаю всю минздравскую и мединститутскую кухню. С неугомонным больным и депутатом все до тонкостей обсудим, как каждый должен себя вести на приеме.

Договоренность везде достигнута. Все хранится в секрете от чиновников департамента здравоохранения области. Только ехать необходимо на неделю позже.

Четверг. Занятия по расписанию у меня в четвертой школе с утра и вечером. Около двенадцати часов дня возвратился с занятий. Раздался звонок. Трубку подняла мама:

— Людмила Георгиевна, как хорошо, что вы позвонили. С самого утра вам звоню: то занято, то никто не подходит, — по телефону раскланивалась по­-стариковски самый близкий для меня человек. — У Сергея сегодня поднялась температура. Я не знаю, как он завтра поедет в такую лютую погоду. Меня как мать беспокоит, каким он возвратится из Москвы.

— Мы тогда отложим поездку на неделю, — сообщила маме инспектор лечебного отдела.

Таким образом, сложное и рискованное путешествие отложено. Это достаточный срок, чтобы не угодить в медицинскую западню.

Накануне отъезда, пятого февраля, посетил «дорогих» чиновников-­медиков, которые вручили направление в институт неврологии. Обращение было написано на имя заведующего консультативно­-поликлиническим отделением и подписано директором департамента В.А. Исаевым: «Департамент здравоохранения и лекарственного обеспечения Калужской области убедительно просит вас проконсультировать бесплатно Шарабина Сергея Николаевича, 37 лет, инвалида 2­й группы, и решить вопрос о его направлении на лечение в Китайскую Народную Республику.

Средства на консультации в вашем НИИ в бюджете здравоохранения Калужской области не предусмотрены.

Медицинские документы прилагаются».

Направление на руках. Договоренность о карете «скорой помощи» достигнута. Прежде чем покинуть здание, зашел к Сиденко:

— Людмила Георгиевна! Искренне вас благодарю, что выделили машину. Я сейчас плохо себя чувствую. Мне необходимо в данный момент иметь сопровождающего, если его не будет, то я не знаю, как сумею дойти до здания. Слишком мерзкая и холодная погода стоит на дворе, не говоря уже о гололеде, — слукавил я при разговоре с хитрым чиновником.

— Ты можешь взять в качестве сопровождающих родителей. Для них место будет, так как автомашина предназначена тебя одного — свозить в Москву на консультацию. Больше никаких заданий у шофера в столице не будет, — объяснила мне работник департамента.

Вечером позвонили из медицинского областного гаража и сообщили, что утром следующего дня, 6 февраля, в 6.45, подъедут к моему подъезду.

Все хорошо. Я спал перед поездкой безмятежным сном.

Раннее утро. Родители волнуются. У меня в голове одно: «Не проспал бы Александр Владимирович». Только подумал, как раздался звонок. В дверях стоял мой покровитель — Архангельский. Созвонились с Макрушевым. Он уже нас ждал.

В назначенное время — машина у подъезда. Водитель в замешательстве, что к нему садится не один человек, а двое. Не успел он перевести дух, как я инициативу взял в свои руки и сказал:

— Едем на улицу Хрустальную, там нас ждет человек, который также едет со мной в институт.

Мы с Александром Владимировичем сели в салон «скорой помощи», Михаил Вячеславович в гражданской форме сидел впереди.

Дорога была длинной и тяжелой для водителя. Все пять часов до института, который расположен на Волоколамском шоссе, лепил хлопьями снег.

Во время поездки изредка перебрасывались друг с другом репликами. Подъехали к мединституту, невропатолог попросил историю болезни и направление на консультацию.

Макрушев не первый раз попадает в такое медицинское логово. Он знал все тонкости, как нужно вести себя, и подсказывал своему пациенту.

В коридоре доктор меня предупредил:

— Надежды никакой нет на то, что дадут направление на лечение за рубеж. Ты человек трезвомыслящий, но эмоциональный, поэтому старайся на консультации молчать. Говорить будем только мы вдвоем с Александром Владимировичем. Ты можешь нам только поддакивать. Тех, кто сидит в этих кабинетах, убедить невозможно. Самое главное — нам самим себе не навредить.

Около получаса бывалый военный врач мотался по кабинетам мединститута, пока нашел концы. Только и шмыгали людишки в белых халатах по медицинским кабинетам, а толку никакого для прихожанина — пациента нет.

В один из кабинетов вразвалочку вошла врач. Михаил Вячеславович проявил находчивость, сочетающуюся со смелостью, и зашел за коллегой. У них один на один состоялась короткая беседа. О чем они говорили между собой, мне неизвестно, но после этого нас быстро приняли.

Депутат присел на стул около двери, я расположился на кушетке, а военный врач в гражданской форме — поблизости к московской профессуре.

— Мы приехали с направлением по поводу отправки нашего калужанина Шарабина на лечение в Китайскую Народную Республику, — начал военный доктор.

Для москвички он был моим лечащим врачом и отдал консультанту П.Г. Инсаровой направление и подробную выписку из амбулаторной карты.

— Прекрасно вас понимаю. Я сразу сообразила, что вы люди непростые. Имею в виду пациента, с которым приехали за направлением на лечение в Китай. При всем уважении к вашей солидной делегации направление выдать не могу. Больного в зарубежную клинику направляет только министерство. Всем медицинским институтам дана устная инструкция, ни под каким предлогом больным направление не выдавать. Из уважения к вам напишу, чтобы пациент продолжал лечение по месту жительства. Могу написать направление только в московскую клинику, но результат от лечения будет незначителен, — досконально и объективно объяснила положение с направлением московский медицинский работник неврологического института.

— Понятно, — отреагировал Михаил Вячеславович. — Как в таком случае можно Сергею Николаевичу пройти курс лечения в зарубежной клинике?

— Только самостоятельно приобрести туристическую путевку и ехать в ту страну, в которой собирается лечиться. На месте должны договариваться с лечебным учреждением о госпитализации, а в вашем случае обязаны проявить содействие губернатор совместно с российским посольством. Договоренность со многими зарубежными странами об этом имеется, в том числе и с Китайской Народной Республикой. Но я не знаю, как в таком случае поведут себя работники российского посольства и губернатор вашей области. Другого варианта у вас нет! Минздрав будет «мурыжить», но никогда на лечение за рубеж не направит. С такой патологией число больных в стране с каждым годом возрастает. Новейшие современные методы лечения, которые разработаны за рубежом, в стране не внедряются из­-за их дороговизны.

На обратном пути после тяжелого дня у нас было приподнятое настроение. Нервные и трудные минуты, которые с честью выстояли, обсуждали в машине. Меня подбадривали и нахваливали мои спутники, что с достоинством вышли из гнилого болота, в которое пытались загнать чиновники. Эта выматывающая поездка наложила неизгладимый отпечаток на дальнейшую мою жизнь.

Часов в пять вечера я уже был дома, рассказывал родителям и соседям, что из себя представляет российский медицинский научно­-исследовательский институт. Как в нем ведут прием больных, что они могут сделать на практике. В этот день в газете «Знамя» вышла спортивная подборка журналиста Аркадия Шишкина. Среди статей было и мое обращение к калужанам «Надежда умирает последней». В предисловии мастер спорта А. Шишкин написал теплое вступительное слово: «Сергей Николаевич Шарабин весьма популярен в шахматных кругах Калуги. Он участник чемпионатов Калуги и области, Спартакиады трудящихся России 1995 года. С 1986 года работает в детско­-юношеской спортивной школе, обучая детей шахматному искусству. Сотрудничает он и с газетой «Ва­банкъ», на страницах которой ведет рубрику «Шахматная мозаика». А в прошлом году Сергей впервые в Калужской области организовал конкурс «Шахматное шоу» с призовым фондом 900 тысяч рублей. В общем, умен, инициативен, а в работе принципиален. Готов любому прийти на помощь...

Но судьба с ним обошлась жестоко. По халатности врачей Сергей когда­-то перенес ДЦП. Интенсивное лечение детского церебрального паралича после родовой травмы никаких результатов не дало. По словам Сергея, он не пал духом, а шахматы и его воспитанники заставляли жить и на время забывать о болезни. Ему сейчас 37 лет, но он надеется на выздоровление, на исправление ошибок природы и врачей».

После нервного дня мне было очень приятно прочитать, как другие относятся к моей проблеме.