Шумел кому камыш, кому-то ясень. И был у каждого свой недоступный мир. «Тот глуп, кто постоянно ясен»- шепнул мне Маяковский Владимир. Колечки в форточку пущу, дымок от сигаретки, и уплывает к звёздам никотиновый «Памир». Жаль я курю один, а мир сосёт таблетки,- в завязке с куревом больной, безумный мир! Она как шпрота жирная в сетях, ловила воздух жадными губами! А он монеты ей тащил в горстях, точней минеты в юности на БАМе. Я в ресторане, палец в соль макая, сидел без средств и даже босиком. Из под небес, меня не окликая, летели деньги длинным косяком. Вдруг оказалось, что совсем без гроша я! Он воровской малины был вожак! Ему сказала я всего хорошего, И забрала с собой его пиджак! Она ему всю ночь: “Besame mucho», а он всю ночь ей пел свои стихи! Что может быть для иностранки круче, c одним лишь русским разные лохи!? Мертвого вчера нашёл ужа я, под капотом иномарки дорогой. Жалостью его, не унижая, я любовно пнул его ногой. Что есть такое - жизнь сплошных утех? Телесных, сладостных, дешёвых и дороже. «Есть много версий ложных! Ложных и не тех! Это когда вам женщина любима по роже!» Он молодец! Совсем не стар и даровит! Жизнь с чистого листа готов начать подобно магу! Но каждый раз вдруг кто-то наровит, ему подсунуть туалетную бумагу! На эшафоте где петля или на плахе, в последнем слове другу - палачу, скажу, соплю размазав по рубахе, что я Ларису Ивановну хочу! Похожи люди на моря, похожи люди на пруды! Плывут порой сами в себе. Они - то корабли, то лодки! Ну, а мужик всегда - на 80% из воды! О как мне жаль, что он не состоит из водки! Выяснил из книжек у Гомера, смерть мне неизбежная! Жуть и страх! Вот бы мой портрет пенсионера, после б красовался на деньгах! Сам на себя готов идти войной! Мне развязать войну - как развязать ботинок! День искупленья гонится за мной, и предрешён мой жалкий поединок! Я к автору не строг. Слова просты, прямы! Но нет дороже строк: «Здесь были только мы!» Я иду к вам с хлеба полной сеткой. Мне комфортно с вами и легко! Я люблю любить вас в форме редкой. В пионерской или же в трико! Положи мне в ладони клубники, мне давно надоел ананас! Сладкими не бывают улики, потому что они не про нас! Травля писателя шныряла вдоль Гулага! От премии отказников полно? Мы ж с Нобелем и доктором Живаго, сидели в Переделкино. В кино! Я тоже смажу карту буден, и на фейсбук плесну стихами! Я разгадал насколько труден, путь обозначенный лохами! Скольжу по рифмоплётной глыбе, рука хватает за обрез! А вы бы так писать могли бы, как флейта плачет до диез? Мне бы однажды посетить страну, где я вино, как воду пил горстями. Где даже кошки выли на луну, ее по-русски лапая когтями. Белей мой парус на фейсбуке, мятежный, чёрканный листок! Может быть, кто-то в час разлуки, на тризне вспомнит пару строк. Во снах моих не всякое бывает! Но эта ночь, как вдох была лиха! Со мной Ахматова проехала в трамвае, не за билет! За два моих стиха! Пожарный с красным носом преспокойно спит, не потому что не горят соседские пороги, Не потому что выпит самогон и спирт, а потому что заплатил он вовремя налоги! Выяснил из книжек у Гомера, смерть мне неизбежная! Жуть и страх! Вот бы мой портрет пенсионера, после б красовался на деньгах! Я под черешней с вами жил, кормил вас ягодой! Был грешен! И таз ваш малый обложил, тазами полными черешен! Мне сказала ренгенолог, место, обложив свинцом: «Ты не можешь стать мамашей, ты не можешь стать отцом. Все висячие придатки тебя предали уже! Береги про ЭТО снимки пуще яйцев Фаберже!» Мне и рубля не накопили строчки, краснодеревщики не слали мебель на дом. И кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо. Вл. Маяковский Имею я четыре свежевымытых сорочки, совсем не потому, что не Маяковский я! А потому что кроме этой вымученной строчки, не написал я больше ни…. чего! Бедную подругу мою гложет, будто к чаю сладкой нет халвы! «Он ещё представь себе, что может! Но не может он ещё, увы!» Жаль, на пианино не хватило. Но мужик с Аллахом на устах, вдруг нашёлся с поясом тротила, как рояль нечаянный в кустах! Вспоминая славную эпоху, где с плаката щурился Ильич, дед сказал, что щурился он плохо! «Звал вперёд, а не на Брайтон Бич!» Помню время, где смотрели «Время!» Члена главного причмоки - сатана! До сих пор оплёванное племя, нечленораздельная страна! Любому - женщина ниспосланная богом! Ты же, как айсберг - снегом занесён! Однако хоть порадуйся итогом- нет у тебя суженой? Считай, что ты спасён! Ах, какие нынче в небе акварели! С мостовых ветра взмывают к ним, трубя! А я, мама, снова по апрелю, столько лет дежурю без тебя! Благочестие и страсть! Между этим бьется Вера! Ах, что это за напасть- отлучение от хера! Мужик как бешеный бизон,- стремится оголтело, туда откуда вылез он! Воткнуть, короче, в тело! Душа страдает, хоть убей! Гадает и грустит! Поёт ли в роще соловей, а может трансвестит. Гаснут где-то две свечи, на камнях собора. жертвы как и палачи, умирают скоро. В книге о родине важна была строка! Самая первая правдивого романа. И вывела уверенно рука: «Израиль - территория обмана». Вдруг рассмотрел тебя на «Одноклассниках!» И оказался в сумрачном лесу! Но там, в «лесу», где все посты о частниках, тебя я снова дёрнул за косу! Он чувствовал – ему нужна харизма! Но неоткуда было её взять! Вмешался врач. Мол, вам поможет клизма, а после будем крестиком вязать! Кровь, как вино «Иверия». Пенсне, любовь суля, блеснет и вот он - Берия! Женский мясник Кремля! Желток яйца разлился за песками, и лёг вместо Кинерета вдали. За цепочку, как скумбрию кусками, часы тянул из озера Дали. Раз из Простоквашино путана, не дала структурам силовым. Ими была съедена сметана, и пошли путём не половым! С утра бомжа Володина, сверлит один вопрос. «С чего начинается родина?» С похмелья и двух папирос! Я в удаче счастлив и неистов! Мне б моя страна не дорога? Жить вокруг баранов - исламистов,- …шашлычки всегда и их рога! Пропуска Господь строчит, в преисподней, с края. На ремне висят ключи, от калитки рая! Куш от рая не велик! Но валюта надо! А вообще смешной старик,- Председатель ада. …И не слышит райский сад, шёпот от черешен: «Он крышует рай и ад! Боже! Как он грешен!» Кто стащил из барабана пулю? В барабане пули нет одной. Мир стал меньше на одну Ритулю, Положил один её блатной. …Дрогнут самодельные кулисы, у театра зоны номер три. «Рита» это прозвище для крысы, так что перерывчик. Закури. Готов старик всем показать на деле, каков мужик он! Всем! Друзьям, врагам! Есть у него семь Пятниц на неделе! Плюс птичка на плече по четвергам! Вдруг как-то холодно становится в груди! Опять по родине какой-нибудь истома! Тоска еврейская за свет в окне - уйди! Килечка в банке тоже парится без дома! Какие в Израиле князи? Князья б тут не ели мацу! Здесь девок красивых, как грязи! И девки, и грязь – всё к лицу! Я второй раз жить не буду, будет памятником мне, перемытая посуда, гвоздь от фото на стене. Неотвратимо пустота вселилась в душу снова, пока другая вознеслась к Нему на небеса. Здесь остаётся на земле её живое слово, героев скольких повестей живые голоса. Нечего на худшее рассчитывать. Перебьемся это время без войны. Я люблю иврит с киосков считывать, узнавая новости страны. В Израиль летит веселиться Варшава! О сколько улыбок на польском лице! Но что-то мне, пане, на сердце шершаво,- так много у вас было «Аушвицей!» Народ, фарисейство чьё ширится вдруг в полный рост, народец такой я бы отдал волкам на сьеденье! О, этот набат незабытый! О, боль Холокост! О, этот ребенок, забытый на заднем сиденье! Ты даже муху на лету не можешь сбить! В луну попасть не можешь, как в монету. Но дев чужих легко тебе любить, как выкурить в Эйлате сигарету. Я к автору не строг. Слова просты, прямы! Но нет дороже строк: «Здесь были только мы!» По слоям кусочек торта, пробовал бы я! По слогам писал бы гордо- Филадельфия! было Меня не будет. Дождичек печально, забулькает на мрамор. Посему, она меня помянет замечаньем: «Класс! Сверху там не капает ему». Во снах моих не всякое бывает! Но эта ночь, как кайф была лиха! Со мной Ахматова проехала в трамвае, не за билет! За два моих стиха! Ни денег не надо, ни снега! Утеха младых и для старцев! Валяйте Израилю: «Рега!» Родное движенье из пальцев! Я рад, как пахарь, напахавшись всласть, или как дети Дедушке Морозу, когда слова ложатся в масть, приветствуя Аркадинскую прозу! Свеча горела на столе, а на столе лежал “Макаров», с одною пулею в стволе. Метель судьбы, метель ударов. Давно уж прадета-солдата нет средь нас. Но именем его полны сердца! И движутся парады! Храни, мой сын, как самый дорогой иконостас,- прадедушки военные награды. В Париже был и правил бал, и правил даже на пароме. Свет открывал и свет врубал, всё состоялось жизни кроме. Как мне хотелось плыть в круизе, любовь к Италии храня! Чтобы не в Хайфе, только в Пизе, упала башня на меня! Не быть под небом мне Вероны! К их винам не припасть устам! И в мире нет такой вороны, чтоб на меня наср… там! Я не прощу судьбе прикола! Что так мне делает рога! Чтоб видел Рим я и Пикколо, на карте в виде сапога! Смерть – просто переход, мура! Что же дрожать пред переходом? Ты человеком был вчера, а сдохнешь будешь пароходом. Им жить бы немного иначе- надеть подвенечный наряд! Но кони всё скачут и скачут! А избы горят и горят! Убежали из Расеи, лицемеры, фарисеи. Боже, честность сохрани, в тех краях, где есть они! Насест не скушен ваш средь муз, с помётом и стихами. Да будет славен сей союз, кукушек с петухами! Я ждать могу тебя не очень… Пока не кончится мой век, пока идёт ко мне сквозь ночи, самый любимый человек! Мы Господа с тобой не заслоним! Поверь, любимая, он всё нам наверстает. Успеть бы мне, я поквитаюсь с ним… Фотограф щелкает и птичка вылетает. И глотнув воды из крана, молвил мудрый мне еврей: Мужиков мне жаль в тех странах, где нет красных фонарей! | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
