Санаторий «Калуга-Бор»

 

В конце сороковых годов правительством было принято решение о создании специализированной здравницы для лечения детей, страдающих детским церебральным параличом. Республиканский неврологический санаторий «Калуга-­Бор» стал с тех пор широко известен не только в России, но и во всех уголках бывшего Советского Союза. В санатории проходят курс лечения дети со всей страны с трех до 14­летнего возраста.

До середины шестидесятых годов детишки жили и лечились в одноэтажных ветхих деревянных строениях. В период, когда главным врачом стала Ия Евгеньевна Баева, был построен и сдан в эксплуатацию, впрочем, с большими недоделками, трехэтажный лечебный корпус. Первых своих пациентов он принял в 1965 году. Многое пришлось переделывать даже после принятия государственной комиссией.

Министерство здравоохранения СССР в том же году назначило главным врачом энергичную Галину Ивановну Белову. Ранее она работала в Новосибирске. Высокая, стройная женщина лет сорока, необычайной красоты. Во времена Леонардо да Винчи с нее бы писали портреты. С первых же дней после своего назначения главврач Г.И. Белова начала устранять недоработки строителей. Пришлось ей обратиться к директору Калужского спичечно­-мебельного комбината «Гигант» Анатолию Васильевичу Золотову с просьбой выделить бригаду опытных столяров. Все рамы необходимо было перевернуть на сто восемьдесят градусов, так как горе­-строители вставили их форточками вниз. Когда проветривалось помещение, холодный воздух, вместо того чтобы идти верхом, обдувал нижнюю часть и образовывал сквозняки, которые пагубно действовали на больных детишек. Много сил, помимо этого, понадобилось для того, чтобы маленьким пациентам было тепло и уютно в стенах детской здравницы.

Во время очередного заезда детей главврач в обязательном порядке встречалась с родителями своих пациентов. Галина Ивановна для каждого из них старалась подобрать необходимые слова, чтобы те поверили администрации детской здравницы и были спокойны за своего ребенка.

Долгие годы лечение шло по накатанному для отечественной неврологии пути: медикаментозное лечение самыми дешевыми отечественными препаратами, массаж, электро­ и водолечение, наложение гипсовой повязки на конечности. Если работал бассейн, то назначали и эту лечебную процедуру. Словом, лечение — общеукрепляющее. Радикальных же методов советской профессурой никогда не разрабатывалось и из более развитых стран в области неврологии не перенималось.

В какой­то мере больным с такой патологией помогает гипсование нижних или верхних конечностей. Мне довелось пройти через этот выматывающий и физически тяжелый метод лечения. Практически на протяжении двух лет, с небольшими перерывами, с пяти до семи лет, я носил гипсовую повязку на двух ногах. В основном врачи ее мне накладывали в форме тутора ниже колена.

В шесть с половиной лет лечащий врач Родина Вера Андреевна назначила мне наложение на левую ножку гипсовой повязки до паховой складки. Трое суток я пролежал в постели, пока не закаменел гипс. Вокруг загипсованной ножки лежали две горячие водяные грелки. Они способствовали затвердению наложенной повязки. Повернуться на бок было практически невозможно: не хватало сил. Я никогда недобирал своего веса, и тяжесть на нижних конечностях казалась для меня пудовой гирей. После подъема все дети уходили в игровую комнату. В палате я оставался один, не зная, как скоротать время. Тогда я еще не умел читать и писать, а родители работали на промышленном предприятии. Мама могла бы взять больничный лист по уходу за мной, но это не имело смысла. В те годы была строгая установка: в палату запрещалось входить посторонним лицам. Это относилось и к родителям больных детей. Абсолютно непонятно, чем руководствовались медицинские работники, когда принимали такое решение. Трое суток истекли. Они показались мне вечностью.

Инвалидных колясок в санатории не было. Неходячих детей медицинский персонал перетаскивал главным образом на руках или на горбу. Я же считался в группе ходячим и должен был передвигаться на своих загипсованных парализованных ногах. Для меня не было предусмотрено передвижение с помощью коляски. Нянечка помогала одеться и сделать первые неуклюжие шаги. Левую ножку волочил, так как она не сгибалась в колене, старался делать упор только на правую. Она была загипсована до коленной чашечки. Одновременно правой рукой придерживался за бетонную стену и с трудом ковылял до игровой комнаты. Из медперсонала мне никто не помогал. Сделав несколько неуклюжих шагов в закаменевшем панцире, я не удержался на ножках. Со всей силой грохнулся на пол и сильно ушибся о стену головой. Сколько тогда было пролито слез от сильной боли и от несправедливости судьбы! Я, еще такой маленький и беспомощный, был бессилен справиться со своим физическим недугом, а эти тети в белых халатах замуровали мои ножки в гипс.

Было перепробовано достаточно много различных вариантов в неврологическом санатории. Несколько лет практиковали принимать в его стены для прохождения профилактического лечения девушек и юношей с данной патологией и больных с диагнозом полиомиелит. Но довольно быстро от этого отказались, и до распада Советского Союза лечились только дети и подростки. В редких случаях принимали подростков старше 14 лет.

Медицинский персонал большое значение уделял внутреннему распорядку здравницы. Он был един для всех возрастных групп пациентов, как для дошкольников, так и для подростков. В начале 70­х годов не учитывались никакие возрастные физиологические изменения организма. Распорядок дня был таков: подъем в семь часов, утренняя гимнастика, завтрак, лечебные процедуры, обед, затем обязательно двухчасовой тихий час, полдник, массовые детские мероприятия, ужин, просмотр телевизионных передач, отбой — в 21.00. Никакие просьбы посидеть около телевизора чуть больше указанного времени воспитателями и медсестрами не принимались во внимание. Подростка уже начинают интересовать происходящие события в стране и мире. Наиболее полную политическую, спортивную и другую информацию можно было получить из программы «Время», но в эти часы в здравнице предполагалось отходить ко сну. По этому поводу у меня с медперсоналом регулярно, чуть ли не каждый день, происходили трения.

На дворе июнь. Темнеет поздно. Хочется посмотреть телевизор или прогуляться по лесу, а ты должен ложиться в постель после программы «Спокойной ночи, малыши». Сотрудники санатория говорили:

— Ты находишься не в пионерском лагере или в доме отдыха, а в неврологическом санатории и будь добр подчиняться распорядку. Всем, кто лечится в нашей здравнице, необходимо как можно больше отдыхать.

В вечерние часы весь персонал санатория, который работал во вторую смену, «испарялся». Изредка можно было договориться с дежурным врачом и посмотреть телевизионную программу.

В эпоху «развитого» социализма питание больных неврологических детей состояло главным образом из недорогостоящих продуктов. Основное питание — каши из разных круп на воде. Это обходилось лечебнице, следовательно, и Минздраву, значительно дешевле, нежели приготовленная диетическая пища на сливках или цельном коровьем молоке. Мясные продукты являлись деликатесом. Зачастую они заменялись дешевой рыбой. Многие дети, кто плохо владел языком, к ним относился и я, не в состоянии были справиться с небольшим кусочком отваренной рыбы с многочисленными костями. Довольно часто оставались полуголодными.

Во многих детских лечебных учреждениях не было достойного контроля за больничной кухней. Дети не могли предъявить никаких претензий к поварам. К пациентам никто из медперсонала не прислушивался. Порой на завтрак давали манную или перловую кашу, приготовленную на воде, которую невозможно было есть. Родители ежедневно после работы приезжали с моими школьными друзьями в санаторий. Первым делом я старался досыта наесться. Холодильников для пациентов в санатории не предусматривалось. Поэтому с собой в отделение из быстро-портящихся продуктов ничего нельзя было брать. Медперсонал высказывал свою точку зрения насчет отдельного рационального питания:

— Все проходящие лечение дети должны находиться в одинаковых условиях. Некоторые из них тяжело переживают, что их родители находятся далеко отсюда и не имеют возможности принести любимое блюдо.

В эпоху так называемого развитого социализма лозунг «Все лучшее — детям» существовал только на бумаге. В действительности на больных детей государство никогда не обращало особого внимания, их как бы не существовало. Даже коммунистические идеологические паханы империи во всеуслышание говорили, что в Советском Союзе инвалидов с рождения вообще нет. Разница с Древней Грецией с ее жизненным укладом состояла только в том, что в древности слабые, больные дети отбирались у родителей и лишались жизни, а в совковые времена их прятали от глаз здоровых сверстников.

Значительно позже, при руководстве главврача Г.И. Беловой, была построена пристройка к главному корпусу, в которой расположились школа, логопедические кабинеты, спортивный зал, библиотека.

Галина Ивановна огромное значение уделяла работе с кадрами. Она скрупулезно присматривалась к каждому специалисту, который намеревался трудиться с тяжелобольными детьми. Через стены этого лечебного учреждения прошла не одна сотня специалистов: начиная с врачей и кончая санитарками.

В стенах этого санатория до последних дней жизни проработал врачом Вячеслав Трофимович Дворников. Некоторое время он был правой рукой главного врача.

Около тридцати лет работал невропатологом Тимофей Григорьевич Шамарин. Продолжительное время он был заместителем главврача по лечебной части.

В конце девяностых годов двадцатого века многое изменилось в сознании людей. Человек постепенно становился личностью. В эти годы все более высвечивались несоответствия отечественной медицины и мировых стандартов в лечении многих заболеваний, в том числе последствий детского церебрального паралича. Значительная часть медицинского персонала в стране помышляла не о качественном лечении пациентов, а о длинном рубле. Кандидат медицинских наук пенсионного возраста Шамарин в 2001 году уехал работать в Польшу. В девяностые годы там по инициативе профессора медицинских наук К.А. Семеновой был открыт центр по использованию в медицинской практике «нового» метода, так называемого космического костюма.

Последний из могикан, мужчина старой гвардии, опытный зубной врач Валерий Викторович Вакула покинул стены санатория. С середины первого года третьего тысячелетия детское лечебное учреждение полностью преобразовалось в женский монастырь.

Никакой брезгливости к прекрасному полу, и в частности к женскому медицинскому персоналу я никогда не испытывал. Именно женщина подарила человеку жизнь и после родов вскармливала младенца грудным молоком. Но когда речь заходит о профессиональных качествах и коллективе, то необходимо строго контролировать деятельность женщины-­начальника, чтобы не было больших перегибов в руководстве. Руководящей властной женской натуре значительно легче управлять коллективом, в котором отсутствуют представители противоположного пола. Ей не составляло большого труда держать всех сотрудников в ежовых рукавицах, тем самым препятствовать высказыванию на собраниях или совещаниях прогрессивных взглядов. Помимо того, руководители­-женщины часто поощряют людей, наушничающих о том, что происходит в трудовом коллективе.

В чем же причина, по сути дела, распада широко известного и престижного ранее неврологического детского санатория? Прежде, чем делать какие-­либо выводы, необходимо проследить всю динамику отношений медперсонала к делу, не только сотрудников детской здравницы, но и самой государственной медицинской системы.

Более трех десятилетий вся власть была сосредоточена в руках главного врача санатория Галины Ивановны Беловой. В советские времена санаторий находился на особом положении в Минздраве и пользовался хорошей репутацией среди лечебных учреждений. Заработная плата у сотрудников детской здравницы была на тридцать процентов выше, чем у других специалистов по стране. Они получали надбавку за вредность, потому что работали и выхаживали парализованных детей и подростков, которые порой самостоятельно не могли ходить. Да что там ходить... Лечение назначалось детям полностью недвижимым, не имеющим возможности себя обслуживать. Все это было козырной картой медперсонала перед вышестоящими инстанциями. Но качественного лечения от врачей никто никогда в советские времена не требовал.

Это автоматически перешло к руководителям новой России. С момента распада коммунистической империи практически перестали обращать внимание на здоровье нации в целом. Все пущено на самотек. Руководителям лечебных учреждений предоставили в посткоммунистические годы безграничные права, которыми они пользуются в целях личного обогащения. По существу, клятва Гиппократа в Российской Федерации перестала действовать с согласия Минздрава.

Значительная часть медиков в стране захотела жить в свое удовольствие, позабыв о пациенте. Чаще стали заглядывать в карман к больному человеку, или его близким. На языке у многих только деньги и в уме тоже. В столице российские рубли игнорируют, профессуре принято давать только конвертик с «зеленью». Медицинские крохоборы вылезли из подполья, в котором находились на протяжении более семидесяти лет. Нельзя сказать, что они в советские времена не заглядывали в чужой карман. Они и тогда в него смотрели, только в более скрытой форме, не было откровенной наглости, которая появилась с того дня, как в Российской Федерации началась так называемая экономическая реформа. В Советском Союзе в какой­-то степени медики побаивались в открытую назначать таксу поборов, так как ими могли заняться правоохранительные органы.