Игорь Краснов

 

НЕЛЮБОВЬ

 

Наступила ночь. Тихая, летняя… Море молчало, лишь его лёгкое дыхание нарушало монотонность этой ночи. В темноте чуть приметно мерцали огни маяков. Они казались одинокими, едва поддерживающими своё печальное существование.

Если сейчас Виктор повернёт на восток, то он обязательно наткнётся на безлюдную магистраль, ещё более тихую ночью. Стояло лето, но ночи приносили прохладную свежесть. Лёгкий морской ветер уносил зной, и люди, весь день занятые работой, могли спокойно отдохнуть лишь ночью. Некоторые из них, пользуясь прохладой вечерних часов, усаживались на узкие скамейки и на досуге толковали с соседями о жизни:

– Вот ещё один день прошёл...

– Ничего не поделаешь, жизнь идёт своим чередом.

– Идёт, идёт... Вот вы мне точно скажите, в чём именно заключается эта самая жизнь, её смысл?!

– Хотя бы в том, что мы с вами живём...

– И всё?! Странно... Вон там всякие писатели, поэты болтают, что, мол, жить надо с пользой для общества, что смысл жизни в том, какое имеешь дело...

– Это просто демагогия. Плюнуть надо! Уже того много, что родились на этот белый свет и живём: дышим свежим воздухом, смотрим на это звёздное небо, любуемся этой природной красотой, что окружает нас... Разве этого мало? Да за это хоть благодарите Господа Бога!

– Но всё, Иван Константинович, опять вас потянуло на любимого конька..

– А вы, Прохор Васильевич, такой уж и атеист...

– Какой уж уродился...

– Ладно, не будем ссориться!

Вспомнив этот невольно подслушанный диалог двух соседей-приятелей, Виктор улыбнулся. Вот, пожалуйста, два человека, уже немолодые… И до сих пор никак не могут договориться, определить, в чём же смысл жизни. Смешно. А он, Виктор, знает, в чём заключается смысл жизни? Наверное, знает... Ведь не случайно же его первый рассказ получил благосклонный отклик из редакции и будет опубликован на страницах одного из престижных питерских журналов. А ещё… Ещё для него смысл всей жизни – Валентина. Валя, Валечка, Валюша... Он сразу почувствовал, как по всему телу разлилась приятная волна. Да, да, он счастлив, счастлив по-настоящему. Он может каждый день её видеть, ждать под берёзами, обнимать, целовать в губы, глаза... У него перехватило дух. Какое наслаждение... В эти минуты он был будто сумасшедший, пьяный от счастья. Любить, быть любимым... Голова слегка закружилась.

Виктор повернул к лесу. Лесная тропинка привела его к костру, возле которого сидел старый охотник.

– Здорово, Степаныч!

– Сразу видать, счастливый человек...

– Как догадался?!

– Да на твоём лице всё написано, – старик перестал курить. – Давай ближе к огню, коль пришёл...

Почему-то вспомнилось детство, когда отец не раз брал с собой его, Ви-тюшку, в ночное. Счастливая была пора. Догорающий костёр, шум берёз, звёздное небо и отцовские небылицы...

Когда это всё было? Виктору стало грустно, он опустил голову. Почему, почему так часто вспоминается детство, прошлое? Неужели уже сейчас всё идёт на закат? Нет, с этим не хочется мириться. Просто так уж устроен человек, что самое хорошее у него связано с прошлым. Ему не дано в полной мере прочувствовать, осмыслить настоящее. Лишь по истечении нескольких лет, когда всё безвозвратно в прошлом, то, что когда-то было настоящим, обретает какую-то ценность. Такова жизнь. Но почему, какие бы не нахлынывали воспоминания, почти всегда присутствуют берёзы? Порой это его удивляло. На ум невольно приходили Есенин, Шукшин. Почему именно они?

– Чево примолк-то? – старый охотник бросил в огонь сухие ветки.

– Да так, – Виктор махнул рукой. – Детство вспомнилось...

– Странный ты какой-то, паря: то весел, то вдруг мрачнеешь... Чё так?

– Сразу не скажешь. Как хоть, Степаныч, день-то прошёл? Удачно?

– О-о, ещо как уда-ачно, – старик заулыбался, похлопывая ладошкой по стреляной дичи.

– Ладно, Степаныч, пойду я. Спасибо тебе за кипяток, ломоть хлеба с луком...

– Не за чё! Давай, паря, всего тебе!

Ночь стояла на редкость лунная. Луна посылала на землю мягкий свет. Она наполовину погрузилось в море, посеребрив волны. От этого казалось, что в во-

де плещется бесчисленное множество серебристых карпов.

Младший брат уже спал. Виктор старался не шуметь. В комнате слыша-лось детское посапывание да жужжание комаров. Было невыносимо душно.

В душу неожиданно закрались сомнения. Действительно, счастлив ли он по-настоящему? Днём он ясно почувствовал в Валентине маленькую перемену... Нет, сейчас об этом лучше не думать! День был насыщен всякими событиями, одно впечатление сменялось другим... Он устал. Поэтому спать, спать, только спать...

Наступило утро, но ещё не рассвело. На востоке только занималась заря, и небо постепенно становилось серым. Воздух был полон ночных ароматов, вокруг царила тишина.

Когда Виктор поднялся с постели и оделся, для него не существовало вопроса, куда он пойдёт. Конечно, к ней, к Валентине. Вчера днём им удалось поговорить лишь немного. Она была какой-то рассеянной, мало слушала его... Он сердцем почувствовал, что что-то случилось. Хотелось побыстрее всё выяснить. И поэтому едва хватало сил, чтобы сдержать себя на месте.

Выйдя на тихую улочку, Виктор не спеша двинулся вперёд. Идти по мягкой земле было легко. Слева и справа смутно вырисовывались очертания построек. Кое-где люди уже встали и о чём-то говорили, но ветер уносил слова, и их нельзя было понять. Воздух был по-утреннему свеж.

Когда он подошёл к дому, где жила Валентина, солнце стояло уже высоко в небе, лучи его припекали голову. Вокруг стало гораздо оживлённее, и оттого, наверное, казалось ещё жарче.

Дверь открыла Валентина. На неё был накинут лишь ярко цветной халатик. Взгляду Виктора бросилось тёмное пятно у неё на шее, без сомнения похожее на засос.

– Ты-ы, – произнесла она удивлённо и в то же время рассеянно, прикрывая рукой предательское пятно.

– Кто там, Валюша? – раздался из глубины комнаты мужской голос.

– Это мой брат, Валерий Николаевич...

Какой брат? Кто такой Валерий Николаевич? Виктор ничего не понимал, в голове полная сумятица. Валентина ясно говорила неправду. Зачем это ей понадобилось? И почему в квартире какой-то Валерий Николаевич? Отца у неё не было, жила только с матерью, которая неделю тому назад уехала на Украину в гости к своей сестре... Вон промелькнул, без пиджака, поправляя на ходу узкие подтяжки. Ничего особенного: с бородкой, животиком... Да он же старше Валентины лет на двадцать! Бред какой-то. Нет, нет, Валентина не может изменить ему, Виктору, он ведь её любит, любит по-настоящему. В памяти всплыл вчерашний день... Всё смешалось. К горлу подступил удушливый ком.

– А-а, – произнёс Валерий Николаевич, по-хозяйски подходя к двери. – Чего стоите за порогом, молодой человек? Если уж пришли, то проходите. Значит так, – обратился он к Валентине, – я сейчас схожу в киоск за сигаретами, затем кое-куда позвоню и обо всём договорюсь, а вы пока поговорите... Но не слишком долго, мы ведь и без того что-то задержались, а нас, наверное, уже ждут. Может, ещё куда-нибудь сходим, хотя... Вон что с погодой творится, как она меняется! Ещё вчера, сегодня солнце так пекло, а к вечеру, наверное, дождь хлынет, вовсю разойдётся... Ладно, дорогуша, я пошёл!

– Не забудьте, – Валентина подала дипломат.

Надев пиджак, взяв дипломат и поцеловав Валентину в щеку, Валерий Николаевич ушёл. Валентина и Виктор остались одни. Оба испытывали неловкость, старались всячески избегать встречаться взглядами. Но вот Виктор всё же пересилил себя и поднял свои глаза.

– Не смотри так, – Валентина застегнула верхнюю пуговичку халатика.

Виктор, наконец, переступил порог, прошёл мимо Валентины. Она торопливо собрала разбросанное женское нижнее белье, ногой задвинула под кровать мужские шлёпанцы. Взгляд Виктора остановился на широкой постели. Сразу всё живо представилось: обнажённые тела, объятия, учащённые вздохи, пот... Его передёрнуло. Валентина поймала взгляд Виктора.

– Прошу, не смотри так, – взмолилась она.

Виктор опустил голову, сел, начал пальцами разглаживать складку на брюках. Валентина присела у небольшого стола.

– Только не молчи, – она попыталась было улыбнуться, но улыбка у неё

не получилась.

– Это серьёзно? – через силу выдавил из себя Виктор, откинувшись на спинку стула.

– Да.

– А со мной, ведь нам вдвоём было так хорошо...

– Всё изменилось...

– Но ты ж приходила к нашим берёзам...

– Я понимаю, тебе нелегко вступать в контакт с женщинами...

Он снова вызвал жалость. На этот раз его пожалела сама Валентина. И это самое обидное. Он почувствовал в себе опустошённость, сердце заныло от обиды. Как разом всё изменилось. Казалось, ещё вчера он был счастливейшим человеком на свете, мог даже горы своротить с места. Всё потому, что его любила такая красавица. Многие от зависти лопались, когда они шли по улице в обнимку. А какие были встречи под берёзами... От счастья кружилась голова, перехватывало дыхание. Он даже стихи начал писать:

 

Ласкаю кудрей завиток непослушный,

Купаясь в сиянии чарующих глаз...

 

И вот всему конец. Оказывается, и любовь не бывает вечной. Теперь что?

– Почему, почему... – Виктору было трудно говорить.

– Так надо.

– Он же тебя намного старше...

– Это не имеет никакого значения, – одну за другой Валентина нервно комкала в руках бумажные салфетки. – Пойми, у нас с тобой всё одно бы ничего не получилось...

– С ним получится, у него, наверное, четырёхкомнатная квартира, машина-иномарка, положение...

– Пусть так, – со вздохом сказала Валентина.

Раздался телефонный звонок. Валентина не скрывала, что очень обрадовалась ему, он давал возможность хоть на несколько минут прервать их неприятное объяснение. Она встала и подошла к холодильнику, на котором стоял телефон. Взяла трубку.

– Да.

– Дорогуша, это я, – послышался из телефонной трубки голос Валерия Николаевича. – Ты уж прости, что задержался, не пришёл, как обещал... Знаешь, с кем довелось столкнуться у кафе! С самим Василием Абрамычем! Сама понимаешь, не хотелось упускать такого хорошего случая поговорить с ним о нас с тобой... Но я обязательно буду, едва дождь кончится!

– Хорошо, – Валентина положила трубку.

– Он? – Виктор шумно глотнул слюну.

– Да.

– Валя...

– Не надо, Виктор... Я не люблю тебя.

Вот он страшный приговор. Здесь ему больше нечего делать. Угнетающее

состояние. Валентина не оправдывалась, не просила прощения, не удерживала. Он подавлен, уничтожен...

Виктор вышел на улицу. Дождь лил ему на голову, хлестал по лицу, но он не старался укрыться и медленно шёл вперёд. Нигде не было ни машин, ни прохожих. Промчался трамвай. На миг сверкнул свет, и снова всё погрузилось в дождевой поток. Дождь слепил глаза.

– Куда идти? – послышался чей-то голос.

Виктор оглянулся. Вокруг не было ни души. Не показалось ли ему? Может быть, это был его собственный голос? Он не мог точно сказать. Но вопрос «куда идти?» был, явно был. И Виктор не находил на него ответа. Домой? От слова «дом» ещё сильнее заныло сердце. Как больно.

Зачем идти домой? Там опять мать начнёт приставать с расспросами... Он увидит фотографии Валентины, которые напомнят о потерянном счастье, обо всех его ошибках. Много раз счастье улыбалось ему, он мог запросто завладеть им, стоило только руку протянуть. Но он сам отступал, и другие перехватывали его счастье, именно перехватывали, а не отнимали, так как он сам упускал его. Он существовал, казалось, затем лишь, чтобы своей нерешительностью погубить свою жизнь. Это не были упрёки, в его доме находились наглядные доказательства всех его неудач, которые иногда не давали ему душевного покоя.

Он не пойдёт домой! Он не желает снова видеть фотографии Валентины, которые теперь будут вызывать в нём горестные воспоминания. Сегодня сердцу его нанесена ещё одна рана и ему не хотелось подвергать себя новым испытаниям.

Дождь непрерывно лил ему на голову, на лицо, на руки. Он шёл пошатываясь и несколько раз чуть было не упал на мокрую землю. Он промок до костей, дождь, казалось, добрался до самого сердца, которое продолжало ныть щемящей болью.

Куда же идти? Может быть, всё-таки повернуть назад, снова поговорить с Валентиной, только на этот раз добром, боле настойчиво? Но тут он вспомнил её слова: «Я не люблю тебя» – и по груди будто резанули чем-то острым. Ему на минуту представилось, как он уговаривает Валентину, просит, умоляет... Глупо всё. Он будет выглядеть смешным. Она просто начнёт презирать его, в конце концов… возненавидит. И всё равно не полюбит, не будет его. Почему, почему он по натуре такой нерешительный, слабый человек, человек, который не может постоять за себя, за своё счастье? Это должно было родить в нём ненависть к себе. Он и ненавидел себя. Как душа болит...

Кончить бы всё разом! Даже представилось, как его вдруг не стало... И что? Жизнь не изменится – это точно: будет то же небо, те же дома... Нет, это минутная слабость, надо было как-то пересилить себя.

Дождь, наконец, прекратился. Сквозь свинцовые облака проглянуло чистое, омытое дождём небо. Воздух стоял свежий, бодрящий. Всё ясно говорило о том, что, несмотря ни на что, и сегодня вечер будет прекрасным. От всего этого внутри появилась какая-то лёгкость, он будто заново родился на белый свет, хотелось перед кем-то раскрыть свою душу, освободить её от невыносимого груза. Но перед кем, кто войдёт в его положение, поймёт как надо?

И тут Виктор вспомнил, что в заднем кармане брюк лежит ключ, который дал ему школьный приятель, когда уезжал в командировку. Именно квартира приятеля сможет его приютить. Это просто здорово! Там уж точно не найдёт ни одна душа, он останется один, у него будет возможность всё хорошенько переосмыслить, понять, что и на этот раз не будет конца, жизнь продолжается, счастье вновь улыбнётся ему и он обязательно не упустит его. Жаль только, что никто не понимает... Но ведь есть чистый лист бумаги! Точно. Вот кому можно излить свою наболевшую душу, поделиться самым сокровенным, не боясь ни предательства, ни насмешек. Да, писать, писать...

Когда защёлкнул дверной замок, Виктор сбросил с себя мокрую одежду. Голым прошёл в ванную. Неторопливо вымылся, обтёрся большим махровым полотенцем. Подошёл к холодильнику. В нём он нашёл кусок колбасы, пару яиц и бутылку кефира. Поел. Потом подошёл к письменному столу, включил приёмник. В тишину ворвался «Пер Гюнт» – любимая музыка Эдварда Грига. Он взял пачку чистых листов бумаги, сел. Немного подумал. И мелким красивым почерком написал: «Нелюбовь»...