В далеком детстве я пережил один странный день...Нет, не так. А как? Проснулся ли я под щебетание воробьев, кои в изобилии сидели на старых вишнях, росших в бабушкином палисаднике? А может друг Санька разбудил меня истошным воплем? Он всегда вставал раньше меня, и всегда утром под окнами раздавался, нарастая с каждым разом его крик весьма однообразного содержания: «Паш, а Паш». Заканчивалась побудка тоже весьма однообразно: моя бабушка Настя обычно прогоняла его подходящими по случаю словами. Вариаций в ситуации было немного: иногда все заканчивалось моим подъемом, успокоением бабушки и выходом в наш мир детства — Полевую улицу.

...Полевая — это хрустальный храм моего детства. Нигде и никогда я не чувствовал себя в большем тепле и безопасности. Удивительно, как дети, в течение длинного летнего дня могли находить себе занятия на пространстве в 100 метров! Воспоминания об этом времени сливаются в сплошной праздник. Они хранят меня, придают силы, делают самим собой. Эти воспоминания делают меня свободным, это моя тайная комната, куда так отрадно уединиться от взрослости.

Заботы о семье, работа, обычная повседневная круговерть того, что является человеческой жизнью подобно осеннему ветру уносит и уносит от поры беззаботного детства, в котором нужен только солнечный день, ворчание бабушки да друг мой Санька.

Так вот, о том дне.

Я проснулся в то утро с отличным настроением. Солнце било в окна через листву вишен и лип. Громко, перебивая друг друга, чирикали воробьи. Санька был на подходе. Я быстро оделся и побежал на улицу, услышав вслед «не жрамши, не ср...». На повестке дня было сражение, оружие для которого было подготовлено еще вчера. Санькин дедушка — суровый Михалыч, кадровый офицер, фронтовик — даже еще не подозревал, что не придется ему сегодня подвязывать помидоры. Надо ли говорить, что запасенные для этого дела с вечера колья и пошли на наше оружие? Он как карающий Ангел и живой укор совести явился потом, среди нашей игры. Его речь, в переводе на русский, имела следующее содержание: «Уважаемые мальчики! У вас случайно нет психических заболеваний? Не потеряли ли вы совесть? Эти колья я припас для огорода, ходил за ними очень далеко, на совхозную пилораму. Саша, когда придешь домой, будешь наказан!». Речь длилась долго. Мы слушали ее на почтительном расстоянии и почтительно молчали. Выражения наших лиц тоже были весьма почтительны, ибо Михалыч отличался совершенной реакцией и был очень скор на расправу.

Когда Михалыч, пообещав нам что-то дать, гордо удалился строевым шагом, немного прихрамывая вследствие фронтового ранения — игра продолжилась.

Вскоре Великий магистр Тевтонского ордена был украшен двумя настоящими рогами, а убегающий Александр Невский получил солидный удар по спине со словами «сволочь ты, Паша», сказанными в самом дружественном тоне. Сражение окончилось вничью.

Мы сели отдыхать на лавочку. Потом Санька заговорщицким тоном поведал о том, что «у него бабушка печет пироги». План их реквизиции родился мгновенно. Реализация плана увенчалась успехом, а затем — организованное отступление. Михалыч, с тарелки которого были похищены самые вкусные пироги гнался за нами в великой ярости. Мы успели залезть на дерево и оттуда вежливо попросили прощения. Михалыч снова, не теряя достоинства, удалился, на ходу обвиняя нас в не джентльменском поведении. Съесть вкусные пироги Лидии Ивановны, сидя на старой липе — кайф!!

Затем подломилась ветка, и Санька до глубины души и тела прочувствовал, как это — не иметь крыльев. А мне было стыдно — я и в самом деле не джентльмен, ибо не умею сочувствовать другу, ведь дикий хохот не самая хорошая форма сочувствия попавшему в беду...

Жизнь продолжилась...

Оглядевшись вокруг, мы подобрали себе новую жертву. Ей пал мой дядя, шедший от колодца с двумя ведрами воды. Увидев нас и заметив наши хищные взгляды, он засуетился, пошел быстрее, но не успел — в одно из ведер мы насыпали песка. Однако дядька был готов к нападению, и возмездие было быстрым. Он поймал нас, произнес краткую и энергичную речь, в которой подвергал сильным сомнениям наши нравственные качества и уровень интеллекта. Речь закончилась парой пинков, но все-таки дядька нас любил...

Время для нас остановилось. Это был вечный День.

...Я стоял около дороги, которая проходила по нашей улице. Тогда я и увидел этого человека. Он медленно шел, и курил сигарету. Человек как человек. Небольшого роста, с глубокими залысинами. Спокойный, слегка усталый взгляд. Человек как человек.

Но что-то в нем показалось мне до боли знакомым, даже родным. Что-то откликнулось в моей детской душе на задумчивый взгляд, которым он меня окинул. Мне представилась в одно мгновение долгая и трудная жизнь, словно на секунду среди теплого дня повеяло холодным ветром. Человек остановился на секунду, словно хотел мне что-то сказать. Затем он окинул взглядом дом бабушки, которая в это время открывала окно. Взглянул на довольную рожу Саньки, который убегал от деда из ворот, на самого Михалыча, слегка усмехнулся и пошел к концу улицы. Я на секунду отвлекся на Саньку, и когда оглянулся на человека вновь, его уже не было. Улица была пуста.

У меня же осталось стойкое ощущение, что я мгновенно повзрослел. Правда, ненадолго. Через секунду я уже убегал от Михалыча, облитого водой из шланга — так закончилась поливка огорода...

....Время шло и летело.

Снова на Полевой я появился спустя 25 лет. Как-то летом я решил пройтись по родной улице. Зеленела листва лип, щебетали воробьи, был июльский день. Добравшись до мест моих детских игр, я увидел мальчишку, который меня с любопытством разглядывал. Чумазый и босой. Взгляд несколько растерянный, но осмысленный. Из дверей дома выбегал другой мальчишка, за ним гнался благообразный старик, на котором не было сухой нитки. В соседнем доме старушка открывала окно. Я остановился. Огляделся. До глубины души, до острой душевной боли почувствовал, что это уже было. И будет в тысячах жизней после меня, но больше никогда в моей...

Я снова посмотрел на парнишку, стоявшего около дороги. Многое хотелось бы ему сказать, от многого уберечь, многим поделиться. Но я не сказал ничего. Иди своим путем, парень...

Двинувшись дальше, я немного погодя оглянулся. Улица была пуста.