Я тоже посмотрел этот старый американский фильм «Нюрнбергский процесс» с ужасными документальными кадрами фашистских концлагерей. Настроения такие фильмы не поднимают, и я решил прогуляться. Когда я выходил из квартиры, перед глазами, по-прежнему, стояли горы наваленных друг на друга трупов узников. И, конечно же, как будто соседка меня поджидала, щелкнул замок, открылась ее дверь, и на пороге появилась рыдающая Лия:

- Горы убитых евреев, - воскликнула она сквозь рыдания, - и бульдозером, их свозят в кучу бульдозером.

Я не знал, как ее успокоить.

- Перестаньте, Лия, - сказал я, - вы только нагоните себе давление. Нельзя же так. Успокойтесь, пойдите и накапайте несколько капель валерьянки. Сейчас я спешу, но потом, мы как-нибудь поговорим об этом фильме.

И я заспешил, не оглядываясь, по лестнице вниз.

 

Я только недавно переехал в эту квартиру, и практически не был знаком ни с кем из жильцов. Исключением являлась Лия. В один из первых дней она встретила меня на лестничной площадке, и сказала:

- Здравствуйте. Я ваша соседка. Меня звать Лия.

Я представился.

- Имейте в виду, - сказала Лия, - я еврейка. А вы? Вы еврей?

- Вот черт, - подумал я.

Обычная женщина средних лет с абсолютно неброским лицом. Ничего не выдавало в ней еврейку. И почему она так остро воспринимает свое происхождение?

 

– Это что-то меняет? – ответил я вопросом на вопрос.

- Конечно, - сказала Лия, - нас, евреев, не любят.

- Ну, знаете, многих не любят. Негров, чеченцев, чувашей, - да всех и не перечислишь. Впрочем, извините, меня это мало занимает.

Я попрощался, и скрылся в своей квартире.

 

Лия, по-видимому, была очень общительна. Уходя из дома, или возвращаясь домой, я часто встречал ее в подъезде, беседующей с кем-либо из соседей. И всегда разговор касался ее беспокойства за свою нацию. Вероятно, это был какой-то пунктик. Я проходил мимо, здоровался, соседи здоровались в ответ, и глазами показывали, мол, что делать, приходится с ней разговаривать на эту тему. А предмет был безграничен: то ей сказали в парикмахерской, чтобы она убиралась на свою родину, то ее толкнули на улице, и она чуть не упала, то мальчик из другого подъезда обозвал ее жидовкой, когда она спросила, не евреи ли его родители. И так до бесконечности.

 

Впрочем, во всех иных отношениях Лия была человеком добрым и отзывчивым. Она бескорыстно помогала пожилой женщине, которая жила над ней, она ходила и проверяла лампочки на всех этажах, и заменяла перегоревшие, для чего притаскивала из своей квартиры тяжелую стремянку. Она заботилась, чтобы работал домофон; зимой очищала подъездную дверь от снега. Вообще, без нее трудно было бы представить жизнь в нашем подъезде. Если бы только не эти непрерывные разговоры о притеснении евреев.

 

Во дворе дома жильцы прогуливают собак. Конечно, в своем дворе ошейники и намордники не надевают. Собаки бегают по всему двору, и радостно бросаются к каждому появившемуся во дворе человеку. Не всегда это приятно, особенно тогда, когда веселый щенок прыгает грязными лапами на светлые брюки.

 

Некоторые жильцы, выражали недовольство свободными прогулками животных. А Лия так просто боялась собак. Когда она видела во дворе собаку, то возвращалась в подъезд, и шептала: «травят евреев собаками, как фашисты, как в концлагере». Хозяева собак уверяли ее, что будут держать своих питомцев на поводке. Лия горько улыбалась, и шепотом говорила, что удобно спускать с поводка собаку прямо на еврея.

 

Проходили дни, месяцы, ее страхи становились все сильнее. Это уже не было пунктиком. Это было явное заболевание.

 

Я возвращался с работы, и увидел у подъезда несколько беседующих соседей. От них я и узнал, что произошло. Напротив нашего дома находится небольшой продовольственный магазин. Жильцы бегают туда за хлебом, яйцами, конфетами, выпивкой. Лия, как и другие, ходила в этот магазин. А сегодня она не рассчитала, и попала в начало обеденного перерыва. Одна из продавщиц как раз закрывала дверь. Лия попробовала не дать ей закрыть дверь, но продавщица оказалась сильнее, и дверь защелкнулась. И тут с Лией случилась истерика. Она начала биться, и кричать, что уже евреям не продают еду, что евреи должны подохнуть с голоду, что евреи не успеют даже уехать к себе на родину, а умрут здесь голодной смертью, как в концлагере.

Лия билась на ступенях магазина, царапая пальцами и дверь, и свое лицо и голову. Кровь лилась по ее лицу. Собрался народ, выскочили из магазина продавщицы, быстро вызвали скорую помощь. Врач сделал укол, и увез Лию в машине с красным крестом.

Этим же вечером Лия вернулась домой. Сопровождали ее врач и медсестра. Я вышел на площадку подождать врача и расспросить о состоянии больной. Вскоре дверь открылась, и появился врач. Он собирался покурить на лестничной площадке.

 

- Так что же все-таки с Лией произошло? – спросил я.

- С кем?

- Ну, с моей соседкой.

- А…! Да ничего особенного. Нервное расстройство. Не опасно.

- Фобия? – спросил я.

- Своего рода, - ответил врач, - я с разными штуками сталкиваюсь. Сейчас все больше, если женщины, - то актрисы, ну, Алла Пугачева, или еще кто. А такого забавного случая, у меня, пожалуй, больше нет.

- Какого? – удивился я, - Что за случай.

- Как! – Теперь удивился врач. – Она же страдает за евреев.

- Ну и что. Многие евреи переживают, такая нация.

 

- Но она же не еврейка, она чистокровная русская, - сказал врач, - мы ее уже давно наблюдаем. Причем, заметьте, у нее ни родных, ни дальних родственников среди евреев нет. Самая что ни на есть чистокровная русская.