Первая женщина!..

Зыбкий ли образ или яркая вспышка в памяти, незаметный след или

глубокие шрамы на сердце – один тихо улыбнется, другой поморщится

как от зубной боли, третий покраснеет от стыда, четвертый встряхнет

головой, отряхивая память, пятый едва сдержит мучительный вздох,

шестой…

 

Полярная ночь. В кают-компании за столом сидят мужчины.

Заросшие, давно не бритые, послезавтра отправка на материк – их

вахта добегает конца. На столе спирт, строганина, консервы, тарелки с

икрой. За свежую буханку хлеба (да и несвежую) сейчас отдали бы

бочонок икры и канистру спирта в придачу. Мука закончилась, сухари

тоже, не осталось даже круп.

С каждым днем разговоры все чаще сводятся к женщинам, мыслями

все давно там, где их ждут семьи, жены, любимые. Спирт снимал зуд

нетерпения.

Третий тост, как положено, за женщин, впрочем, как и первый, и

второй, и… последующие. С поднятым стаканом поднялся недавно

женившийся дизель-электрик Игорь. Признался, что жена Аля – первая

его женщина, надеется, что последняя, и даже представить себе не

может ее измену, тем более свою.

– Не зарекайся! – с неожиданной злостью процедил сквозь зубы

моторист Влад, – не изменишь ты, она это сделает за тебя, как же,

станет столько терпеть, все они суки!

Игорь схватил его за грудки, насилу разняли. Влад, как выпьет, вечно

нарывается.

 

– Да, первая женщина, – попытался разрядить обстановку Сева –

научный сотрудник экспедиции, – интересно, а все ли помнят свою

первую женщину, первый любовный опыт? Кто рискнет поделиться?

Слабо?

Вопрос повис в воздухе…

– Если хотите, начну я, – решился на предложенный эксперимент

радист Иван, – но сразу оговорюсь – это не то, что вы ожидаете.

Затянулся сигаретой.

– Сколько лет прошло, а кажется было вчера.

Безоблачная пора – восемнадцать лет. Студенческий лагерь, я

впервые увидел море. И сразу влюбился, мог часами просиживать на

берегу, глядя вдаль, прислушиваясь к ропоту волн.

А ночные купания? Нет большего счастья, чем погрузиться

обнаженным в теплую ласковость моря. Полное единение – ощущаешь

себя бесплотной неделимой его частью, оно вздыхает о чем-то своем,

гладишь, успокаивая, созерцая искрящийся след за ладонью.

Полнолуние. Лунная дорожка то разорвется, то слепится, приглашая

пробежаться.

Подплыл к берегу, и застыл от неожиданности – к морю, купаясь в

лучах ночного светила, спускалась обнаженная девушка. Она

неслышно ступала, точно была лишена плоти. Остановилась у кромки

воды, замерла, протянула руки к висящему над морем огненному шару,

застыла, и вдруг засветилась, уже не отражая, а излучая свет. Я готов

был бесконечно наслаждаться сказочной картиной, и боялся лишь

одного, что она заметит меня. Казалось, вот сейчас заскользит по

лунной дорожке, побежит по волнам...

Время остановилось.

Увы, девушка продолжила движение, и, "теряя" тело, стала

погружаться в воду.

Поплыла, не нарушая тишины ни звуком, ни всплеском, лишь

светящийся след от рук.

Проплыла совсем рядышком, едва не задев, ослепив лунными очами,

и, что поразительно, – в отличие от меня, невидимого в воде, тело ее

под водой светилось, обретая причудливые очертания. Пятясь, вышел

на берег, провожая взглядом темневшую на сверкающей водной глади

удалявшуюся головку.

На берегу ее одежд не оказалось – не иначе морская нимфа, или

русалка.

Вдруг с моря, куда она уплыла, послышался далекий зов,

напоминающий сладкоголосое пение сирены. С трудом удержался,

чтобы не поддаться искушению, не внять губительному призыву.

Очень хотелось подсмотреть, как она выходит из воды. Удержался от

соблазна, отошел от берега, да вскоре вернулся.

Долго стоял на берегу, вглядываясь в морскую даль, не

потревоженную ни всплеском, ни звуком, лишь искрящаяся лунная

дорожка…

 

Казалось бы, что здесь необычного? Но запечатлевшееся в памяти

ночное видение на многие годы определило мое отношение к

женщине, как пришелице из иного мира – таинственной и

загадочной…

 

Радист умолк, каждый думал о своем, молчание прервал старпом

Виталий:

– Когда приеду, сразу к Ларисе.

– Она – первая твоя женщина?

– Нет. О первой своей женщине рассказывать не стану, как и о

жене, а вот о Ларисе...

Господи, как она сложена – не оторвать глаз! Но не только это. Есть

в ней (в глазах ли в облике?) нечто завораживающее, влекущее,

сулящее. В любви же – огонь! Ни жеманства, ни нарочитости, ни

ложной стыдливости, короче, равных ей нет!..

– Нам не до прелестей твоей любовницы! – зло вмешался Влад, –

говори по теме!

– Не торопись! – старпом виртуозно выпустил несколько колец дыма,

нанизывая одно на другое, – то, о чем я расскажу, очень даже

подпадает под предложенную тему.

Как-то в порыве откровенности Лариса призналась мне, что в

течение длительного времени была не искушена в любви, неопытна,

даже невежественна. И в ответ на мою скептическую ухмылку

поведала историю своего замужества.

 

В восемнадцать лет она скоропалительно выскочила замуж. О любви

знала лишь из романов, целомудрен был и ее избранник –

двадцатилетний Сережа. В ту пору такое еще случалось.

Итак, формальности соблюдены. Свадьба отшумела.

Ну и?..

Всю брачную ночь Лариса пролежала без сна в тревожном

ожидании. Чего скрывать – страшилась предстоящего. Но то, что

произошло, вернее не произошло, привело ее в крайнее изумление!

Жених уснул, так и не притронувшись к ней.

“Наверное устал: хлопоты, переживания”, – подумала она.

Увы, и следующая ночь не стала откровением.

Прошла неделя, платонические отношения, что тешили ее до

свадьбы, стали тяготить – что-то здесь было не так, может, причина

кроется в ней?

Поделилась своим беспокойством с матерью, та, соблюдая

деликатность, раскрыла дочери некоторые секреты. Следуя

полученным советам, девушка облачилась перед сном в дразнящий

даже слабое воображение прозрачный тесноватый пеньюар, и стала

игриво прохаживаться перед супругом, бросая на него томные взгляды.

Тот с недоумением наблюдал это странное дефиле, затем отвернулся к

стене и засопел, чем привел ее уже в полное замешательство!..

Ничего не осталось, как вновь обратиться за помощью. Теперь мама

была более откровенна и поделилась с ней всем, что знала. Дала книги

по анатомии, физиологии, вопросам брака, порекомендовав

визуальные воздействия на мужа заменить тактильными.

Через две недели о браке, о сексе, о мужском теле Лариса знала все,

что в то время было доступно, но лишь спустя месяц ей с немалым

трудом удалось преодолеть равнодушие благоверного, настроить на

любовь, разбудить желание. Не обратила даже внимание на

собственное естественное для девушки недомогание, настолько была

занята мужем. Тот же сделал вывод, что именно так все всегда и

должно происходить, лишь подивился утром – откуда пятна на

постели?..

Скорее всего Лариса развелась бы – какая радость услаждать

мужчину, не получая ничего взамен, да родился сын.

Ударилась в материнство, при этом ухитрялась еще учиться в

институте на заочном отделении...

Прошло время, и как у многих женщин после рождения первенца в

ней проснулась сексуальность.

Супруг же стойко оставался безразличным – неохотно снисходил до

нее, да и то лишь после длительного над ним колдовства, а вскоре и

вовсе обрел привычки пренебрегать ею, сведя количественно

исполнение супружеских обязанностей до минимума, не говоря о

качестве. Она лезла на стенку от неудовлетворенности, да родила

второго мальчика, и вновь на время успокоилась.

Дети подросли, любовный голод с еще большим остервенением

набросился на нее, и уже не отпускал, не давая спать по ночам…

 

Защитив диплом, Лариса вышла на работу.

О своей сексапильности не ведала ни сном, ни духом, и не понимала,

отчего встречные мужчины (сослуживцы), завидев ее, стекленели

глазами, провожая затем тяжелым липким взглядом.

Да не прошло и месяца, как после одной из многочисленных

вечеринок под воздействием алкоголя она не устояла перед мужским

натиском – прорвалась страстью.

Черт попутал, но какое откровение! Теперь до нее дошло, чего она

так непростительно долго была лишена!

К мужу потеряла всякий интерес, тот теперь недоумевал, отчего его

перестали окучивать?..

Спустя год благоверный подал на развод, оставив Ларисе двоих

детей, квартиру и алименты – бедняга не смог перенести столь

оскорбительного к себе невнимания, сам же проявить инициативу так

и не собрался.

И… женился!!!

Ей ничего не осталось, как посочувствовать его новой жене...

 

– Что проку рассказывать о чужом опыте, – подал голос Валентин –

кок, он же медбрат.

– А что тебе мешает изложить свой?

 

– Ничего! – кок затянулся, выпустив облако дыма. – Совсем недавно

довелось мне побывать в родном городе, в котором давно не бывал.

Приехал погостить к старшему брату Алексею.

Вечером прогуливался с женой по центральной улице. Ей было

тоскливо – провинциальный городишко, что может заинтересовать

столичного жителя, я же то и делал, что крутил головой.

Город изменился мало, хотя минуло много лет. Редкие прохожие

были незнакомы, а вот стройная немолодая женщина с болонкой на

поводке почему-то со мной поздоровалась, быстрым оценивающим

взглядом скользнув по жене. Что-то мучительно знакомое…

Ну, конечно же, Анна!

– Кто это? – поинтересовалась жена.

– Учительница.

– По какому предмету?

Не стал уточнять.

Зашли в кафе, сели за свободный столик, жена что-то говорила, я

вполуха внимал ей, сам же обратился в прошлое…

Приближался шестнадцатый день моего рождения. Мы жили вдвоем

со старшим братом. Отец оставил семью сразу после моего рождения,

мама незадолго до этого умерла, так что Алексей стал мне и отцом и

матерью.

Как-то, придя раньше времени с работы, он застал меня в ванной

комнате за известным занятием – попался!

Во время ужина Алексей неожиданно поинтересовался:

– Ты свободен сейчас?

– Свободен.

Позвонил кому-то по телефону, затем бросил короткое:

– Пошли!

– Куда?

– Увидишь.

Шли молча, куда он меня тащит?

Стандартная пятиэтажка, поднялись на пятый этаж. На звонок

вышла молодая женщина.

– Ну, здравствуй, это кто?

– Мой младший брат.

Зашли, Алексей с женщиной отправились на кухню, о чем-то громко

спорили, она не соглашалась, послышалось раздраженное: “Ты меня

совсем не уважаешь!”

Наконец, вышли, брат молча ушел, оставив меня один на один с

женщиной.

Та недовольно разглядывала меня.

– Что ж, давай знакомиться. Анна.

– Валентин.

– Ты очень похож на Алешу, не бойся, не съем. Когда-то он выручил

меня из беды, так что я в неоплатном долгу перед ним.

Помолчала.

– У тебя проблемы с девушками?

– С чего вы взяли?

– Странно, он попросил меня помочь тебе в науке, которую в школе,

к сожалению, не преподают. Давай для куража выпьем немного вина –

не повредит.

Подняла бокал с вином, и сказала странную фразу:

– Все возвращается на круги своя.

Мы сидели за столом при свете свечей, Анна смущала меня

пристальным взглядом, высматривая во мне что-то. Может, сходство с

братом? Впрочем, это не мешало нашей беседе. Интересовалась – есть

ли у меня девушка, занимаюсь ли спортом, какие книги читаю.

И вдруг мне показалось, нет, я определенно почувствовал, что давно

знаю эту женщину, а ведь не прошло и получаса с момента знакомства.

Включила музыку:

– Не хочешь пригласить на танец?

Танцевал я неважно, но отказать не решился. Упругое касание

груди, притянул к себе, она не сопротивлялась, лишь прикрыла веки.

Слившись, мы покачивались в такт музыке, и у меня вновь возникло

ощущение дежавю.

– Если закрыть глаза, – нарушила молчание Анна, – мне кажется, что

я танцую с Алешей, – словно вернулась в то далекое счастливое время.

Тогда он был едва ли старше тебя нынешнего, вы так похожи, а ведь я

любила его. Очень, очень…

Она была лишь чуть ниже меня. Ее глаза струили печаль, горечь, и…

призыв?

Полные чувственные губы, не удержался.

Это не был скорый неумелый поцелуй, как с ровесницами, – ноги

подкосились, едва устоял.

Что происходило дальше, помню плохо. Почему-то мы оказались в

ванной комнате.

Затаил дыхание – ведь я впервые видел обнаженность женщины, и

так мне вдруг захотелось стать струйками воды, ее омывающими!

Далее в памяти сохранилось, как несу Анну на руках, роняю на

постель, мои робкие потуги, увы, безуспешные…

Она взяла инициативу в свои руки.

Опрокинут, не знающие запрета женские губы, умелые руки…

сокровенные касания… бесстыдные ласки… запредельное состояние…

И… вспышка – вселенная взорвалась, разлетелась в клочья – конец

жизни, а может ее начало?..

Я лежал на спине, переживая первую победу над женщиной, в

глазах пелена – слезы восторга и радости. Гордость переполняла меня.

Тем более странным показался мне укоризненный взгляд Анны.

Эту невероятную ночь любви я запомнил на всю жизнь. Единственно,

что смущало – все это время она называла меня Алешей.

Ушел от нее я на рассвете, влюбленный по уши.

Это было первое и, увы, последнее мое свидание с Анной, в чем она

осталась непреклонной…

Я настойчиво добивался ее, слезно умолял, предлагал жениться. Ей

было и смешно, и горько – от Алеши она такого не дождалась.

Валентин умолк, выпили, закусили поднаторевшей икрой, задымили…

 

– А хотите, я расскажу вам о первой своей женщине? – вдруг

вызвался Влад.

Не очень-то хотелось выслушивать его пьяные излияния, зная

склонность к душевному эксгибиционизму, но он, как и другие, имел на

это право.

Окинул кают-компанию мутным взглядом, затянулся сигаретой,

нехорошо осклабился:

– Мне исполнилось девятнадцать лет, мои сверстники давно уже

“кувыркались” с девицами, лишь я задержался. Но не признавался, плел

небылицы, в которые никто, естественно, не верил. Это доводило меня

до бешенства! Был готов переспать хоть с кем, только бы доказать

свою состоятельность.

И тут представился случай…

Как-то под вечер в выходные я сидел в забегаловке, пил пиво,

разбавляя его, как водится, водкой, и тут увидел ее!

Это была рослая девица неопределенного возраста, возможно и

привлекательная в прошлом, но синюшного цвета одутловатое лицо не

позволяло заподозрить это сейчас, впрочем, я был в той кондиции,

когда все бабы кажутся юными красавицами.

Предложил выпить, она не отказалась, подумал: а почему бы и нет?

Другую придется уламывать, а эта сама просится. Тешило самолюбие

еще и то, что сам я – мелкота, она же каланчей возвышалась надо

мной.

Куда она меня привела, не помню – то ли сторожка, то ли котельная,

впрочем, мне было до одного места.

Я никогда не раздевал женщин. Блузку снял без проблем, с лифчиком

долго возился, не совладал, плюнул, откинул юбку, дальше – пара

пустяков! Как бы не так! Резинка видавшего виды трико в силу

длительного его использования растянулась до состояния веревки,

множественные узелки были нанизаны на нее, добавляясь по мере

использования. Мои усилия развязать хотя бы один оказались

тщетными, остервенело рванул. Недвижная до этого момента девица

схватила меня за руку, стойко, как юная девственница, обороняя

последний редут, на самом деле просто удерживала от варварства – не

напасешься на всех! Затем хихикнула, за что-то потянула – ларчик и

открылся, но мне не доверилась, сделала все сама.

Провалился в ее безразмерность, и сразу пролился, впрочем, ей это

было уже безразлично, она дрыхла…

Придя в себя, долго соображал – где я? От едких миазмов першило в

горле. Увидел возле себя на матрасе, лежавшем прямо на полу,

“прекрасную незнакомку” с широко раскинутыми ногами. Она громко

храпела, слюна длинной ниткой из уголка рта тянулась к полу. Рванул в

угол, сломался пополам в рвотном позыве, обтерся какой-то грязной

тряпкой, и покинул место первой своей победы над женщиной, пнув

напоследок ее ногой.

Увы, эта незабываемая встреча не осталось безнаказанной.

Я потом встречался с нормальными женщинами, но с ними не

получалось – они крутили носом, выкобенивались, мол, не такие, будто

им и не надо вовсе. А на поверку – та же мерзость только в красивой

обертке!

А вот с профурами легко достигал согласия, достаточно было налить.

Да и заводился с полуоборота, ох, если бы это не завершалось

частенько вывернутым наизнанку желудком!

И это называют любовью?

Влад хотел еще что-то сказать, не договорил, зажал рот рукой и

бросился вон.

В кают-компании повисла тишина, покачиваясь на кольцах дыма.

Вновь налили, выпили, запивая неприятный осадок…

 

Воцарившееся молчание нарушил Сева:

– Единственно, в чем не могу не согласиться с Владом – первая, пусть

и случайная любовная связь может повлечь необратимые последствия.

Мою любимую звали Лика. Тоненькая, изящная, склонив головку, она

прятала за длинными ресницами озерца глаз, отсвечивавших: когда

синь неба, когда серую непогодь.

Училась она на нашем потоке в соседней группе. На общих лекциях

я всегда садился сзади сбоку, исподтишка стрелял глазами на милый

мне курносый профиль. Лика чувствовала мой взгляд, поворачивала

головку, отстреливаясь насмешливостью. Тощий, длиннорукий,

неуклюжий, мне казалось, что она недосягаема. Многие догадывались

о моей влюбленности, знала и она...

Осенью поехали на картошку, я очень рассчитывал на эту поездку,

надеясь, что, наконец, решусь на признание, увы, девушка заболела и

не поехала, а ведь все могло сложиться иначе.

Почему на меня запала приставленная к нам (студентам) бригадирша

Зина?

Невостребованность туго распирала ее блузку тяжелыми

выпуклостями. Что могло быть общего у нее со мной, смотревшимся

рядом с ней мальчишкой? Почему-то я раздражал ее плоть, она легко

угадывала мою неопытность, тем сильней ко мне тянуло.

Волновала и она меня, тело ее источало терпкий полынный запах

греха, а замутненный неутоленностью плоти взгляд обездвиживал,

вызывая неудержимое желание захлебнуться в сладостной жути

неизведанного.

Приближался отъезд студентов, Зине пришлось ускорить события.

Втроем с трактористом мы развозили по домам поселка сложенные на

прицеп мешки с картошкой.

Завезли и в ее дом. Жарко, мучительная жажда усыпила мою

бдительность, она не без умысла принесла из погреба кувшин крепкого

сидра. Выпив несколько кружек на голодный желудок, разомлел,

откинулся на скамью. Склонилась надо мной, вытирая пот с моего лица,

блузка “случайно” распахнулась, высвободив содержимое… Против

такого аргумента возразить было нечего. Что было дальше помню

смутно. Раздавила сладкой тяжестью, впилась в губы. Целоваться я не

умел, чем еще больше распалил ее. Островком в памяти остался

восторженный ужас, с которым мои глаза расстреливали

освобождавшиеся от одежд роскоши. Невменяемая от желания, не

владея собой, она как удав на жертву натянулась на меня, погрузив в

муть наслаждения...

Остальные мешки тракторист развозил без нас.

Из колхоза я приехал другим. На лекциях, как и прежде, садился чуть

позади Лики, но что-то изменилось – смотрел на девушку, а перед

глазами стояла пьянящая воображение картина женского изобилия.

Однажды Лика подошла ко мне, и насмешливо поинтересовалась:

– Как там твоя колхозница, не пишет? Наслышана, наслышана.

Покраснел, уличенный, и понял – шансов у меня не осталось!

Теперь на занятиях я садился впереди, исподтишка подсматривая за

девушкой, которая удивленно вертела головой, не обнаруживая меня

на прежнем месте...

Спустя лет десять встретил Лику, она приятно пополнела и из

хрупкой девушки превратилась в невозможно привлекательную

женщину. Без былого стеснения пригласил ее в ресторан. Потягивая

вино, не без удовольствия разглядывал, и вдруг признался:

– А ведь я любил в жизни только одну женщину.

– Кого?

– Тебя.

– Почему? Отчего не открылся, хотя я знала это и так. А ведь и ты

мне очень нравился, да не могла же я первая! А потом почему-то

утратил ко мне интерес.

– Не утерял.

И напомнил тот случай на картошке.

– Господи, какой же ты дурак, ведь я отчаянно ревновала тебя!

– Может, исправим ошибку?

– Поздно, в любовницы к тебе не пойду, в жены бы пошла, да

несвободна, впрочем, как и ты…

 

Недосказанность закачалась в дыму сигарет…

Ее нарушил пожилой метеоролог, которого все почему-то звали не

по имени, а по фамилии Крот. Он и походил чем-то на крота, женат не

был, и мысли о женщинах, судя по всему, его не слишком донимали.

– Это не моя, и не кем-то рассказанная история, – начал он, – а то,

что происходило на моих глазах с соседом по лестничной площадке в

течение многих лет.

Звали его Виктор.

У его матери было двое детей – он и старшая его сестра Галя. Отцы

у них были разные.

Их никто никогда не видел, скорее всего, и мать не смогла бы их

точно идентифицировать.

Трудно ее в этом упрекнуть, поскольку в те послевоенные годы на

одного действующего мужчину (даже калеку) приходилось десяток

невостребованных женщин, у которых инстинкт продолжения рода

уверенно побеждал девичью честь.

Воспитывать детей не имелось ни сил, ни возможностей, дай бог

прокормить, и свое отрочество мальчик провел в интернатах да

пионерских лагерях. Учился кое-как, дружил только со старшими

ребятами, девочек избегал.

Долгое время оставался маленьким и хилым. Таким и ушел в армию.

Не дослужил и через полтора года вернулся, так и не пояснив толком,

почему его комиссовали. Поразило другое – с ним случилась

удивительная метаморфоза. Невозможно было в рослом синеоком

темноволосом парне с мужественным лицом узнать еще недавно

плюгавенького, забитого паренька, которого не обижал разве что

ленивый.

Увы, в глубине души он таким и остался.

Я никогда не видел рядом с ним женщин.

Как-то, возвращаясь домой, увидел стоявшую у лифта девушку –

очень даже ничего!

– Вам куда? – спросил.

– На шестой.

На шестом этаже жили лишь я и Виктор.

– Вы не ко мне случайно?

Презрительно фыркнула.

– Значит к Виктору, кто вы ему будете?

– Вам какое дело?

Действительно – какое! Только я впервые видел девушку,

рискнувшую переступить порог его дома, да еще такую!

Вышли из лифта, она позвонила в двери напротив, пожелал ей

успеха, ответа не дождался.

Утром, выходя из квартиры, столкнулся у лифта со вчерашней

незнакомкой. Вид у нее был такой, словно она только-только вырвалась

из огромной очереди, где ожидаемый дефицит ей так и не достался.

Поздоровался, как со старой знакомой.

Буркнула нечто невразумительное, тупо уставившись на меня.

Единственно, что мне удалось высмотреть в ее широко распахнутых

глазах, была нескрываемая оторопь.

Можно лишь догадываться, что между ними произошло, но со всей

определенностью могу утверждать, что в течение многих лет это была

первая и единственная женщина, которой удалось переступить порог

его дома, не считая матери и сестры…

В качестве объяснения этому рискну предположить следующее.

Как-то, когда он еще был подростком, мы стали свидетелями

громкого скандала. Мать волокла Виктора за шкирки с чердака,

нещадно лупя, матерясь и громко предрекая, что если он будет “этим

заниматься”, у него отсохнут руки, он не вырастет, станет импотентом

и никогда не женится.

Чем он на чердаке занимался нетрудно догадаться, многие

мальчишки этим баловались, а вот незнакомое слово “импотент” пугало

своей неизбежностью.

Таким образом, мать неосознанно задавала ему установку на

будущее. Судя по всему, делала это не единожды, и, как видим,

добилась результата.

Виктор так и не избавился от комплексов, доказательством чему стал

мой разговор с его сестрой. Осторожно поинтересовался у нее, почему

столь привлекательный парень не найдет вторую свою половину, на

что та безнадежно махнула рукой, в том смысле, что помочь ему может

разве что девица по вызову.

Затянувшееся холостятство повлекло за собой деградацию Виктора,

в том числе и в профессиональной деятельности. Начал ее слесарем на

заводе, затем перешел в мебельный цех, после чего устроился

грузчиком в булочной, еще позже подвизался смотрителем в мужском

монастыре. Дальше следы его одиночества теряются…

 

Все, похоже, высказались, но расходиться не торопились, закурили.

Послезавтра разбегутся по домам – когда еще встретятся?

– Пора спать! – заключил вечер откровений руководитель

экспедиции Валерий Степанович, – завтра рано вставать, нужно

успеть законсервировать станцию, не хочется задерживаться еще на

день…

Но не могу не завершить этот необычный вечер своим рассказом.

Речь пойдет не о первой женщине, а о последней, с которой

донашиваю теперь свою жизнь – долго ли еще?

Первую свою женщину, конечно же, помню, да умерла она, подарив

мне много счастливых дней, детей, внуков, не хочу тревожить память о

ней.

Вы считаете меня мудрым, все знающим. На самом деле я в полной

растерянности.

 

Как-то в выходные проснулся в прекрасном расположении духа,

потянулся к своей Любушке. Она уже не спала, с удовольствием

принимая ласки, разве что не мурлыкала.

Рука стала смещаться.

Попридержала:

– Милый, не надо!

Она не в первый уже раз отказывала мне.

– Ты меня совсем не хочешь?

Раньше она находила отговорки, а тут вдруг решилась на

признание:

– Прости. Не могу притворяться, не хочу. Я люблю тебя, очень, но не

в силах более играть в сладострастие, имитировать удовольствие.

Мое время ушло! Ты должен понять это и принять, если сможешь…

 

Мы неженаты, встречаемся очень давно, нас связывает глубокая

привязанность. И вдруг такое откровение!

Ушел, хлопнув в сердцах дверью.

Прошла неделя, другая.

Люба позвонила первая, пожаловалась, что скучает, позвала в гости,

была мила, ласкова, стараясь угодить. Угощала пирогом, испеченным

специально для меня…

Понадеялся было, что все вернулось. Поторопился, ужин она

завершила словами:

– Миленький, я очень-очень тебя люблю, но давай расставим все

точки над “и”. Секс мне уже не нужен, и несет мне лишь неприятные

ощущения, видимо, отлюбила. Если тебе нужна женщина для постели,

в этом я тебе не помощница, но и не помеха, можешь встречаться с

кем хочешь. Единственная просьба – я ничего об этом не должна

знать! Извини мою откровенность…

Я уже не понимал, как вести себя дальше, оставаться ли?

– Мне уйти?

– Ну что ты!

– Ты хочешь спать отдельно?

– Нет, вместе, мне хорошо с тобой, люблю твою нежность, люблю

засыпать и просыпаться рядышком, как там поется в песне: “Чтоб,

оттолкнувшись ото сна, в твое плечо душа уткнулась”…

Я лежал, обняв ее со спины, и как назло (запретный плод сладок)

почувствовал нарастающее желание. Всю ночь крутился. Встал рано,

Люба еще спала. Не стал будить, уехал домой не выспавшийся с

больной головой.

Шло время, мы встречались все реже, и большей частью вне дома на

концертах, в театре, кино.

Свято место пусто не бывает!

Нередко после работы я возвращался домой со своей сотрудницей

Надей – нам было по пути. Знал, что она неровно дышит ко мне. А

однажды нестерпимо захотелось любви.

Пригласил ее в кафе. Удивилась, но не отказала. После кафе отвез

на такси домой, надеясь на продолжение. Возле парадного она мялась,

к себе не приглашала. Настоял.

Переступив порог ее дома, уже пожалел – зачем мне это?

Напряженность повисла в воздухе. Не помогла и бутылка коньяка,

выставленная хозяйкой. Впору ретироваться. Возмутился своему

малодушию – для чего-то ведь пришел?

Если бы вы только знали, как нелегко затевать новую любовь, заново

привыкать к женщине, когда хорошо немолод! Не клеилось – душа

свернулась, плоть сбоила. Принял таблетку.

Надежда даже не пыталась сгладить возникшее отчуждение,

напротив, куталась в него, как в шубу, исподтишка наблюдая за мной.

Принял предложенную игру, использовал весь свой арсенал, все

искусство обольщения, чем не актер на импровизированных

театральных подмостках?

Мизансцена – спальня.

Моя роль – соблазнитель, ее – соблазняемая.

Слова, жесты, движения, паузы многократно отрепетированы,

некоторые уж и подзабыты. Вдохновение не торопилось на помощь, да

и кураж куда-то запропастился. Короче, роль не задалась.

Неприкрытая аффектация!

Наконец, и Надежда включилась в игру, лучше бы она этого не

делала…

Слава богу, в этом спектакле не было зрителей, оваций бы не

дождались, скорее, свиста.

Дожился! В мои мягко говоря не юные годы заиметь двух любовниц!

Да еще распределил обязанности: одна – для тела, другая – для души.

Со временем с Надей все же наладилось, притерлись. Правда, она

обижалась, что нужна лишь для одного. Я не спорил...

 

Можно было бы предположить, что старая любовь постепенно

отомрет. Напротив, я все чаще пропадал у Любы. Нет, не прятался от

Нади, просто отдыхал душой.

 

Последний вечер перед отъездом также провел у Любы.

Мы сидели за вечерним чаем. Неспешная беседа, глаза Любушки

струили мягкий свет, обволакивая. Уткнулся лицом в ее ладони. Она

гладила мою голову, как когда-то в детстве мама.

Ни о чем не думал, не строил планов.

Мне было нескончаемо хорошо!..

 

Наступившее молчание заполнило кают-компанию, и, смешавшись с

дымом сигарет, потянулось к выходу, пощипывая глаза. Так в молчании

и разошлись.

Столько откровений за один вечер!

Что на них нашло?..