Трудовая повинность.

Состояние «учебного процесса» позже назвали третьим, сельскохозяйственным семестром. По времени он всегда являлся первым – студенческие руки трудовые требовались каждой осенью. Так уборочный цикл запроектирован: всюду некому убирать «богатый урожай» и не очень. Прежде всего выручали советскую власть с ее системой хозяйствования – студенты. На помощь деревням и селам отправляли «городских шефов» - чуть ли не со всех учреждений, организаций и цехов. Без посторонней бесплатной трудовой силы наше колхозно-совхозное трудовое крестьянство не могло, да и не хотело управляться.

Надо учесть очень важный аспект советско-социалистической организации: везде и повсюду структура управления создана однотипная – наличное партийное руководством с одновременной идеологической закваской. Без этого: никто, никогда и нигде! Забрасывали трудовой авангард - повсюду сопровождал его партийный комиссар, как Чапаева – Фурманов. Пояснять не надо? Это не только в народном анекдоте – в реальной действительности, воспетого в песнях, стихах и романах того героического времени.

Даю самые обычные представления – для последующего размышления. Группа наша студенческая, да и весь курс – только возникли: без знакомства и опыта общения – бросают всех на прорыв. Привезли в деревню. Распределили по избам. Обещали кормить. Группе поручили убрать урожай картофеля и овощей – в одной бригаде. Работы всем хватало. Учтите: осень – щедрая на урожай, но непременные «вражеские происки» - начались дожди. Не получается без мокроты сражение за урожай. Кому охота трудиться «на дядьку», да еще – под дождем. Для руководства студенческим балластом, целей контроля трудовой деятельности и культурного проведения досуга - выделяют вожака, «партийного комиссара». В тот первый наш сезон оказался упырь, ассистент кафедры дендрологии. Сам он удачно устроился у молодой хозяйки – ее накалывал, в коллективном труде не участвовал: негласно осуществлял руководство.

Насколько помню себя того времени: ребята досаждали еврею – много чего они слышали и «знали» о евреях: почти каждый деревенский лапоть старался вывести на чистую воду, узнать «истину», разобраться в «мировой загадке – еврейском вопросе». Часто допекали меня «праздными вопросами», повышенным вниманием и колкими замечаниями. Ну, я вынужден в себя настроить ответную реакцию. На высказывания, реплики – быстро реагировал. Часто шутил. Нервно реагировал, дерзко высказывался… Появился наш наставник – сделал мне замечание. Я не запомнил «указания» наставника – ответил ему резко. Пошутил – сразу забыл, но тот затаился… Времени прошло больше года – тихо отомстил. Ну, не поставил мне зачет по учебной практике. Зачет повторно принять не явился. А я гордый! Не стал просить и жаловаться: решил перетерпеть! Скажу: не знал заранее о последствиях этой не сдачи зачета. Весь наступивший семестр оказался… ну, полностью без денег. Родителям не сообщил: не смел у них просить материальной помощи. К тому моменту они могли мне помочь – без особой потери. Но я…

 

Культурная наставница.

До студенческой библиотеке я познакомился с библиографом. Рассказал ей вкратце свою историю: зарезали в Киеве на коронной математике. Оказалось, математика, точнее алгебра – болезненное место ее сына. Наталья Петровна Мальт пригласила репетиторствовать с ее сыном. Пришел на выселки – в отдаленный пригородный район. При доме – участок земли. Частью засажен молодыми фруктовыми деревьями. Сын ее – какой-то вялый, сразу его не понял: слабосильный, болезненный? Постоянно клонит его ко сну. Понятливость имеет, но памятью страдает – пока вдолбишь: не запоминает… Уже поймет: никак не применит правило в действие. Форму его болезненности не могу определить. В голодные военные годы отстал в общем развитии?

Я репетиторствовал с ним часто – почти через день. После уроков – кормила меня Наталья Петровна. Потом мы беседовали – о культуре, искусстве, на общие темы… Время надо обязательно учесть: шел 1954, первый год без Сталина. Всегда я слыл вольнодумцем. Понял: чрезвычайно она обижена, настроена антисоветски.

И еще я репетиторствовал – с другими учащимися. Выжил в тот сложный период – оставили без стипендии:

сохранился. Валерий заработал четверку – за год! И это тоже мое достижение. Наталья Петровна хотела дать мне деньги за репетиторство – я не взял. Для нее мой жест – малопонятный. Оценила благородство.

Уже не помню точно: в тот год, на следующий, весной, перед каникулами, Наталья Петровна оставила на меня сына и дом – на несколько дней уехала в Москву. Позже узнал: она в прошлом москвичка, в молодые годы выступала с концертами – пианисткой, вышла замуж за партийного функционера. Во время ВОВ он попал под палаческую мясорубку: служил начальником отдела, даже заместителем министра сельского хозяйства. Трудился на участке очень чувствительном.

По возвращении из поездки, Наталья Петровна сообщила: политические дела прошлого времени готовят к пересмотру, с возможной реабилитацией осужденных врагов народов. Позже, через год-два узнал… Не скрыла она передо мной своего возмущения: выплачивали ей денежную компенсацию за мужа и отца сына – при этом удержали подоходный налог. Свое возмущение она высказала в том финансовом органе. Сказала: этого подоходного налога не должны брать. Ответили спокойно:

«С вас не возьмем – раз вы знаете…» Брали с других реабилитированных. Еще определенную практичность ее, меркантильность характеризует этот эпизод. Не был я никогда в «ее шкуре» - даже не представляю лишений, страданий, гонений… Но только никогда не посмею об денежном долге даже заикнуться. Заполнен я другой конструкцией психологического свойства. Скромнее, тише…

По окончании института – не потерял из вида Наталью Петровну и Валерия. Мы долго переписывались. Он вырос… С большими трудностями выбрали для него институт, устроили… Трудно учился… Рано с ним приключилась любовная история – женился на провинциалке. Наталья Петровна – из дворянского рода: с голубой кровью, предки ее проживали в Крыму. А тут – сын: столько стараний на него затратила! Нашел Валерий себе дочь какого-то райкомовского секретаря – из глубокой провинции. Массу слез вылила Наталья Петровна в своих письмах – ко мне. Построила себе одну из первых кооперативных квартир – сыну оставила однокомнатную. Потом Валерий дружил «не с теми» - по ее убеждению. Устроился трудиться в один из «ящиков» - приобщился к космической технике.

Да, упустил важный момент: Наталья Петровна трудилась библиографом в очень известном Институте Международных отношений. Имела больший доступ к информации. К ним в отдел приходило много почтовых отправлений со всеми мира – стала она страстной филателисткой. Участвовала в обмене марками. Себе собрала очень даже ценную коллекцию марок.

В Москву я приезжал изредка – останавливался у Натальи Петровны. Ходили мы на выставки, в театры… Слушал ее рассказы… Помню: покупал я билеты – имел возможность купить на только появившуюся в театре постановку «Леди из Мценского уезда». Но я не очень толковый любитель музыки – купил билеты в театр имени Пушкина, на постановку «Дневник женщины». Интригующее заглавие – сюжет самый социального заказа: социалистический примитивизм. В форме неприкрытой пропаганды трудового энтузиазма и прочих прелестей советского образа жизни. И такой реальностью - Москва дарила. Только балетом, еще чем-то опережала всю планету.

Однажды Наталья Петровна поручила мне выяснить важный для нее вопрос. В Артеке или другом пионерском лагере находилась девочка – с девичьей фамилией семьи Натальи Петровны. Помню: поехал в Пущу Водицу, это в пригороде Киева – разыскал требуемую семью. Украинцы оказались хитрыми: выпытывали больше у меня – остерегались проговориться. Родственники они – оставил самим выяснять, я лично не хотел иметь подобное родство. Не думайте: мои корни ведут к очень бедным, но честным людям. В том случае… Я не пытался разбираться, но… масса показалась смердящего свойства.

Наталья Петровна хотела все знать о моих встречах и переписке с Василием Витальевичем Шульгиным. Я ей зачитывал его письма – она выписывала абзацы довольно обширного размера: для цитирования в кругу своих знакомых.

Не помню точно, что и как произошло: однажды, во время встречи в Москве… поймите: делаю это вынужденно – посещаю туалет. Такая у меня природная потребность – сохранилась от далеких предков. Возможно, и это – атавизм. В тот раз Наталье Петровне показалось: будто я не спустил воду в унитазе. Я спустил – она не услышала. И вот она – я в соседней комнате – открывает настежь дверь туалета и поучительно-показательно спускает воду! Так учат нашкодившую кошку. Я не выдержал – написал об этом. Все!

Возможно, я допустил оплошность… Но! Я терпел, прощал ее эгоизм, частые насмехательства над дорогими мне людьми, событиями, явлениями… Презирала «некультурных» - и Евреев! По ее представлениям. Помню: в студенческие годы она дала мне копию наставления о хорошем тоне, правилах поведения за столом. Она сотрудничала с обществом «Знания» - вела очень даже интересные беседы и лекции. Все это так! Личное то оскорбление – выходило за все рамки: не простил.

+

С «колхозного семестра» началась другая, важная в жизни история. От кого-то из «знатоков» и «умников» студенческой группы я впервые услышал дичайшее по звучанию обвинение: кровожадные, ненасытные евреи пьют кровь христианских младенцев. Большей нелепости не мог себе представить. Но что поделаешь – с «убеждением»? Я просто онемел – от услышанного: впервые в жизни не знал, как защититься. Уже на коротких зимних каникулах в Киеве я начал узнавать детали клевет, по крупицам отбрасывать нелепости, по сущности, форме, содержанию, оскорбительному запалу - злонамеренного обвинения.

Нашел в энциклопедии короткое сообщение: до революции, в нашем Киеве, происходил судебный процесс против еврея Менделя Бейлиса - с подобным обвинением. Оказывается, с того момента – «ноги растут». Ничего больше по вопросу не узнал. В каталоге есть статьи, даже книги – без особого разрешения их не выдают читателям. Пользуются немногочисленными источниками только научные работники, специалисты с допусками. Еще в Брянске я узнал: допуск – это нечто серьезное. По МБА в городскую библиотеку присылают некоторые книги – не всем, но только по допускам. Я написал свою просьбу «аргументировано»: книги не прислали, ответа не последовало. Этот случай явился убедительным для меня уроком: по сдерживающему фактору здравого смысла, самосохранения - больше никогда я себя не афишировал, власть предержащим не высказывал открыто о своих интересах и намерениях.

Вскоре по возвращении в Брянск – вновь всплыл на поверхность обсуждения этот вечный пресловутый «еврейский вопрос». На этот раз – повод оказался вполне «официальный»: на кафедре марксизма-ленинизма читают лекции, регулярно проводят семинарские занятия по разделам «Краткого курса истории ВКП(б)». Эта гениальная по содержанию и трактовке книга вышла под редакцией корифея всех наук И.В.Сталина.