В детстве, когда мне было лет десять-одиннадцать, мы во дворе целое лето играли в войнушку. Правила были простыми: делились на две команды, и бегали между домов, стреляя друг в друга при помощи звуков изо рта. После того как ты прокричал «Тра-та-та» надо было так же громко объявить кого именно ты убил, а потом можно было подойти и забрать у убиенного его оружие. Сейчас, когда Лысый скрылся в доме я тоже пошёл осмотреть поверженных противников. Нет, оружие собирать у меня и в мыслях не было, у нас его и так был полный подвал, а вот убедиться в том, что ни один из них, как в детской игре «из последних сил», не пальнёт нам в спину, было неплохо.

Была ещё одна причина не торопиться к остальным.

Что-то внутри у меня, всё-таки хрустнуло. Не то, чтобы сильно, но как-то не по себе стало. Руки не тряслись, ноги не подгибались, голова не кружилась, а вот в желудке немного забурлило. Во рту появилась обильная, немного кисловатая слюна, но тошнота отсутствовала. Я решил, что надо немного продышаться, а то, не дай бог, снова отключусь.

С правой стороны дома, там, где воевал я, всё было, как и прежде, а вот Лысый побуянил по-взрослому. Осаждавших всего оказалось одиннадцать. Двоих пристрелил я, один уже был мёртвым, когда мы вышли, так что считайте сами, насколько зол был Вовка. Достреливать, к моему счастью, никого не пришлось, но, не смотря на это, неважнецкое состояние моё не только не улучшалось, а скорее наоборот. В животе бурлило всё сильнее, слюной я чуть не захлёбывался да ещё в нос бил запах крови, перекрывая все остальные запахи.

Я помотал головой и вдруг понял что это.

Я хотел жрать. Не кушать, не есть, а именно жрать. Рвать зубами тёплое сырое мясо и глотать большими кусками. Это был не голод. Это была потребность съесть то, что было в пределах досягаемости. Инстинкт хищника убившего свою жертву.

Медленно, шаг за шагом я стал пятиться за угол, пытаясь не думать о еде в любых её проявлениях. Получалось это не очень хорошо, но постепенно, по мере того как я всё дальше и дальше отходил от кровавых останков, мысли окрепли и дело пошло более быстрыми темпами.

Я понимал, откуда это чувство и, остановившись в коридоре, прислушался к своему телу, пытаясь определить ещё какую-нибудь аномалию. Кроме только что посетившей меня кровожадности и того, что я всё так же прекрасно себя чувствую, ничего не определялось. Ничего у меня не болело, ничего не ныло, живот успокоился, зубы не росли, шерстью я тоже не покрывался. Говорит это о том, что я всё ещё безопасен для своих друзей? Очень на это надеюсь. Так, как ни на что никогда не надеялся.

Пройдя в комнату, я подошёл к столу и прямо из банки напился компоту. Стало вообще хорошо.

На лестнице из подвала появилась голова Лысого.

- Ты чё? Куда пропал?- спросил Вовка.

- Пить хотел,- наполовину соврал я.

- Ключи от тачки где?- Лысый так и стоял на лестнице.

Я постучал по карману.

- Ну так поехали, чё телишься?- сердитая голова Лысого скрылась внизу.

Я спустился в подвал.

В первом помещении никого не было. На верстаке и под ним блестела большая лужа крови, при виде которой мой желудок снова напомнил о моём пограничном состоянии, но не слишком сильно. Ворота были открыты, и я увидел, что Ольга с Машей уже сидят на заднем сидении «девятки». То есть сидела Маша, а Ольга, всё ещё без сознания, лежала головой на коленях подруги. Лысый уселся за руль, завёл двигатель и обернулся в мою сторону.

Не дожидаясь его новых недовольных высказываний, я быстро прошёл во второе помещение и сел на пассажирское сидение. Вторые ворота Лысый тоже уже открыл и теперь, не глядя на меня, сказал:

- Если что сразу стреляй.

Я кивнул и Вовка осторожно, но поспешая, тронулся вперёд, в темноту тоннеля.

Думаю, фары он решил включить, только если совсем ничего не будет видно и поэтому рулил, подавшись всем корпусом вперёд, чтобы лучше видеть, хотя смотреть было абсолютно не на что. Тоннель был идеально прямым и ровным. Как можно проложить такой проход в каменистой, местами даже скальной породе я не представлял, но приходилось верить тому, что видели мои глаза. Словно огромный крот прорыл один из своих ходов, вот только никаких признаков того, чем рыли этот тоннель я так и не заметил.

Метров через двадцать начался небольшой, но заметный подъём и я перехватил автомат поудобнее, чтобы быть готовым, когда машина выедет на поверхность.

Фары Лысому включать так и не пришлось. Мы выехали на свет божий, подняв капотом лапы большой ёлки, и оказались в нескольких метрах от грунтовой дороги, по которой, в одну сторону можно было проехать в сады, а в другую к железнодорожной линии и дальше в посёлок Исеть. Оттуда уже было проложено шоссе вокруг озера до Сугреса. На этом шоссе, почти двое суток назад и началось это приключение, чёрт бы его побрал.

- Направо, или налево?- спросил Лысый.

- Налево,- уверенно ответил я, потому что узнал этот участок дороги.

Вовка немного помедлил, осматриваясь по сторонам, но никаких очередных отморозков с автоматическим оружием видно не было. Выведя машину на дорогу, Лысый уверенно стал набирать скорость. Хотя дорога оставляла желать лучшего, но Вовке удавалось с выключенными фарами, в сумерках, довольно удачно объезжать все многочисленные неровности.

И всё-таки трясло нас так, что Ольга пришла в себя. Её громкий стон заставил меня обернуться. Широко раскрытыми глазами Ольга смотрела на свои ноги в окровавленных бинтах и силилась что-то сказать или спросить. Маша наклонилась к ней и, взяв подругу за руку, шептала какие-то ласковые слова.

А посередине дороги стоял человек и холоднокровно метился из винтовки в наше заднее стекло.

Я стал перетаскивать автомат, понимая, что уже не успею выстрелить. Лысый, заметив моё движение начал что-то спрашивать, и тут винтовка плюнула огнём.

Пуля, пробив заднее стекло в нескольких миллиметрах от головы Маши, попала Вовке в шею, вышла через горло, и, потеряв скорость, ударилась о лобовое стекло, оставив на нём сетку трещин. В следующий миг кровь из горла Лысого залила и стекло, и приборную доску и руль. Вовка удивленно посмотрел на меня, в следующий миг глаза его остекленели и он ткнулся головой в руки, лежащие на руле. Машину тут же повело в сторону, и, проехав ещё несколько метров, она остановилась, правым крылом зацепившись за большой камень, лежащий на обочине.

В том, что я делал дальше, участвовало только моё тело. Мозг продолжал удерживать лишь одну картину: склонившийся к рулю, мёртвый Вовка – мой лучший друг.

Когда прояснение всё-таки наступило, оказалось, что я стою около машины, держа в руках дымящийся автомат, а в пятнадцати метрах от меня, на дороге корчится подстреленный мной стрелок. Я прошёл эти пятнадцать метров на почти негнущихся ногах и выстрелил стрелку в лицо, жалея только о том, что не могу убить его ещё несколько раз подряд. И всё-таки я ещё раз нажал на спусковой крючок, но автомат только железно щёлкнул, магазин оказался пустой.