Из городов, потому что тем они отвратительны, что людей в них

больше, чем деревьев. Поехать бы куда-нибудь в буковые леса,

просторные, готические, поискать бы грибов. Испугаться вдруг,

почуявши паутину на морде, и в другой раз испугаться неведомо чего

с волосами зелеными, а потом с удовольствием помочиться. Обойти

хозяйства местные, бедные, но радушные к встрече - с жестковатым

хлебом, помидорами, отощавшими с зимы курами, утками, коровами,

свежим навозом; услышать новые звуки живых организмов, а среди них

- звук пилы, который доминирует над всем. Здесь уж всяк сам по себе и

в себе…, ну, а потом, когда съедено угощение, поговорить с кем-

нибудь чуток, мол, кто ты, как ты тут, а затем двигаться дальше, чтобы

еще к одной ферме успеть засветло, найти там девушку еще

нестарую, забыть с ней слово „водка”, и уже позже, под «…тонкими

ветвями я б к нему прижалась …», сидеть за столиком и пить чистую.

Или в другие, но обязательно безлюдные места уехать, чтобы прийти

туда и сразу - восторг, попереживать долго, разглядывая кусок пущи, а

потом поплескаться в дикой какой-нибудь речке, добыть воду или хотя

бы просто, не раздеваясь, зайти в реку и увидеть, как затекает она в

твои карманы и уносится прочь, разглядеть капли, стекающие

бороздками по одежде; или другое даже - пропасть бы в

заболоченных жижах, чтобы измазаться, промокнуть, извозиться, как в

детстве.

А потом найти бы дом на краю мира, похожий на пещеру, распознать

эти запахи молочно- тягучие, которые моё отупевшее обоняние

бюргера, пораженное хроническим насморком, теперь уже даже не

различает, задуматься надолго, не спеша: ромашка или жижа?

Загадать, поклониться деревне, природе, детству, перебежавшему

тебе дорогу, но мимо, босиком по травам, пойти проветриться вдоль

бескрайних полей.

А может, к сестре заехать, не зря дорога в разрушенный пансионат

ведет, постучать бы, послушать ее жалобы на то, что воды не

хватает в скважине, обмелела совсем, а то ее слишком много, и от

дождя крыша течет, с потолка трапезной тонкой струйкой вода, на

полу лужи, а люди ведут себя так, будто остановилось время, и

музыканты играют, как на Титанике . Пощупать бы эту атмосферу

декадентства, заодно пожаловаться на сайт, на черных жуков, а потом

послушать, как уповают на чудо в этом санатории под песочными

часами. Лучше всего у сестры весной: настоящее таяние ледников,

когда все течет вокруг: дождь, грязь, лед и снег разметавшийся

независимо стекает в лужи, а вирусы отчаянно нервничают и сразу

что-то начинает царапать в носу и чихаешь в горжетку, ах, даже и

погостить бы там, у сестры подольше, чтобы вдали от города, чтобы

дух восстановить.

Ну, я думаю иногда, что вдруг сбегутся всякие звуки проклятые, как в

город вратари, в деревню косари, а в лес - дисковые пилы ,нирвана

лесорубов; ну, и думаю я , что все эти механические звуки хотят

задушить природу, а заодно и мои мысли; тогда я хочу уехать еще

дальше.

Может быть, до Буковины моей, и застонать, когда рассвет с балкона

откроет мне другие просторы одних и тех же гор. Иногда только их

очертания в тумане и видятся, иногда вал облаков беспрестанно

изменчивый над горами, иногда же ноги мои упираются в скалы, где на

солнце воздух светится, настолько прозрачный, что вершины вдруг

окажутся на расстоянии вытянутой руки. Высунь-ка руку, дотянись до

того места, где детство мое хранится и юность родителей, достань

хотя бы одну далекую ночь. А потом, сжавшись от страха, лететь в

долину стрелой, и въехать на всей скорости в водяной поток, стоять в

нем до тех пор, пока вода до костей не проберет, а потом упасть

навзничь в быструю воду, лицом в камни скользкие и не шебуршиться.

 

Войчек Кучок. Перевод с польского