Рыбаком меня назвать сложно. Да, люблю я это дело – посидеть с удочкой летним вечером у реки, когда тепло, безветренно и главное – никого нет рядом. Спокойно и тихо. Хорошо думается. А если ещё и клюёт… но это не обязательно.

 

Нет, я не отшельник. Более того, я достаточно легко схожусь с людьми, многие считают меня весёлым и коммуникабельным – этакий свой парень. Но хорошие компании – само собой, а вечерняя зорька… просто, как говорят у них, в Одессе – две большие разницы. Два уровня кайфа. Ведь нельзя, пусть даже очень любишь, к примеру, шашлык - питаться им постоянно! Сказано же, в «Белом солнце пустыни»: опять, блин, икра…

 

Да, кстати. Всё вышеизложенное – по поводу поплавков и самосозерцания - относится только к летней рыбалке. Однозначно! Я никогда не понимал подлёдный лов, справедливо полагая, что водку пить гораздо приятней дома, в тепле и уюте. Эту нехитрую мысль я проводил уже после второй пробы приобщить меня к зимним подвигам некоторых моих друзей, лет двадцать назад. В первый раз я, по наивности, решил, что чего-то не понял…

 

- Мужики! – кричал я посиневшими губами, бросив тридцатую попытку закурить на том лёгком ветерке, который был мне обещан. – Земляне, однопартийцы! Кончайте это садо-мазо… пойдём ко мне – жена котлет нажарила, а сама, умница, к маме уехала… до вторника! И магазин рядом, за второй бежать – одно удовольствие!

 

Нет. Гоблины какие-то. Сидят над лунками, как зомби, пальцами дрожащими горлышко к стакану прижимают. Не разлить чтоб, значицца…

На кухню ко мне мы тогда всё же попали, и авантюра закончилась хорошо. Только больше я на подлёдный лов не ходил. Не приглашали. Каким-то седьмым чувством общество почувствовало, что я – Чужой, как в том фильме… гены у меня другие. Им страшно неловко было при мне рассказывать, сколько килограмм и какого размера составил улов… и это притом, что я не только согласно кивал головой, но и выпячивал губы, закатывал глаза, и солидно, по воробьяниновски, тянул: «Да уж…»!

Всё равно краснели. Это как раздеться: перед своими – пожалуйста, даже внимания не обратишь, а перед чужими…

 

Давно это было. С тех пор, проезжая зимой вдоль залива Днепра, и наблюдая согбённые фигурки, чёрными точками разбросанные по льдине, я радуюсь, что по крайней мере один из видов помрачения ума меня пощадил.

 

К чему я веду… к тому, чтоб было понятно – я не фанат рыбалки, и этот вид побега из дома использую редко – когда необходимо успокоить разбушевавшиеся бытовые страсти, или наоборот – когда всё прекрасно, просто хочется погладить и без того хорошее настроение.

К примеру – сегодня.

 

Чудный вечер, июль, не жарко. Жена с тёщей на даче. Дочь и сын, всей своей студенческой оравой, уехали в Крым, дразнить медведя, который не опасный, потому как – гора.

 

Мне неожиданно дали отпуск, и пару дней можно было скрыть, схитить, использовать в своих собственных, корыстных целях. Потом, как ни крути, придётся ехать в имение - полоть грядки, чинить крышу и выслушивать тёщины тезисы – о социализме, внутрисемейных отношениях, и, скорее всего, о моих сомнительных жизненных принципах.

 

Я сварил перловку и собрал удочки. Подумал, соорудил себе четыре бутерброда – два с колбасой, два с паштетом, достал из холодильника чекушку с гордым названием «Старорусская».

И пошёл на Косу – жить возле Днепра, всё же, хорошо!

 

***

Песчаная коса – одно из чудес города – намыта в начале семидесятых и тянется вдоль жилмассивов Победы километров этак пять. Где-то до середины - это полудикие пляжи, разбросанные между прилично вымахавшими за сорок лет посадками. Но если протопать дальше, цивилизация потихоньку отступает. Людей всё меньше, и появляется прекрасная возможность отыскать небольшой пятачок возле воды, в камышах, где никто не будет мешать, тупо уставившись в поплавок, сливаться с природой.

 

Ещё по дороге в этот микроскопический рай я вдруг закапризничал. Мне захотелось пива. С орешками. А что такое? Да, полная свобода – водки не хочу, буду потягивать пивко! И мой рюкзак стал тяжелее на литр «Славутича».

 

Забрался я далеко, но и место отыскал шикарное! Туннель в зарослях позволял забросить две удочки – справа монолит камыша, слева - огромный куст чего-то там, не знаю, как называется. Берег обрывист, и какая-то родственная душа соорудила в нём великолепное земляное кресло. Это и поставило точку в выборе Рая – за кустом была точно такая же полянка, чуть просторнее, но без посадочного места.

 

Сказка длилась около получаса. За это время я поймал две плотвички, уничтожил половину «Славутича» и окончательно пришёл к выводу, что Мережко, всё же, придётся увольнять, потому как грузчик с замашками премьер-министра Великобритании – это, воля ваша, перебор… перебор!

 

И в сей ответственный момент, очнувшись от принятого решения, я услышал, что за кустом появились соседи.

 

Слава Богу, это была не шумная компания, выбравшаяся на пикник, а двое – судя по голосам – таких же как я, беглецов от мирской суеты. Опять же, по интонациям и тембру, мужики были старше меня и поосновательней, как рыбаки – минуты две они сыпали народно-профессиональной терминологией, негромко, потом обустраивались, и, наконец, устаканились – было слышно, как напиток булькал в одноразовую посуду.

В принципе, они не мешали.

 

Нас разделяло метра три густой поросли. Один из соседских поплавков был мне невидим, а второй, заброшенный далеко, на глубину, чётко просматривался впереди пограничного куста. Большой и яркий.

Их негромкая трепология была отлично слышна, но не интересна. Один мужик говорил хриплым басом, второй голос, поинтеллигентней, звучал гораздо выше, на грани фальцета. Нет, неинтересно.

И я переключился на себя.

 

Не клевало. Поплавки стояли, как вкопанные. Я лениво соображал, закурить или ну его… за новой пачкой пришлось бы лезть в рюкзак… тянуться к нему, а, может, и вставать с места.

И тут, неожиданно, одна из фраз, сказанных басом, меня заинтересовала.

 

***

- … глупости это. Ты, Гоша, полвека прожил, ничего так и не понял. Думаешь, жизнь настроена против тебя, только и смотрит, как бы подлянку какую выкинуть… не. Никак она не настроена. Нейтральная, то есть. Генератор случайных чисел – слышал о таком? А у неё - генератор случайных событий.

- Это ты в своём АТП нахватался? Слесаря философствующие…

- Я не всю жизнь в гараже слесарничаю. Между прочим, в отличие от некоторых, высшее образование имеем…

- Вот и ладушки. Давай, трави свою байку… как мировые корабли бороздят просторы малого театра…

- Я и говорю. Было это… да-а… хрен когда. В конце семидесятых. Устроился я, значит, баранку крутить в одну контору...

- Здрасьте вам! И как же институты- университеты, гимназии всякие?

- А выперли меня тогда. Я уже после армии был, горячий… вот и не поделили с деканом секретаршу… Через год пришлось восстанавливаться, заочно диплом получать.

Рассказчик замолчал.

 

- Та не, Михалыч, не… то мелочь балует, о поплавок бьётся…

- Вижу. Так вот, с этого скандала всё и началось… а секретуточка, кстати, что глазки мне строила, сразу на его сторону переметнулась, как только огласка вышла. Она ещё и замужем была… на трёх стульях посидеть хотела, только по-тихому.

Короче, выгнали. За аморалку – тогда под это всё, что угодно подвести можно было. И пошёл я в шоферюги… давай! – бас опять замолчал, прервавшись на технологическую паузу.

По стаканам булькало.

 

- Но и там не заладилось. Чем-то я завгару нашему не глянуся… то сидишь низко, то свистишь тихо…

- В смысле?

- Не знаешь? Анекдот есть: сидит Соловей-разбойник несчастный, побитый, в синяках… и голова перевязана. Подходит Алёша Попович:

- Что случилось, Соловушка? Аль обидел кто? Подсобить, может…

- Та не, Лёша, не надо… нормально всё, в порядке…

- Ну, как знаешь, болезный… ежели что – зови, помогу по-соседски… - и ушёл.

Соловей смотрит ему во след, и грустно так:

- Вот, пожалуйста… трезвый – человек, как человек… а пьяный – то свистишь тихо, то сидишь низко… Что, не смешно?

- Смешно. Только я знал… вспомнил. Бородатая хохма… - Гоша чиркал спичками, прикуривая.

 

- Понятно. И засылает меня этот Пахомыч – завгар наш – в дальний рейс, аж в Белоруссию. Оно б и ничего, но дали мне, как молодому, доисторический «ЗИЛ», сто тридцатый – развалюха ещё та… и главное – на носу 1 Мая, а второго у меня день рождения. Времени обернуться – тютелька в тютельку, и это если ничего не случится.

А делать нечего, Пахомыч матом матюгается, премией грозит, тринадцатой зарплатой помахивает. Ну, и – поехал.

 

Короче, дошкандыбала моя туберкулёзная Антилопа-Гну аж до самого Гродно, куда и надо было. В стойло зашла, вздохнула и – умерла. Ремонт серьёзный, дня на три… а братья-сябры – как и наши! – сам понимаешь, без смазки работают не шибко, со скрипом. Но это так, к слову.

 

Устроили меня в общежитие, при заводе. На окраине стояло.

Вечером решил я по городу пройтись. Только вышел – и наблюдаю картину: здоровенный хлопец пристаёт к дивчине… та «спасите!» не кричит, но глазами по сторонам зыркает, кто б помог, значит. А красавица! Русая, глазищи… ну, я и влез.

 

Только парубок не из простых оказался. Пару минут возился, пока уронил… я всё-таки в десанте два года бегал. Дальше - тра-та-та, она Леся оказалась, а хлопец… я так и сел. Что ж это, думаю, делается? Чи сглазил кто… муж он ей!

 

Понимаешь?! Муж! Правда, почти бывший… она уже заявление подала, на развод, в смысле.

А девка классная. Смотрю - я тоже, вроде как глянусь… ну, и закрутилось, завертелось.

 

То, что я к днюхе домой не попадаю – коню понятно. Завтра тридцатое апреля. А на Первомай Леська меня в свою компанию определила. Плюнул я на ремонты, встретил красавицу со смены, и пошли мы по городу куролесить - мороженое есть и пиво пить.

 

Дело, если помнишь, в семьдесят девятом происходит, расцвет застоя. Дефицит тотальный, но всё есть… места знать надо. И каждый регион Великой и Могучей славится чем-то определённым. Белоруссия, к примеру – лёгкая промышленность. Электроприборы, трикотаж модный. И книги. Минское издательство тогда… это, брат, сила! «Три мушкетёра» в свободной продаже бывало… что – «гы-гы»? Это сейчас – «гы-гы»!

А Литва – от Гродно до Друскининкая сорок минут, автобусом, - там пищевые залежи, вкуснятина всякая. Так и ездили: в субботу половина Литвы едет в Гродно за шмотками, а сябры – на встречном курсе, за рыбкой и сыром…

 

Гуляем с Олесей, смеёмся, друг к другу притираемся… во всех смыслах.

Зашли в универмаг. Смотрю – шоб я так жил! – бобины магнитофонные, шосткинские – на полке пылятся… и никто не спрашивает, очереди нет, не нужны никому, значит. Зажрались братушки. А рядом – фотоплёнка, и шестьдесят единиц, и девяносто. И даже фломастеры!

 

Возле прилавка ни души. Две тётки-продавщицы своё ля-ля за жизнь ведут, увлечённо так. Я и говорю:

- Будьте добры, мне две бобины, тип десять… которые по пятьсот метров, и фломастеры…

Нет. И ухом не ведут.

- Девушки! – это я льстить начал, тёткам за пятьдесят, - девушки, мне бы…

Шо в пустыне. Ноль внимания и фунт презрения. Леська ржёт.

- Женщина! – кричу, - может, прервётесь? Я тут купить кое-чего удумал…

Одна из них отрешённо по мне взглядом мазнула и вроде как разворачивать фюзеляж стала, но в этот момент подруга и говорит:

- … а Тёмка её прижал и стал лапать…

- Та ты что? Прямо при Андрюшке?! – позиция была восстановлена, я опять выпал из поля зрения.

 

Надо отметить, что между мной, и работницами сферы обслуживания, было не более метра.

Вообще, сильно я им мешал, очень сильно.

Леся от удовольствия стала повизгивать.

 

- Тётки! Алло! Очнитесь! Может, скорую вызвать?!

То ли магическое «тётки» сыграло роль, то ли тема исчерпалась, но ближайшее тело повернулось в нашу сторону и возмущённо сказало:

- Молодой человек, перестаньте фулюганить. Что вам дать?

 

Дальше было так. Королева раздражённо бросает мне на прилавок две коробки с магнитофонным дефицитом и упаковку фломастеров. Я подаю деньги – двадцать пять рублей одной купюрой - знаменитый «четвертак». Она поворачивается к кассе. Её коллега открывает рот, чтоб быть готовой в любой момент возобновить информационную атаку.

И тут я вспоминаю про...

- И фотоплёнку. Шестьдесят единиц.

Если б взгляд мог калечить, меня тут же отвезли б в больницу, где залили гипсом целиком, как одну сплошную рану.

 

- Да вы-ы разберётесь, наконец, что хотите?! Что вы-ы голову морочите! – её «вы» состояло из трёх букв и означало, то, что и классическое слово.

 

Она швырнула коробочку с плёнкой, отсчитала сдачу и повернулась спиной.

Леся, утирая слёзы, прятала в сумку покупки, а я принципиально пересчитывал сдачу. Злющая ведьма сознательно дала мелкие купюры, а два рубля – вообще мелочью.

- Вы не ошиблись, уважаемая? – я всё ещё давал тётке шанс.

Нет. Она меня не слышит, не знает, не видит и надеется забыть, как кошмар.

- Пошли – я обнял Олесю, и мы вышли из храма торговли.

 

Хохмочка состояла в том, что это несчастье взяло деньги только за фотоплёнку. Копейки. Ведьма нагрела себя больше, чем на червонец, на тринадцать с мелочью – по тем временам, когда зарплата составляла сто двадцать – сто тридцать рублей…

- Правильно! – сказала подруга. – Так и надо ей, корове… что, будем прожигать навар?

- Обязательно! Где у вас тут злачные места?!

- Вперёд, ковбой… прогуливаем нажитое… это мы умеем…

 

***

- Ты, Гоша, не поверишь, но легче оказалось сказать, чем выполнить… - за кустами заворочались, видимо перебрасывая удочку.

- Вот что ты, Михалыч, умеешь – так это байки травить! Тебе не слесарить надо, а в Петросяны податься… или юморески писать …

 

Клёва так и не было. Но в Запорожье открыли шлюзы, появилось небольшое течение, и огромный, ярко красный поплавок, заброшенный на глубину, уже не стоял на месте. Его медленно несло в мою сторону, за куст, прибивая к берегу.

 

- Чудеса продолжались. Мы катались на Чёртовом Колесе, стреляли в тире, крутились на карусели и летали на цепях. Ели мороженое. А закончили кутёж в подвальчике, который был не что-нибудь, а пивным рестораном – у нас таких не было и в помине, лет через пять появились.

По моим прикидкам, случайные деньги давно кончились.

 

Расплачиваясь в ресторане, я достал ещё один «четвертной». Сдачи полагалось девятнадцать рублей.

- И спички пожалуйста, принесите…

Мы встали, ожидая спички и сдачу. Леся держала меня под руку, прижавшись и положив голову на плечо.

- Боже, что он делает… - прошептала она, не отводя глаз от рук официанта.

 

Я всё видел. Положив на столик коробок и девятнадцать рублей, он продолжал бросать на них десятки, пятёрки и трёшки, явно пытаясь рассчитаться не с двадцати пяти, а с пятидесяти.

- Э-э-э… молодой человек…

- Сейчас… минуту… - он закончил свои расчёты, поднял глаза, но в это время кто-то из сумрака заведения крикнул:

- Паулис! Паулис! Тебя Марк Моисеевич – срочно! Бегом!

- Простите… - Паулис засуетился, - спасибо, всегда Вам рады, заходите ещё… - он исчез в недрах ресторана.

- Слушай, Лесь… - я не отрывал взгляд от денег – а у тебя как… последнее время… сложностей – много? А лет тебе – сколько?

- Двадцать два. А сложности… так все три года с мужем – сплошная сложность. Пойдём… - она как очнулась. Собрала деньги и сунула мне в куртку. – Пошли, ковбой.

 

***

- Брехня… - за кустом, похоже, опять наливали. – Тебе, Михалыч, даже не юморески писать, а фантастику! Это шоб халдей кабацкий бабло упустил? Да ещё и не только упустил, но и свои отдал?

- Бывает. Просчитался малец. Ты дальше слушай.

 

Вышли мы на улицу, а там – весна! Ей двадцать два, мне – двадцать четыре, солнце светит, судьба сюрпризы дарит. Возвращаемся пешком через весь город, друг на друга смотрим, и понимаем, чем сейчас всё это закончится, дай только в общагу попасть и до койки добраться.

 

Пару раз фишку нашу проверили – лимонад попили и на базаре что-то там домой взяли – нет, не работает, сдачу правильно дают, даже обжулить пытаются.

Подходим к большому книжному. Леська и говорит – давай зайдём, сегодня вторник, у них завоз большой, по вторникам. Давай.

Ходим между стеллажами, смотрим. У нас тогда, опять же, книжных магазинов самообслуживания не было.

Только ничего дефицитного, вроде, нет.

 

Подхожу я к девчушке, что всем этим хозяйством руководит, и спрашиваю – что это, мол… у вас сегодня, мне говорили, вроде – завоз был?

Она посмотрела на меня – уважительно так, из-под очков – и говорит:

- Да, конечно. Идёмте, Галина Львовна вас давно ждёт… - и ведёт нас куда-то в закрома, вниз, в подсобные помещения. Я понимаю, что приключения продолжаются, на Олесю глянул – а у неё глаза, как у лемура, если за попу сильно ущипнуть… и такой меня кураж взял! Ну, думаю, держись… Галина Львовна!

 

Зашли на склад, а там, за столом огромным, бабище сидит – Гоша, клянусь, ты таких только по телевизору видел… когда жертв «Макдональдса» показывают… центнера полтора! Грудь по столешнице раскинула… и всё! Нет места - на дальнем конце тетрадку приткнула, пишет чего-то, щурится.

 

- Вот, - говорит девица наша провожатая, - это к Вам, от Сименовича…

Тут Галина Львовна поднимается, улыбку профессиональную надевает, зубами золотыми посверкивает.

- Что ж Вы, голубчики… к обеду ж договаривались… - а сама под столом руками шурудит, - как здоровье Глеб Егоровича?

- Спасибо, - говорю, - всё в порядке. Привет передаёт.

 

Она достает из-под стола приличную стопку книг, перевязанную бечёвкой.

- И вы привет передавайте… скажите Глебу Егоровичу, что тут не всё… на той неделе остальное. Тогда мы с ним о путёвках и переговорим… - шуршание под столом далось нелегко, она тяжело дышала и покраснела. – А чего Юрочка не приехал?

Пауза зазвенела.

- А он, Галина Львовна, отпросился на сегодня… к стоматологу… - Олеся для убедительности ткнула пальцем в рот.

- Ну да, ну да… бывает. Давайте, голуби, будьте здоровы…

 

Выпустили нас через служебный вход, и в первом же сквере мы распаковали стопку – Моэм, три тома «Зарубежный детектив», «Ночной портье» Шоу…

- Кто? Шоу? – Гоша от напряжения, наверно, морщил лоб.

- Угу. Ирвин Шоу… а, ну да, тебе ж пока объяснишь… книги дефицитные, по тем временам…

 

***

Солнце садилось.

Клёва так и не было. Я смотал удочки и посмотрел на соседский поплавок, который, обогнув куст, прибило к моему берегу. Интересно, шуршание с рюкзаком и снастями они слышат? Вряд ли. Тем более сейчас… по окончании истории, её обсуждение принимало всё более громкий характер.

 

- Всё это чепуха… - голос звенел от обиды. Ни кто такой Моэм, ни кто такой Шоу, Гоша действительно не знал, нутром понимал, что это плохо, но чем ответить на подколку, придумать не мог. - Во-первых, ты всё насочинял… не верю! Во-вторых…

- Не верю… Станиславский, блин… а у меня свидетель есть! На пол-литра – спорим?

- Да какой свидетель… сорок лет прошло… давай, на пляшку! Кто свидетель?

- Кто, кто… жена моя! Леська!

 

Это было эффектно. Пауза висела секунд десять.

- Ладно. Пора собираться… всё равно за бутылкой топать. А все твои философствования… удача там, генератор событий – пустое. Вздор и чепуха – никакая Галина Львовна пол литра не принесёт и на крючок не нацепит…

 

Вот! Вот она – минута славы! Озарение…

 

Теперь, специально стараясь не шуметь, я осторожно достал так и не востребованную чекушку из рюкзака, на цыпочках зашёл в воду, достал лесу с ярко красным поплавком и крепко привязал «Старорусскую» за горлышко.

Не дыша, подхватил связанные удилища, рюкзак и выбрался на дорогу.

 

Соблазн спрятаться где-то невдалеке и досмотреть мистерию до конца был велик. Но я вздохнул, одёрнул себя и зашагал домой.

Опыт должен быть чистым.

Благотворительность – бескорыстной.

А рождение Легенды… это, господа, вообще таинство…

 

***