- Кошмарик, вставай! – Лена в четвертый раз подала голос из кухни, хотя наперед знала, что Андрюшка спит крепчайшим утренним сном и вовсе не собирается реагировать на ее призывы.

Пришлось оторваться от тончайшей по исполнению работы – подводки глаз и все-таки идти будить сына. Из-под одеяла свешивалась сонная задняя лапа. Лена потянула за нее, но лапа шмыгнула в нору, и оттуда раздался недовольный рык.

- Андрюшка, вставай, нет больше времени. Мне надо на работу пораньше.

- Иди, - ясным четким голосом ответило одеяло.

- Андрюхин, еще десять минут и я, правда, уйду. Будешь сидеть здесь целый день и реветь, как медведь.

- Оставь бутерброд и иди.

Это был стандартный утренний диалог. Менялся только состав заказываемой пищи, степень недовольства, иногда сдобренная отчаянным ревом. Сегодня все шло еще неплохо.

- Андрюнечка, сынок, скоро праздник. Будем дома три дня вместе. А сейчас уж вставай, милый, в садик надо.

- Я праздник здесь подожду. А в твой садик ходить не буду, там все шумят.

- Андрюша, вы же все шумите, и ты шумишь. Воспитателям тоже было бы лучше, если бы вы сидели и играли в игрушки. Вставай, чудушко. Надо собираться, нет у нас больше времени на разговоры.

Лена решительно направилась в кухню. Диалог был в принципе окончен, оставалось одеться, два раза сердито и уже тверже крикнуть, погреметь ключами, и Андрюшка нарисуется в коридоре. Все так и произошло. Когда сын увидел, что мама вынимает куртку из шкафа, пулей метнулся в ванную, умылся, почистил зубы и натянул колготки. Штаны, свитер, ботинки и шапку с курткой напялили вместе уже в коридоре, бурча друг на друга, но больше для острастки, чем искренне сердясь.

Лена дотащила Андрюшку до садика, сдала с рук на руки воспитательнице, догнала троллейбус, еле влезла в переполненный салон и появилась на работе пусть не раньше, как намеревалась, но еще до звонка, что уже было победой.

В будние дни Лена едва успевала раскидать дела, как наступал обед. Обеденное время она сократила до получаса, чтобы иметь возможность убегать за ребенком в полшестого. Но к концу работы стол снова был завален бумагами, звенел телефон, приходили срочные факсы из Москвы, и благие намерения заканчивались броском вниз по лестнице только в шесть пятнадцать. Троллейбус ждать было без толку. Лена прямиком через грязные дворы неслась к садику и задыхающаяся вспотевшая влетала на детскую площадку в шесть сорок. Строгая, но ответственная воспитательница Вера Владимировна подчеркнуто сухо и, не поворачиваясь к Лене, просила Андрюшу собрать свои вещи, отпроситься «как положено» и, недовольно дернув плечом, выходила с территории садика. Лена понимала, сколь раздражена Вера Владимировна, сколь большое одолжение оказывает она, ожидая ее прихода и ежедневно задерживаясь с Андрюшкой на лишних десять-пятнадцать минут. Лене было стыдно, она несколько раз даже пыталась быть особенно любезной и приносила в качестве презента шоколад. Но Вера Владимировна игнорировала заискивания в свой адрес и назидательно просила Лену обращать больше внимания на исполнение установленного в садике порядка – забирать детей до полседьмого. Лена внутренне сжималась, просила прощения и совсем без сил с потухшим настроением плелась с сыном домой.

Лена была очень гордой. Гордость явилась причиной того, что сын родился без отца – слишком сильной была обида на любимого человека, не захотевшего разделить с ней ответственность наступившей беременности. Гордость не позволила просить помощи, когда пришлось одной справляться с новорожденным, да еще через два месяца выйти из декрета и брать работу на дом – денег-то не было. Гордость не позволяла жаловаться на судьбу, усталость, женское одиночество. И только Вера Владимировна, слишком правильная, натянутая как струна, не проявляющая к Лене ни капли сочувствия, заставляла ее терять веру в себя. Лене казалось, что она ужасная мать, что всех детей любят какой-то особенной любовью и потому, конечно, забирают вовремя. А ее бедный Андрюшка, воспитываемый матерью-чудовищем, остается в саду один с сухой и бездушной Верой Владимировной и безнадежно ждет у песочницы маму. На этой сцене Лена уливалась слезами, обнимала сына, и дома они еще долго сидели обнявшись. Андрюшка смотрел мультики, а Лена гладила ему голову и из осколков собирала себя для следующего рабочего дня.

Пройдя стадию самоуничижения в очередной раз, Лена дала себе слово завтра, во что бы то ни стало, прийти за ребенком вовремя и пришла. В шесть часов она встретилась глазами с Верой Владимировной. Та подняла брови, выслушала «как положено» просьбу Андрея отпустить его домой и повернулась к Лене спиной – ее обязанности по отношению к этому ребенку были полностью исполнены. Но сегодня у Лены было отличное настроение. Она подхватила Андрюшку, покружила его, аккуратно поставила на землю, и когда их с сыном мозги, пробежав по инерции еще один круг, смогли занять в голове привычное положение, взяла за лапу и повела домой. Выходя из садика, бросила беглый взгляд на мужчину у калитки. Что-то слегка знакомое, неуловимо знакомое – нет, неясно что, неясно кто. Лена прошла мимо.

Быть хорошей матерью – быть ответственной, последовательной матерью. На следующий день в полшестого Лена прервала собеседника на полуслове, твердо, ну почти твердо напомнила, что ее рабочий день закончен, встала и вышла с работы. Она уверенно подошла к Вере Владимировне, поздоровалась, сказала нечто приличествующее обстановке, кажется, что-то из области благодарности за внимание к ребенку. Вера Владимировна, правда, не сочла второй своевременный приход Лены поводом для поддержания приятельского разговора и, как и прежде, простилась без лишних эмоций – просто никак. Повисший на Лене Андрюшка не позволил ей сильно обидеться и окунуться в пучину самобичевания. Лена снова выходила из сада уверенная в себе.

Мужчина стоял у калитки и смотрел на гуляющих детей. Лена подняла голову и случайно встретилась с ним глазами.

- Лен, ты не узнаешь меня?

- Стас, ты? Стасик, господи, это ведь ты! Я вчера проходила мимо, и мне показалось лицо знакомым, но я никак не подумала, что это можешь быть ты!

- Я, Лена, я. А я на тебя давно смотрю. Все жду - узнаешь или нет?

- Что ж ты не подошел сам? Ты ждешь кого-то?

- Нет, не жду… Пойдем, я вас провожу.

Лена не видела Стаса со школы. Их вряд ли можно было назвать близкими друзьями. Стас был симпатичным, серьезным и каким-то самим в себе. С ним непросто было строить отношения. Иногда он представал необычайно веселым, простым и открытым. А потом вдруг замолкал, становился замкнутым, неприветливым. Он был на хорошем счету у учителей, потому что с ним можно было говорить по-взрослому, и ожидать от него серьезных и ответственных поступков. Но при этом Лена хорошо понимала, что Стас числится в хороших учениках только за счет своих правильно выстроенных взаимоотношений с педагогическим составом. Он не был умным. Часто тупил в совершенно простых математических задачах, весьма посредственно проявлял себя в русском, английском, физике, химии. Пытался умничать на уроках истории, но все его сообщения были не шире рамок, заданных учебником – только от и до.

Лене Стас был мало интересен. Она вряд ли обратила бы на него внимание, но к окончанию школы семья Стаса переехала на новую квартиру, и теперь по дороге в школу и из нее им было по пути. Стас стал часто провожать Лену до дома, они долго стояли и разговаривали у ее подъезда, но в отношениях не угадывалась влюбленность. Просто Стасу было легко с Леной, он раскрывался в разговоре с ней, как с близким человеком, делился какими-то планами, мыслями. Лена же внимательно слушала, поддерживала, если чувствовала в этом необходимость. Но прощались они без сожаления. Лена заходила в подъезд и забывала о Стасе, а он шел домой, унося свои мысли без мысли о Лене. На выпускном они станцевали вместе пару танцев, и кое-кто ожидал, наверное, продолжения их отношений, но этого не случилось. Закончили школу – забыли друг о друге и, как ни странно, ни разу не встретились.

Сегодняшняя встреча была скорее приятной. Во-первых, потому что Стас возмужал и похорошел. С ним не стыдно было пройтись рядом - Лена даже внутренне подтянулась. Во-вторых, потому что нашлись темы для разговора, и он легко перетекал с предмета на предмет. В-третьих, рядом с Леной шел Андрюшка – ее любимый Андрюшка, ее гордость, ее радость, ее единственное, но главное достижение в жизни.

Расставаясь у подъезда, Лена все же решилась спросить:

- Стас, а кого ты ждал-то у садика?

- Да так, никого.

- Ну как никого? Ты ведь второй день там стоишь.

Лена заметила, что Стас весь сжался. А она так и стояла с улыбкой на лице, не успев соответственно обстановке сменить ее на серьезное выражение лица, а теперь еще и не зная, как выйти из ситуации.

- Я на сына смотрел, - сдержанно произнес Стас.

- У тебя сын? – Лена не знала, что сказать. – У тебя сын в нашем садике?

- У меня сын в вашем садике. Но он не знает, что мой сын, поэтому и сын, в принципе, не мой, и садик, как выясняется, ваш.

- То есть, как не знает?

- Так не знает. Его мать все за всех решила. И решила, что сыну не обязательно обо мне знать. Сначала замуж за меня не захотела, а потом сына делить не захотела.

- Стас, ты прости меня, я не знала.

- Это ты прости. Зря я все это тебе рассказал.

- Нет, Стас, не зря. Знаешь, у меня что-то похожее, только наоборот. Нас не захотели знать. Даже не дождались, когда мы появимся на свет. Поэтому мне сложно понять, как женщина может отвергнуть отца своего ребенка, если он хочет быть отцом.

- Ладно, проехали. Увидимся еще, пока.

Стас зашагал дальше по двору, а Лена еще долго смотрела ему вслед до тех пор, пока Андрюшка не напомнил о себе и не заставил вернуться к действительности…

Лена не видела Стаса несколько дней. Все это время старалась вовремя приходить за сыном и однажды невольно поймала себя на мысли, что приглядывается к детям, пытаясь определить, чей же их них сын Стаса. Отгадать не смогла.

Стас появился в четверг. Лена не ожидала встречи, увидела, почти наткнувшись на него.

- Ты, мать, поосторожней. Снесешь вместе с забором.

- Ой, Стас, извини, не увидела. Ты где пропадал?

- Дела, Лен, дела. А я ведь за вами.

- За кем за нами?

- За тобой и сыном. Хочу снова вас проводить до дома.

На этот раз пошли длинной дорогой. По пути свернули в сквер. Андрюшка увидел своего детсадовского друга с бабушкой, тут же прилепился к нему, затеялась «подвижная», как говорят в садике, игра. Настолько подвижная, что Лена с трудом успевала следить, куда уносятся и откуда приносятся мальчишки.

Ждать, пока Андрюшка растратит основной запас сил, пришлось долго. Лена со Стасом присели на скамейку и разговаривали о том - о сем почти до темноты. Прощаясь, условились в субботу сходить в кафе.

Весь следующий день Лена прокручивала в голове вчерашний вечер. Это было почти свиданием. Она так давно не была на свиданиях, ей так давно не доставалось мужского внимания, что Лена как девочка начала перемежать мысли с мечтами, восстанавливать отдельные эпизоды разговора, вспоминать, что и как говорил вчера Стас. Она ощутила нарождающуюся влюбленность и сама испугалась этого. Ведь это Стас, совсем неинтересный когда-то Стас! Так просто не может быть. Прошло несколько лет, и именно он появился в ее жизни, он зачем-то говорил ей обыденные, но по особому значимые слова, от которых сегодня Лена ощущает смятение и все никак не может сосредоточиться.

Лена договорилась с соседкой Валентиной Германовной, что та посидит в субботу с Андрюшкой. Соседка была пожилой доброй одинокой женщиной. Лена не раз обращалась к ней, когда не могла найти другого выхода. А такие случаи бывали, особенно, когда Андрейка был еще совсем маленьким. Валентина Германовна выручала бескорыстно и в любое время. И никакие попытки отблагодарить ее не проходили - Валентина Германовна настолько обижалась, что Лене приходилось отступать. Сегодня Андрюшка был отправлен в ссылку к Валентине Германовне с трех часов дня и до самого вечера. Лена приводила себя в порядок перед свиданием.

Вечер в кафе открыл целую череду новых встреч. Лена со Стасом сходили в кино, были на художественной выставке, просто гуляли. В очередные выходные провели втроем весь день в парке. Лена каждый день просыпалась в отличном настроении, не замечая, напевала на работе, успевала сделать дома кучу дел и при этом жила с ощущением нежданного счастья. Валентина Германовна очень выручала, понимая, что Лене ее помощь сейчас нужна как никогда.

Встреча во вторник должна была стать особенной – Стас пригласил Лену в гости. В этот день у Лены случился дополнительный выходной. Просто начальник иногда компенсировал ей таким образом переработки и работу по субботам. Лена давно намечала помыть окна в квартире, разобрать антресоли, но когда Стас предложил днем посидеть у него, а потом вместе забрать из садика Андрюшку, Лена легко сдалась – а шут с ними, с этими окнами.

Как взрослая женщина Лена понимала, что приглашение домой может повлечь за собой переход отношений в новую стадию. Но именно как взрослая женщина Лена решила, что ей пора перестать быть инфантильной наивной дурочкой. Жизнь надо воспринимать открыто, и смело идти навстречу событиям. Иначе, что ее ждет в дальнейшем? Женское одиночество? Слезы в подушку? Зависть к чьей-то сложившейся семейной жизни? Появился парень, который умеет ухаживать, с которым ей в принципе интересно, с которым, не стыдясь, можно пойти к подругам, в театр, да хоть куда. И, самое главное, этот человек неплохо относится к ее ребенку. Что еще искать, да и где искать? Ау-у-у? Где вы, принцы, где ваши белые кони, да хотя бы просто кони?…

В комнате был накрыт стол – виноград, вино, конфеты. Разговор сначала не клеился, Стас мялся, не зная о чем говорить. Сидел по другую сторону стола на жестком прямом стуле, а Лена смотрела на него с дивана и все ждала, когда Стас решится и, возможно, скажет ей о своих чувствах. Но Стас все говорил о поиске самого себя, о каком-то значимом деле в жизни, которое он никак не может найти. Лена порядком устала его слушать. Нет, она всегда умела выслушать и попытаться понять человека. Пыталась и сейчас. Но когда молодой мужчина пригласил в гости, создал приятную обстановку и заранее подготовил ее к возможному развитию отношений, ей хотелось услышать от него совсем другие слова, ей хотелось почувствовать, что она ему интересна, найти подтверждение своим догадкам. А встретила Лена неуверенную растерзанную личность, полную комплексов, самокопания и болезненно искривленного сознания. Лена вдруг абсолютно точно поняла, что никогда не сможет быть с ним, никогда не сможет связать с ним свою и Андрюшкину жизнь. Стас использует ее только как сосуд для наполнения своими сомнениями. И раньше все это было, но в школе Лена была свободна и независима, а сейчас жизнь пригнула ее, заставила мыслить прагматично и приземленно. Мыслить совсем не так как она привыкла, существовать, озираясь и боясь многого. Осознав это сейчас, Лена осознала и то, что придумала Стаса, потому что хотела его выдумать, потому что, наверное, просто залечила раны и, наконец, готова к серьезным отношениям. Но эти отношения никак не будут связаны со Стасом. У нее не хватит терпения и сил тащить его за собой, вытирать ему слезы и слюни. У нее есть сын, за которого она несет ответственность и единственно которому она обязана быть преданной, сильной, умной…

- Ты не слушаешь меня? – Стас прервал поток ее мыслей, и Лена не смогла сразу сориентироваться и включиться в разговор.

- Я вижу, ты не слушаешь меня, - Стас медленно встал со стула, подошел к дивану, сел перед Леной на корточки и, обхватив ее колени, пристально посмотрел в глаза.

- Боже мой! – подумала Лена. – Зачем нам это? Он даже не понял, что за последний час прошла целая жизнь. Что я очнулась, прозрела, все поняла и уже больше не жду от него ничего. Мне больше ничего не надо.

- Я больше тебе не нужен, - Стас будто прочел мысли, увидел их, неумело прячущихся в ее глазах.

- Стас, я пойду, наверное.

- И это все, что ты можешь мне сказать?

- Пожалуй, больше ничего и не надо. Спасибо тебе за все, но мы очень разные люди. У нас…

- У нас нет, и не может быть ничего общего. Ты благодарна мне как другу, тебе было хорошо со мной, но ты поняла, что тебе нужен другой человек. Так?

- Стас, прости меня, но ты сказал все правильно. Я не хочу тебя обманывать.

- Ты и не будешь обманывать, правда?

- Правда. Я пойду.

- Иди, - Стас встал, протянул ей руку, помогая подняться.

Когда Лена встала и попыталась выйти из-за стола, Стас с силой толкнул ее обратно, наклонился и со всей силы ударил по щеке.

- Ты думала, что со мной можно вот так? Ты решила, что я буду выворачиваться перед тобой, а ты с кислой миной будешь сидеть и проворачивать в голове рецепты салатов, завтрашние планы или, что еще там в твоей тупенькой головке крутится?

Лена абсолютно растерялась, ей было больно, но еще больше ей стало страшно. Стас с перекошенным лицом, злобно и жестко выговаривал ей за то, что она посмела думать о себе больше, чем того стоит. Она интуитивно замолчала, пытаясь не провоцировать его словами. Да, честно говоря, она и не знала, что сказать. Извиняться и попытаться его успокоить – за что извиняться? Проявить агрессию и попробовать вырваться – Лена боялась не справиться со Стасом.

- Что ты замолкла? Опять думаешь о своем? – Стас резко взмахнул рукой, готовясь нанести второй удар.

- Нет! – закричала Лена, - Нет, ты меня не понял. Я хочу слушать тебя. Я действительно задумалась, но задумалась о тебе, насколько ты стал интересным, внутренне наполненным человеком. Насколько глубоко ты проникаешь в суть явлений.

Лена несла чушь, но случайно ощупью двигалась в верном направлении. Стас обмяк, глаза его потухли, и он как удав уполз на свой жесткий стул. Лена продолжала говорить спокойно, уверяя его в своей заинтересованности. Стас явно испытывал последствия стресса. Лена использовала момент, встала и предложила сделать крепкий чай, чтобы спокойно обсудить волнующие его проблемы. На самом деле она мечтала под любым предлогом выбраться из комнаты. Стас же, обессилев, согласился на чай, глазами проводил ее до коридора, и когда у Лены появилась надежда вырваться из квартиры, в два прыжка настиг ее и схватил за волосы.

- Ты считаешь меня дураком? Ты думаешь, я поверил в твою искренность? Ты решила сбежать, правда? Просто сбежать. Но у тебя ничего не выйдет. Дверь закрыта, видишь, закрыта на ключ. И ты не сможешь отсюда уйти, пока я этого не захочу.

- Стас, послушай, я никуда не собиралась уходить. Пойдем на кухню вместе и сделаем чай. Отпусти меня, я не сделала тебе ничего плохого. Что с тобой?

- Ты не сделала мне ничего плохого! Да ты и не сделаешь мне ничего плохого, потому что я не дам тебе этого сделать! - Стас уже почти орал.

Лена была в ужасе. Она вдруг поняла, что он невменяем. Тем временем Стас вынул откуда-то ремень и принялся связывать ей руки.

- Что ты делаешь? Стас, отпусти меня! Ты же знаешь, мне уже надо бежать в садик за Андрюшкой.

- Нет, голубушка, ты будешь сидеть здесь и ты, наконец, выслушаешь меня. Ты расплатишься за всех тех идиоток, которым хотелось за меня замуж, которые хотели, чтобы я их одевал, обувал, кормил, любил, но при этом они не хотели заглянуть мне в душу. Никто не хотел спросить, а надо ли мне кого-то содержать, кого-то любить. Хочу ли этого я? Я!

Лена вырывалась, не давая затягивать ремень. Стас выкрикивал свой заученный текст, прижимал ее к шкафу, больно давил плечом и все сильнее стягивал узел. Сил больше не было. Лена на одной только воле и страхе, что может погибнуть в доме у этого сумасшедшего, погибнуть, оставив ребенка сиротой, напрягла руки и не дала до предела затянуть ремень. Рассвирепевший Стас хлестал ее по щекам. Лена пыталась увернуться, но он прямым четко рассчитанным ударом всадил ей кулак в солнечное сплетение, и Лена упала, пытаясь поймать хоть глоток воздуха. От следующего удара она потеряла сознание…

Очнулась, едва дыша. Видимо, пока она была без чувств, Стас успел перетащить ее к дивану, сам водрузился на любимый стул, а на стол перед ее носом выставил будильник. Первая мысль, пронзившая Ленино сознание, – опоздала. Часы показывали шесть сорок.

- Стас, я прошу тебя, пожалуйста, отпусти меня за ребенком. Садик уже закрылся, он там один.

- А ты думала, я не знаю? Только как мне тебе доказать, что быть одному плохо? Как объяснить тебе, что такое одиночество? Теперь ты, надеюсь, меня поймешь и надолго запомнишь, что значит быть невежливой, невнимательной к близким. Что значит делать вид, что ты думаешь о ком-то, а на самом деле даже в мыслях заниматься только собой.

- Стас, я умоляю тебя. Пойдем вместе. Я заберу Андрюшку, отведу к Валентине Германовне, и мы снова вернемся к тебе.

- Ты считаешь меня полным идиотом? Ты думаешь, что можно прийти за ребенком с разбитой физиономией, в облеванной одежде, и никто на это не обратит внимание?

Лена поняла, что ее тошнило, сразу, как только пришла в себя. Одежда была грязной и мерзко пахла. Каким было лицо, она не могла себе представить. Болели губы, щеки, заплыл один глаз. Руки затекли так, что Лена их уже не чувствовала. А перед глазами громко тикал будильник. Скоро семь…

 

- Твоя мама говорила, что может задержаться? – Вера Владимировна была не на шутку сердита. Такого еще не бывало. Семь десять, а эта фифочка даже не позвонила в сад. Куда девать ребенка? У Веры Владимировны тоже семья, свои пусть взрослые, но дети, свои заботы. А она вынуждена каждый вечер ждать какую-то непутевую мамашу.

В полвосьмого ситуация перестала быть просто вызывающей. Вера Владимировна посмотрела на затихшего Андрюшку, который притулился у заборчика и неотрывно смотрел на дорожку, откуда всегда приходила мама. Ей стало очень жаль малыша. Со взрослыми можно разбираться по-взрослому, выяснять отношения, а ребенок-то чем виноват? Он и так сильно напуган. Она подошла к нему, обняла.

- Что-то у мамы, наверное, на работе случилось. Вот она и не может вырваться. Пойдем пока обратно в садик. Я сейчас ей на работу позвоню.

Андрюшка всхлипнул, поднял на Веру Владимировну полные слез глаза. Он был мужчиной и не плакал перед женщинами, но слезы скапливались под ресницами, были горячими, и то и дело проливались вниз по щекам.

- Пойдем, не волнуйся. Сейчас мы все выясним. Ты ведь мне веришь?

Андрейка не очень любил Веру Владимировну, потому что она не очень любила его маму. Но сегодня Вера Владимировна оказалась единственным человеком, которому Андрюшка верил. Он развернулся и первым пошел к садику.

Вера Владимировна открыла журнал, набрала номер домашнего телефона, потом рабочего, но никто, конечно, не отвечал.

- У мамы есть сотовый?

- Нет, - Андрюшка остро осознал, что надежда быстро найти маму тает с каждой минутой.

- Так, давай-ка посмотрим. Вот, есть номер телефона соседки Ва-лен-ти-ны Гер-ма-нов-ны, - Вера Владимировна намеренно громко и по слогам прочитала записанные в журнале данные. Ей хотелось показать Андрюшке, что есть еще варианты, и она будет перебирать и перебирать их, пока не найдет его маму. А вариант-то был последний.

Валентина Германовна взяла трубку после третьего звонка. В трубке послышался удовлетворенный вздох. В течение нескольких минут прояснилось, что Андрюшка до сих пор в садике, а Лены нигде нет. Валентина Германовна засуетилась, сказала, что сейчас же придет за ребенком, но Вера Владимировна, сама обеспокоенная не на шутку, взялась привести Андрея в течение двадцати минут.

В восемь ноль пять Вера Владимировна и Валентина Германовна стояли друг против друга в коридоре и не знали, что делать дальше. Первой к действиям все же приступила Вера Владимировна. Она позвонила домой, объяснила ситуацию мужу. Он, молча, выслушал, засопел в трубку и спросил адрес.

- Какой адрес? Чей?

- Ну, этой, соседки.

- Валентины Германовны?

- Вера, соображай скорее. Естественно, Валентины Германовны. Я сейчас приеду. Пока узнай, есть там где-нибудь участковый.

К приезду мужа Вера Владимировна успела не только выяснить о наличии участкового как такового, но и добыть его живьем. Оказывается, жил он в доме напротив. Молодой, но серьезный и неглупый парень сидел у стола и расспрашивал Валентину Германовну о том, с кем встречается Лена, где бывает. Разговор быстро перешел к Стасу. Андрюшка, сидевший до этого на коленях у Веры Владимировны, спрыгнул и, сбиваясь, путаясь в словах, попытался объяснить, что мама пошла в гости. Муж Веры Владимировны подсел к пацаненку и вскоре выяснил, что тот слышал, как дядя Стас звал маму в гости.

Работа по поиску Стаса пошла быстрее. Валентина Германовна сообщила, что Лена училась с ним в одном классе. Вот только номер школы не смогла вспомнить. Участковый, исходя из того, что Лена с рождения жила в своей квартире, позвонил куда-то, долго объяснял, что ему надо, но добыл четыре телефона директоров близлежащих школ. Фамилия у Лены была редкая, может это и спасло ее в итоге – Кубло. Время уже было к одиннадцати, когда одна из директрис – противная въедливая баба сообщила, что в ее школе училась девочка по фамилии Кубло, но давно закончила, еще лет десять назад. Муж Веры Владимировны выхватил у участкового трубку, объяснял, уговаривал, убалтывал, но добил тетку и поехал за ней.

Старая грузная, но по-директорски организованная и решительная, тетка встретила мужа Веры Владимировны на пороге, захватила власть в свои руки и скомандовала срочно везти ее в школу. В кабинет вошла твердо по-хозяйски, прикрикнула на сонного охранника, телепавшегося где-то сзади, чтобы поторапливался, быстро приспособила его к делу – вынимать их старого шкафа журналы. Мозги у тетки еще были ого-го! Она, как выяснилось, помнила не только Лену Кубло, но и почти всех в ее классе. Адрес Стаса нашли быстро, но живет ли он там? Директриса не дала никому минуты на раздумье. Она начала звонить каким-то учителям, многие из которых явно уже не работали в школе. Но команды раздавались одна за другой, и в течение часа новый адрес Стаса, а вместе с ним и адрес квартиры его родителей был у нее на руках.

Муж Веры Владимировны тут же отзвонился участковому, который все это время работал по своему направлению. К тому моменту, когда муж Веры Владимировны узнал адрес Стаса, этот же адрес держал в руках участковый. При этом Вера Владимировна, Валентина Германовна и Андрюшка уже знали, что в больницы и морги женщина с приметами Лены не поступала…

Дверь выбили со второго мощного удара. Избитая, несчастная Лена почти высвободила руку из ремня, когда в комнату ввалилась куча мужиков.

- Где сын? – первое и единственное, что смогла она произнести и зарыдала. Лена держалась в течение всех часов, пока обезумевший Стас то вещал ей про свою сложно организованную жизнь, то срывался и бил ее. В какой-то момент она изловчилась и изо всех сил толкнула его ногами. Отлетев, он разбил в кровь свое красивое лицо. А, разбив, вдруг забегал, закудахтал как наседка, кинулся прикладывать к носу лед, смотреться в зеркало. Этот помешанный на своем «я», на своей внешности придурок был омерзителен и гадок. Лена не плакала в этот момент. Она готовилась к следующему удару и, похоже, Стас понял, что подходить к ней опасно. Тогда он выскочил из квартиры, запер дверь на все замки и оставил ее одну - ждать его возвращения или умирать, Лена не знала…

Стаса нашли у родителей. Не пришлось долго выяснять, что Стас болен психически, периодически лечится, периодически возвращается сознанием в нормальную жизнь. Родители есть родители, и ребенок всегда остается для них ребенком. В периоды ремиссии, Стас был вполне адекватен, но при более близком знакомстве можно было распознать нечто странное в его поведении. Патологическая углубленность в себя, желание познать свое внутренне «я» должны были настораживать. Родители видели смены его настроений, преступно скрывали начавшиеся срывы, боялись, быть может, сами, потому отселили в отдельную квартиру. Но сдать в психушку? Они были родителями – очень несчастными, очень эгоистичными и не очень ответственными...

От госпитализации Лена отказалась. Она была благодарна неравнодушной и очень порядочной Вере Владимировне, ее активному хорошему мужу, доброй Валентине Германовне, мальчику-участковому, директору школы, которую в свое время очень боялась, мужикам-милиционерам, выбившим дверь. Но Лена знала, что больше всех боится за нее, ждет, переживает маленький Андрюшка. Только бы не испугать его своим видом, только бы не сломать ребенку психику, не заставить разувериться в людях.

Лена попыталась немного привести себя в порядок. Муж Веры Владимировны с пониманием ждал ее, потом подошел, обнял:

- Пойдем, девочка, я тебя домой отвезу.

Лена постаралась не заплакать. Доехали быстро, на третий этаж она поднялась на одном дыхании. Дверь в квартиру Валентины Германовны была открыта, Лену встречали на пороге.

- Андрюнечка, сыночек, - Лена кинулась к Андрюшке, обняла, прижала к себе.

Андрюшка всем своим маленьким детским сознанием радовался – мама нашлась. Он не мог до конца выразить свою радость, благодарность всем, кто нашел ему маму. Он стеснялся проявления своей любви и только крепко держался за мамины плечи.

- Кошмарик, мой, - ласково шептала Лена в ухо Андрюшке.

- Да уж, кошмарик, только не Андрюшка. Он-то герой! Не вспомнил бы про Стаса, где бы мы тебя, девонька, искали? Не дай Бог еще такой «кошмарик» испытать, - муж Веры Владимировны потрепал Андрюшку по голове.

- Ну ладно, дамочки, пора прощаться. Утро скоро. А впереди рабочий день. Иди, Леночка, укладывай героя спать. И мы поедем до дому.

Валентина Германовна помогла Лене расстелить постели, обработала ей лицо какой-то лечебной мазью, но Андрюшка уже не слышал, ни их разговоров, ни того, как работала стиральная машина, ни того, как соседка долго топталась на кухне, готовя им с мамой оладьи на утро. Кошмарик спал крепко и без снов. Из-под одеяла торчала только задняя лапа. А Лена до утра просидела рядом в кресле, глядя на спящего сына.

 

Из сборника "Не ро меня, но обо мне"