Поэт Владимир Тынескин

 

Однажды ранним утром в дверь балка, который стоял на берегу ручья, возле пика Тундровый кто-то осторожно постучал.

- Это же надо, кто такой вежливый приперся в самую рань, - забурчал разжигавший печку техник Валентин. – Входи, если не дьявол!

Дверь открылась, и вошел высокий худой мужчина в очках в красивой позолоченной оправе.

- Я Владимир Тынескин, - представился он. – Пожалуй, я на крыльце посижу, пока вы встанете.

С этими словами он исчез, как светлое видение.

- Ничего себе, проявили северное гостеприимство, - отметил я. Давай Валентин, быстро чай спроворь, а я пока узнаю, кто он и откуда.

Оказалось, что Володя работает оленеводом, проходил мимо гнездовья белых гусей со стадом. Само стадо перегнал на северный склон пика Тундровый, чтобы гусей на гнездах не тревожили, а к нам заглянул познакомиться.

Стояло замечательное майское утро. После недавней пурги снег так сверкал на солнце, что слепило глаза. На гнездовье стоял шум и гам. Гуси ожесточенно дрались за протаявшие на жгучем солнце островки земли, чтобы занять место под гнезда. Кое-кому из них повезло, и гусаки ревностно охраняли свою территорию и самок от чужих посягательств. В небе звенели жаворонки, орали поморники и ежеминутно подлетали все новые и новые стаи гусей. Я вспомнил, что у нас в снежнике лежит замерзшая оленья туша.

- Володя, как ты относишься к строганинке? – спросил я.

- Очень положительно, - вежливо ответил он.

- Так проблема решена! Пока Валентин готовит чай и мясо, мы с тобой посидим на солнышке и закусим строганиной, а затем плавно перейдем к завтраку, - сказал я, быстро принес оленью ногу, часть мяса для готовки отдал Валентину и, захватив нож, соль и перец, вернулся на крыльцо.

Там мы и расположились. Володя немного рассказал о себе. Оказалось, что он на острове недавно. До этого успел проучиться несколько курсов в Магаданском пединституте, но ушел, не окончив его. Интересовала его филология. Он иногда пишет стихи. А сейчас некогда, хотя в тундре стихи сами лезут в голову. Он так и носит их пока в голове.

Меня это заинтересовало. Я попросил мне почитать стихи на чукотском языке, а потом перевести. Володя вначале отпирался, но затем согласился. Он снял очки, зачем-то протер их, надел вновь и немного глуховатым голосом начал читать. Лицо у него преобразилось, глаза устремились вдаль и слегка повлажнели.

Стихи меня поразили. Хотя я практически не знал чукотского языка, за исключением нескольких общеупотребительных выражений, но удалось уловить в словах какую-то певучесть. Володя не столько произносил слова, а как бы выпевал их. Они сплетались в ясно ощутимую нить и оставляли непонятное томительное ощущение. Я даже про оленину забыл.

- Ну, вот пока и все для начала, - сказал поэт, и лицо его вновь стало обыкновенным. Сейчас я попробую их перевести на русский язык.

Переведенные на русский язык стихи полностью утратили свое очарование.

- А кто переводит твои стихи на русский, - спросил я.

- А никто, - ответил он. - Стихи Антонины Камытваль (первая чукотская поэтесса – прим. автора) переводил вначале Португалов, а затем Терещенко, причем с подстрочника. А я кому нужен!

Я стал его горячо разубеждать и, похоже, немного его убедил. Посоветовал ему обратиться к Юрию Рытхеу, который в то время был уже заслуженный мэтр в литературе, да и написать Антонине Камытваль тоже.

- Ладно, сказал он, застенчиво улыбнувшись, я попробую.

Мы опять принялись за строганину, беседуя между делом о литературе, о творчестве, о том, как порой трудно найти нужные слова, чтобы выразить обуревавшие тебя чувства и донести их до людей.

И тут как черт из табакерки вылетел Валентин.

- Сидите, а у меня уже давно все на столе, я жду, жду, а вас нет, - завопил он, как заправская хозяйка.

- Да мы вроде бы уже и есть не хотим, - ответил я.

- Конечно, не хотите, полноги оленьей здесь слопали за милую душу, а мне надрывайся с готовкой! – не унимался тот.

- Ладно, Володя, Валентин прав, пойдем хоть чаю попьем, - разрешил я создавшийся маленький конфликт.

Мы от души напились чая, и Володя ушел к оленям.

В поселке, перед отлетом в Магадан я вновь повстречался с ним. Он попросил меня привезти ему на будущий год очки в запас, поскольку заказывать их сложно, а сломать легко. Я пообещал. Но на следующий год в поселке его не оказалось. Знакомые ребята-оленеводы сказали, что он уехал в Анадырь. Оказалось, что это было связано и с его творческими замыслами. В Анадыре он вскоре трагически погиб. Но книжка его стихов «Олени ждали меня» все же вышла и стоит на моей книжной полке. И когда я иногда заглядываю в этот маленький сборник, то перед глазами сразу встает поющая под ослепительным солнцем тундра, немного застенчивый Володя Тынескин и маленький балок под пиком Тундровый на острове Врангеля.

Грустно осознавать, но, видимо, правда, что настоящие поэты долго не живут!