Он открыл глаза, напрягся, вспоминая, что ему снилось. Встали всплывать разрозненные фрагменты какого-то странного сна. В наступающем рассвете моргал на панели телевизора его красный глаз, сквозь оконные жалюзи едва пробивался свет, да белела рядом простынь, повторяя линии женского тела. Обнажённое плечо, талия, круглая попа. Закутавшись простыней, тело посапывала безмятежно, сладко и по-детски. Наморщил лоб, вдруг его осенило! Ему снилась она! Снилась эта спящая. Точнее ему приснился Казанский собор Петра и Павла. Собор, который в жизни никогда не видел! Хотя бы, потому что никогда не был в Казани! Тем не менее, под сводами этого собора он шёл под венец! Шёл под венец с той, на раковинку ушка которой с малюсенькой в ней золотой серёжкой смотрел сейчас. Смотрел на серёжку а, в глазах прыгали сцены праздничной литургии. Вот появился дьякон в красивом церковном наряде. В руках у него специальный поднос с кольцами. Рядом стоит упитанный, тщательно выбритый священник. Он подходит с зажженными венчальными свечами к паре вручает их в руки жениха и невесты. Затем держа перед новобрачными поднос с венчальными кольцами, предлагает им обменяться ими. У Вадима от волнения пересохло горло, он сглотнул слюну, вытер вспотевшую руку о джинсы и опускает глаза на поднос. Но ужас! Его кольца нет! Нет его на подносе! Сиротливо лежит только узенькое кольцо невесты. Заметив его страх, смятение, полную беспомощность священник вдруг начинает дико хохотать на весь собор! Вадим всматривается в его лицо и видит, что это Жириновский! «Негодяй, предатель, подлец!» - понимая, что его узнали, кричит вице-премьер Госдумы. Тем не менее, лезет к жениху с образом Спасителя, чтобы жених поцеловал его. Вадим увёртывается, крутит головой, ища пути отступления в переполненном народом соборе. «Не нравится Спаситель, тогда лобзай своего святого Епифания Иерусалимского!» - орёт Жириновский и суёт в нос Вадиму другую икону. Неожиданно громко начинает играть синтезатор, и раздаётся голос Муслима Магомаева: «А эта свадьба, свадьба, свадьба, пела и плясала…». Вадим поворачивает голову на голос и узнает певца. Только это не Магомаев, а Ренат Ибрагимов. Он поёт раздольно и залихватски! Он пританцовывает и подмаргивает жениху! Голос заглушает какая-то страшная возня. Под сводами собора раздаётся оглушающий хлопот крыльев и громкое, дикое карканье огромной чёрной вороны. Все задирают головы на высокий купол. Этим замешательством пытается воспользоваться жених. Неудачно спрыгивает с высокого постамента, но оступается и падает татарскому приходу прямо под ноги. Вырубается свет, обрывается песня, гаснут свечи. Жениха поглощает тьма.

Сон прервался. Проснулся и видит прелестное ушко невесты. «Господи, что это был за триллер? Надо ж было такой ерунде присниться! А что тогда не сон? Не сон беленький лифчик и беленькие трусики на спинке стула, и их хозяйка спящая сейчас безмятежно. Хоть я сбежал с обряда венчания, всё равно нашла меня в Израиле - думает Вадим.

- Как это здорово, что моего кольца не было на подносе. Наверно татары украли или Жириновский. Ну и пусть! Иначе во сне нас бы обвенчали, а по жизни не встретились никогда. Но что предшествовало всему этому?» Он стал вспоминать.

…Как-то Вадим, погрузившись в паутину интернета, забрёл, скорее всего, сознательно на некий сайт знакомств. Хотелось любым образом укротить своё нестерпимое желание завести знакомство! Хоть с кем-нибудь, хоть с какой-нибудь душой! Но только женской. А то, что знакомство это могло быть исключительно виртуальным – только подстёгивало желание. Душу, он нашёл. Нет, душа опустилась с интернетовских небес много позже. Месяца через четыре гостья из России уже ждала его у главного входа в здание Тель-авивской автобусной станции. Узнал её издалека по широкой соломенной шляпке, в которой она была. Пальчиками держала её за края, и крутила головой ища его в толпе. Разминуться, не узнать друг друга – это исключалось. Хотя бы, потому что это была первая встреча после бесконечных щёлканий по клавиатуре у компа! Не зря говорят - такие встречи сбываются! Потому что люди ничего не знают друг о друге. Но всё это состоялось потом. Пока же задержал своё внимание на фотографии некой особы. Короткая стрижка, паленые, как язычки пламени волнистые локоны тёмных волос и очень живые, выразительные глаза. Ничего особенного. Про таких говорят: «Видеть вас одно счастье! А не видеть другое». «Но более всего пришлась запись справа от фото: «Покажите мужчину, чтобы к женщине шел как в религию, и приму за него я четыре страданья на теле... Покажите любимого, не прохожего – вечного. Покажите любимого, чтоб без лести и лжи...». Эта неожиданная, такая дерзкая заявка, такая женская программа заворожила его невероятно! Заворожила, как удав кролика! Он несколько раз перечитывал её. Как это не банально! Как это точно! «… к женщине шел как в религию». От этих строк на него дохнуло такой независимой, несломленной Жанной Дарк, пахнуло таким пылающим костром, что как говорится мама, не горюй! Мысль эта повергла его в состояние, при котором не мог не написать ей. И это при том, что таинственная гордыня, желающая мужика, который шёл бы к ней как в религию была по гороскопу хоть и Жанна, хоть и дева (так было написано) но не Орлеанская. Жила не в Париже, а в Казани, столице Татарии. Только он собрался написать ей некую глупость, например такую: «Заявка принята. Подобный мужчина – Санкт-Петербург, кунсткамера, вторая полка справа», как тут же получил:

 

Ни к губам моим, ни к глазам моим не привыкай!

Принимай меня как открытие,

принимай меня как отплытие,

в незнакомый неведомый край!

 

После такой бездонной головокружительной темы любви, откровенной без всякого кривлянья, куда она звала его прямо и просто он понял, что кунсткамерой не обойдётся! Всё может быть гораздо серьезнее. А потому написал:

 

В жизни случаются дни, окутанные темнотой.

В темноте тебя не ведет ни одна рука.

Лишь светлое имя единственной той,

как спичка последняя из коробка.

 

Думал, что этими стихами возбудит к нему интерес, последуют вопросы. «Это ваши стихи или списанные где-то? Ваши? Значит вы поэт? Как здорово! Наши интересы совпадают! Я тоже люблю поэзию». Он ждал расспросов и восторгов. Однако ничего подобного не произошло. Она не спросила ни о чём. Её было безразлично, чьи это стихи. Она была занята собой. Это она забрасывала его своим стихами.

Причём они были, всегда неожиданны, влекли некой недосказанностью. Были естественны и просты. Он зачитывался ими. В какое-то мгновение показалось, что может быть это Ахматова или Цветаева, Римма Казакова или Тушнова какая-нибудь? На его вопросы она отмалчивалась, шутила, говорила что, автора не помнит. Как ни в чём не бывало, писала:

Благодарю тебя без слов, без снов и памяти рассветов.

 

Благодарю и все дарю! Да что дарить?

Себя спасти бы. За дом прощальный, за зарю,

за пепел в туфельке спасибо.

Со мной судьба обходится жестоко!

Даёт блаженство мне одной рукой,

но насладиться не хватает срока –

мгновенно всё отобрано – другой!

Ещё не скоро захлебнусь от боли!

Ещё моя пора повелевать!

Я – только исполнитель Высшей Воли –

Сжигать сердца и в пламени сгорать!

 

Ну, можно ли было после таких опаляющих строк спокойно шнырять ещё где-либо по интернету? В отличие от Жанны его буквально распирало узнать о ней как можно больше. Кто она по специальности? Врач, инженер, учительница? Может просто домохозяйка. Домохозяйка, пишущая стихи! В том, что она поэтесса – сомнений не было. При чём интересная, самобытная не похожая ни на кого. Она забрасывала его строками свежими и живыми, как цветы:

 

Земных страстей убогие итоги,

всегда одни. Всегда одни и те ж!

Всегда один конец земной дороги,

но я должно переступить рубеж.

Прощай земля! Россия до свиданья!

Я возвращусь сентябрьским дождем.

Мне на святой земле назначено свиданье,

друг друга снова, наконец, найдем.

 

Строчила стихи, ничем себя не выдавая. В конце концов, он принял условия игры, не сомневаясь ни секунды, что стихи её. «Мне очень нравятся стихи этой поэтессы, - писал он. - По этим строчкам найду её в интернете». Для себя же отметил – Жанна мечтает прилететь в Израиль! Потому в ответ на это стихотворение писал, что как только вычислит автора, тут же пригласит её на святую землю». Она отвечала:

 

Ах, если б в нашей было воле,

свой прежний путь перечеркнуть!

И заново начать свой путь,

совсем как упражненье в школе.

 

Месяца полтора спустя заметила, что почти после каждого их разговора он подолгу смотрит на её фото. Расценила это, как некое предзнаменование чего-то важного, приглашением к себе в Израиль, что ли? Она писала. «Не скучай. Через месяц на живую будешь смотреть!» И далее сообщала, что практически ежегодно на лето прилетает в Израиль. Оказывается у неё там много друзей. Любит эту страну! За что объяснить не может. Это на уровне интуиции или движения души. Вадим не очень верил подобным признаниям.

Ему и раньше довольно часто приходилось сталкиваться с таким беспрецедентным явлением! Люди, рядом с которыми никакое еврейство рядом не стояло вдруг проникаются великим уважением и любовью к Израилю! Просто на разрыв аорты пульсирует в них еврейская кровь! Они обязательно должны сказать, что из всех соседей больше всего любят дедушку Каца из 16 квартиры! Не понимают даже, что эти откровения и есть тот водораздел, разделяющий нормального человека от юдофоба, антисемита другими словами. Вадим вспомнил одного приятеля, который выражал уважение к евреям следующей фразой: «Когда я жил в коммуналке так там публика была хуже евреев». Жанна с таким же увлечением рассказывала о своих знакомых докторах, о сплошь замечательных специалистах евреях! Про то, как в прошлом одессит хирург Левин заметил ей, когда она поделилась с ним ближайшими планами – поездкой в Израиль - «Что за неуёмная страсть летать туда каждый год? На глобусе кроме Иерусалимской стены плача есть достаточно много стран с комнатами смеха и разными стенами! Почему обязательно надо летать в обетованную? Кстати, знаешь ли ты, что жизнь на Земле зародилась не в Иерусалиме, а в Одессе? Жанна опешила: «Как в Одессе?». «А вот так!» Левин закачался, молитвенно сложив руки: «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иосифа…». И где это, по-твоему, могло быть? В Воронеже, в Казани? Только в Одессе!» Вадим ждал, что как-нибудь в памяти у Жанны всплывёт старинная семейная история про некую бабушку или прабабушку еврейку в каком-нибудь шестом колене. Готов был выслушать рассказ о том, как с неимоверным трудом родственникам повезло найти и буквально по крупицам, по буквам восстановить драгоценную метрику – доказательство действительно существующей когда-то драгоценной бабули еврейки! Стало быть, в ней течёт еврейская кровь. Этим и объясняется всегдашнее желание прилетать в еврейскую страну. Но ничего подобного! Ни о какой бабушке речи не было! Прогноз Вадима не оправдались! Всё было гораздо проще. Вместо бабушки на сцене появлялся другой персонаж! Оказалось - муж дочери Лены еврей! Другими словами зять еврей. Когда надо Цукерман, а когда надо Сахаров! Мотается по заграницам, семью забыл, отношения с тещей весьма натянутые. Да и с супругой не всё гладко. «Запросто с такой супругой, у какого угодно мужа может быть не всё гладко»,- думал Вадим, имея в виду следующее обстоятельство. Как только супруга эта, то есть Елена, дочка Жанны увидела его фото, тут же сказала матери: «Мама, не общайся с ним! Ты что не видишь рожу извращенца? Он же извращенец! Два раза смотреть не надо! Он тебе такую Кама сутру покажет! С утра и до с вечера! Мало не покажется! Ничего не поимеешь кроме затрат на лечение!». Но спустя время, когда мать вернулась из Израиля, она сообщила дочке, что никакой он не извращенец, а мужик самой правильной ориентации! С ним ей было комфортно, классно и даже более!!! Только тогда Лена взяла свои слова обратно, и даже почтительно с ним пообщалась немного в скайпе. Вадим расценил это, как извинения. Но это он отвлекся. А вот как продолжил подкалывать Жанну. «Да ты что! Никому не говори про Сахарова-Цукермана! – Тебе это надо? Лучше быть татаркой, чем еврейкой! Сегодня удобней тащить крест Иисуса на спине, чем звезду Давида на шее!». Они смеялись. Вадим был доволен заочным знакомством с хорошенькой русской. Тем более, что к тому времени они говорили уже в скайпе, он мог видеть её в видеокамере и она действительно была хорошенькой и читала стихи:

 

Хоть было все неправдою,

что ты мне говорил,

но все равно приятно мне,

что ты со мною был.

У кофе растворимого,

неповторимый вкус!

Тебя найду я скоро!

В тебе и растворюсь!

 

Они всегда друг другу жаловаться на плохую слышимость. Да и видеокамеры работали или не работали поочерёдно. То у него, то у неё. Но им хватило коротких фрагментов любования друг другом. Именно любования, потому что представления друг о друге идеально совпадали. Не совсем конечно идеально! «На фото ты была другой. Не хуже, но другой»,- думал Вадим, сквозь не идеальную резкость, разглядывая её голые плечи и белые ровные зубки, когда улыбалась.

В какой-то момент ему вдруг показалось, что не надо больше никаких заверений в том, что она бескорыстно любит его страну. Незачем сомневаться в её честности, в том, что она примазываться к еврейству что-то недоговаривает. Это пришло к нему после того, когда ненароком обмолвился однажды, что Израиль готовится к большому событию - 64 годовщине независимости. Будет большой торжественный концерт под открытым небом. И что в этом концерте он тоже принимает участие. «Я тебя поздравляю с этим праздником! Твой народ заслужил независимости! Я горжусь тобой!»- писала она. Эти неприхотливые пару строк до конца растопили в сердце всякие сомнения. Она не лицемерна!

Незаметно самих для себя разговоры сместились в сторону возможного прилёта Жанны. Заканчивался месяц май, наступало лето. Время, когда эта жидовочка прилетала в Израиль. «Жидовочкой», кстати сказать, не обозвал, а назвал как можно ласковее однажды он. Неожиданно для него Жанна расплылась счастливой улыбкой, буквально засветилась вся! «Как радостно мне, что это слышу я не из глотки русского или какого-нибудь татарина, а из твоих еврейских уст! Хочу быть твоей жидовочкой!

 

По любви мы крадемся, как воры.

Перед кем мы виновны, скажи?

Наша ночь гасит все разговоры,

и звездой на подушке лежит.

 

Между тем, Вадим опасался, как бы её возможный прилёт не совпал с его поездкой в Америку. «Прилетай в конце лета, когда я буду дома», - писал он. «У тебя поездка в Америку, а у меня проблемы с внучкой - переходный возраст. Категорически отказывается ходить в школу, хотя учится отлично. Просит меня, чтоб я с ней куда-нибудь поехала, а потому буду в Израиле неизвестно когда». Он отвечал, что у всех внучек летом каникулы! Разве мама не заменит бабушку на какой-то срок? «Мама никогда не заменит бабушку, а бабушка маму,- возражала она. Я должна буду поехать с внучкой на юг. Я не могу себе позволить несколько поездок в год. Если проблема не решится, то ребенок будет со мной, и я полечу отдыхать с ней туда, куда она захочет». Короче по всему было видно – быт засасывал. К тому же она писала, что не должна как то оправдываться и говорить где белое и где черное, но все же решилась сказать: «Лежу с тошнотой, давлением после посещения больницы. У меня высокая температура». Естественно он тут же стал интересоваться, что случилось? Почему вдруг заболела? Она молчала или говорила ничего не значащее: «Уже лучше». И без всякой видимой связи спрашивала: что лучше продуманный прагматизм или в омут с головой? Он рассуждал, что продуманный прагматизм – это нормальный здоровый авантюризм. Ему авантюризма всегда не хватало. Но в омут головой – тоже не скучно! В подобных водоёмах живут русалки! С ними надо жить так чтобы было, что вспомнить, но стыдно рассказать. «Это совсем не про меня,- писала она. Тем не менее. Мне стыдно! Кому нужна проблемная женщина? Стыдно за два своих неудавшихся брака! За то, что всё равно жду мужчину, который коня на ходу остановит, а если ей придётся в избу горящую, то только с ним! Хотя знаю что это полный бред!

Отношения без обязательств и секс на один раз - вот нынче приоритеты у мужчин!»- пригвоздила она его последней строчкой. Пригвоздить пригвоздила, но ему было интересно – почему два брака были неудачными? Алкоголики что - ли были? Она сказала, что у первого был диагноз хуже – лицемер и изменщик! Достаточно было одного раза – выставила его барахло из дома, а его самого из сердца вон! Трахался с кем - то когда их доченьке едва исполнилось два месяца! Но даже если бы он изменил ей в день совершеннолетия дочки не простила бы урода всё равно никогда! Что же касается второго мужа, так шмотки его тоже летели вон! Только не через дверь, а из окна многоэтажного дома. Это не смотря на то, что детей не родной дочки, то есть внуков не родных обожал и любил безумно как самый сердечный и любящий дед! Души в них не чаял! Баловал и потакал во всём. Педант, чистоплюй, всегда организованный, хлебосол и бабник. Но и на старуху бывает проруха. Как-то раз, раздеваясь, разметал одежду, где ни попади. Жена посчитала до трёх, а затем галстуки рубашки, джинсы, брюки полетели в распахнутое окно. Грузин стал похож на пельмень - кожа бледная, а внутри мясо. Но гордый, потому что грузин вошёл в лифт в одних трусах, затем спустился во двор, там не торопясь оделся, потом вернулся в семью и расхаживал по квартире оскорбленным царём Давидом. Скандал тогда был погашен, но бикфордов шнур медленно и неотвратимо тлел. Как-то она поскользнулась дома в широком коридоре на арбузной корке. Так ей показалось. Как Миронов в известном кино. Едва удержалась на ногах. Наклонилась и рассмотрела эту якобы арбузную корку. Ею оказался недавно использованный импортный презерватив. Как тигрица, почуяв запах крови, она бросилась к нему за разъяснениями, размахивая рваным гондоном в резиновой перчатке. «Послушай женщин глупый, успокойся не кричи! - с присущим грузинским темпераментом пошёл муж в атаку.- Исмаил постучался с девушкой, очень просил на час угол арендовать! Ну,нет у него крыши! Под нашу постучал! Я пустил! Почему нет? Он знает моя крыша – пол Казани! Мне жалко крыши? Почему не уступить немного пола в коридоре!» «Всё! Тебе пипец! (Так жена выражалась) Терпение моё лопнуло! Это твоя хрень!» - убеждала она его, ничего, не слыша и тыкая резинкой в лицо. «Вай, мама дорогая! Не моё это! Мамой клянусь! Исмаил заходил! Исмаил хороший парень! Средство уронил! С кем не бывает! Как ты могла подумать про меня!?». Жанна взяла себя в руки, из последних сил поверила мужу. В общем, ложки, слава богу, нашлись, но осадок остался. Потому что всё равно, в конце концов, они развелись. Тимур, спустя много лет после развода – по-прежнему её флагман по снабжению чем угодно! Неиссякаемый финансовый источник. Другими словами помогает ей материально и довольно прилично. Он не олигарх, но грузин с немалым авторитетом перед которым открываются любые двери. Может в силу того, что владелец престижного ночного клуба двери которого, открываются и днём и ночью, но не для всех. Должность эта ни сколько, ни ниже, вора в законе, что даёт ему право жить по понятиям! А это значит хотя бы то, что когда он появляется на рынке, имя его шелестит над всеми ларьками, прилавками и киосками вперемежку с шелестом купюр любого цвета и любого достоинства! Затаривается бездонный багажник джипа и таким образом холодильник Жанны всегда забит выше крыши всякими яствами.

В конце концов, Вадиму стало скучно трясти их русского - грузинское бельё. Ему была милее сама Жанна. А она писала: «У нас очень развит национализм. Татары вроде мирный народ, но русских не любят. А уж другие национальности вообще за народ не считают!». Он спрашивал, как она эту нелюбовь чувствует? Чувствует ли на себе? Жанна: «Я не зацикливаюсь и не обращаю внимания на это. Эти процессы трудно и долго описывать, да и не хочу. Только они так же неистребимы, живучи и отвратительны, как ваше арабо-израильское противостояние. Я хочу, чтоб в каждом доме была любовь и тишина. В моем доме нет любви и для меня это трагедия. Мне страшно и больно».

 

Собирайся на войну, запасайся силою,

и навек в моем плену оставайся, милый.

Не ругаю, не кляну, ты один мне нужен.

Собирайся на войну и готовь оружье!

 

Потом он несколько дней не появлялся нигде. Компьютер не включал. Несколько дней потратил на продление американской визы. А когда включил скайп, она с обидой писала: «Куда ты исчез? Похоже, что тебе все равно, что рейс из Казани отменили! Я не смогу прилететь. Прямых рейсов из Казани в Израиль пока не предвидеться, а лететь из Москвы я не могу». Он отвечал, что может это не плохо, что полётов ни прямых, ни каких других нет. Потому как в ближайшие две недели собирается в Америку. В начале июня он вернётся, а к тому времени авиалинии заработают, и они непременно встретятся. Ответом снова были стихи:

 

Мы снова потеряли день.

Мы провели его в разлуке.

Легко без горечи и муки,

без сожаления раздень,

разрежь, развей, разбей, раз...

Кто ты?

Зачем тебе любовь моя,

её крутые повороты,

полет и гибель соловья?

А я сама на миг поверю,

в то, что возможно возвратить,

невозвратимую потерю:

талант - страдать и дар – любить.

 

Вадим успокоился, попытался сосредоточить себя на предстоящей поездке в штаты и на какое-то даже время забыл про виртуальную Жанну. «Посмотрим, как карта ляжет,- думал он. - Суждено будет - я вернусь, опять начнём беспрестанно щелкать клавкой и может быть она прилетит. Хотя не очень верится. То болеет, то внучки, то самолёты не летают, то ещё что. Как в старом анекдоте. Хотел тебе выслать сто рублей. Будут, ещё вышлю! Он уже как говорят, сидел на чемоданах, взял на работе краткосрочный отпуск, собрал необходимые вещи в дорогу, заказал билет, оплатил страховку и сообщил сестре, что со дня на день вылетает. Число скажет позднее. Вдруг зазвонил мобильный. И так спокойно, буднично, как будто только вчера созванивались, незнакомый голос сказал. «Привет! Не ждал? Это я. Как дела?» Повисла пауза, он пытался угадать, кто звонит, звонка ни от кого не ждал, пока она не сказала: «Ты что молчишь? Не узнаёшь меня? Да ты что? Эх ты! Это я Жанна!» Он одурел! «Жанна! Это ты? Не верю своим ушам! Господи! Как телефон искажает, меняет голос?! В скайпе он совсем другой! Ты прилетела? Когда? Сдуреть можно! Где ты? Почему не сообщила что прилетаешь? Когда ты прилетела? Сколько ты в стране?». Она терпеливо слушала его вопросы, потом обстоятельно на все ответила. Выяснилось, что в Израиле уже почти неделю, остановилась у какой-то Аллы Марковны, которая живёт в Афуле и что готова приехать в его город. Ждёт, чтоб он сказал только когда? Вадим вспылил! «Я же тебе говорил, что улетаю в Америку! У меня самолёт через три дня! Я не могу не полететь! Поверь мне, лечу не развлекаться, не туристом! Не могу ничего переиграть не, потому что тебе не рад! Рад ещё как! Но я лечу на могилу мамы! Не был там восемь лет!». Хотел что-то ещё сказать, она перебила его: «Не подумай только, что я буду тебя отговаривать!

Причина, по которой тебе необходимо лететь – святей не бывает! Конечно, лети! Но трёх дней разве нам будет мало?» Этот вопрос как будто встряхнул его и всё поставил на свои места. Действительно, что мешает провести это время с такой ненавязчиво настаивающей на встрече дамой. А она, не дожидаясь его согласия, попросила только, чтобы он ей не звонил. Звонить будет она. Позвонит завтра уже из автобуса, и скажет, в котором часу он может её встретить на автобусной остановке в Тель-Авиве. Вадим сказал, что конечно, конечно, будет ждать звонка, приедет и встретит в любое время. «Всё, Вадим, целую тебя,- сказала она.- До завтра». «Целую тебя, Жанночка! До завтра!- промурлыкал он. – А стишок?» «Какой стишок?»- не поняла она. «Заканчивая каждый разговор, ты писала мне стихотворение,,- напомнил он. – А сейчас?» Она счастливо рассмеялась. «Завтра! Завтра всё будет! И стихи, и слёзы, и любовь!». «Не надо слёз!»- закричал он, но она уже отключилась.

 

В гостях у Анжелы

 

На следующий день Жанна позвонила, сообщила в каком часу и где будет стоять. «Я в голубом платье и в соломенной шляпке. Ты ни с кем не спутаешь меня» - уверенно сообщила она. «Ты тоже меня не спутаешь! Я буду на лошади!- закричал он в телефон, вспомнив кино «Соломенная шляпка», где женихи скакали на лошадях, а невесты были все сплошь в соломенных шляпках. «На лошади!- не въехала она в его юмор. Вадим объяснил, она хохотнула, спросила на всякий случай какого цвета и какой модели его «лошадь?» Добавила, что уже едет в автобусе. Вадим купил букет цветов и прыгнул в машину.

И он, действительно, увидел её сразу и узнал! Одну из многолюдной, разноголосой, шумной городской толпы. Не по шляпке даже, а по красивому лицу, по глазам, которые пристально всматривались вдаль, на противоположную сторону улицы. «Жанна, Жанка!- закричал он, устремляясь к пешеходному переходу. Она махнула ему рукой, сделала несколько шагов навстречу. «Ну, как я вычислил тебя издалека! «Издалека» не через улицу, а через столько стран и морей! И вот ты в Израиле, рядом со мной!»- выпалил он вместо всякого приветствия,- подлетел и осторожно обнял её. Услышал приятный запах волос, что выбивались из шляпы, запах женской кожи чистый и возбуждающий. Жанна щекой коснулась его щеки, широко и открыто улыбалась: «Где же твоя лошадь? Я уже все глаза проглядела!». Вадим вызволил из её рук небольшой пакет: «Пасётся напротив, тебя дожидается, пошли!» Взял её за руку, и они пошли к машине. «Я тебя таким и представляла, только без лошади,- смеялась она.- Мне только казалось, что ты толще». «Толще!- Вадим приостановился.- В каком смысле? Как это?». «В смысле полнее! Что ты с животиком! А у тебя ни коня, ни живота! - она откровенно смеялась. Так запросто смеются только люди, которые давным-давно знакомы. Поверил ли кто-нибудь из прохожих, что эта весёлая пара впервые видят друг друга. Подошли к машине. «Сними очки,- попросила Жанна, и сама сняла их с его переносицы. – Ну, точно это ты! Тот, кому я стихи писала». Он открыл машину, вытащил цветы. Вдруг букет самых разных бутонов показался ему каким-то драным веником многоразового использования. Но делать нечего! «Зато, какие у неё ножки плотненькие ровненькие и загорелые»- подумал он, отступив от неё на шаг. « Ты приехала! Я не могу в это поверить! Спасибо, что приехала, спасибо за стихи! Когда ж ты так успела загореть?» - спросил он, снова её обнял, поцеловал в загоревшую шейку. «Это я была недавно в Элате, потом ездила загорать в Хайфу на городской пляж, а когда не получалось никуда съездить загорала с Аллой Марковной во дворе». «Кто это Алла Марковна? Кто она тебе тётя сестра, подруга?» «Трогайся уже,- скомандовала Жанна. - Долго к тебе ехать? Я писать хочу!». Вадим завёл машину, они тронулись.

Налюбоваться не мог на её раскованность, на её открытость. Вдруг что-то нахлынуло на него! Почувствовал такое неодолимое желание владеть этой русской красивой молодой женщиной из Татарии, что просто слов нет! Как говорил один персонаж Фрунзика Мкртчяна в одном кино «просто кушать не могу!». Жанна же крутила во всю головой, смотрела с восторгом на ухоженность дорог, на апельсиновые небольшие рощицы, на всё, на что падал её взор. Это заметил Вадим. «Ты так смотришь, словно в Израиле впервые. Но, по- моему, ты в стране не первый раз». Она ответила, что каждый раз находит Израиль всё краше и краше. «Страна ваша – роскошный эвкалипт, расцветающий вопреки всему! Вы, евреи, добиваетесь, превосходства во всём лишь потому, что вам отказано в равенстве. Поэтому я обожаю ваш край». Вадима тоже переполняли чувства настолько, что не мог ни возразить ничего, ни согласиться. Только одна мысль неотступно доставала: «Три дня! Всего три дня! Потом загадывать что-то – бога смешить!» Какое - то время ехали молча. Неожиданно она спросила: «Ну, так вот теперь ответь - трёх дней нам хватит?» И снова он поразился этому попаданию, этому абсолютному совпадению по узнаванию друг друга! «Я быстро вернусь, и мы будем вместе пока я не надоем тебе»- сказал он, не отрывая взгляд от дороги. Потом убрал руку с рычага передачи скоростей и положил её ей на колено. Подумал, что если так не сделает, описается раньше, чем она! «Надоем?- переспросила Жанна.- Чем дольше мы едем, тем больше я привыкаю к тебе!» – накрыла она своей рукой его руку. Ту, которая была на колене. Сжала её и смотрела, улыбаясь на его профиль. До самого дома его рука лежала на круглом колене. «Только не очень удивляйся, увидев моё жилище. Моя квартира такая маленькая, что похожа на камеру одиночку. Но нам в ней тесно не будет»,- сказал он, глуша мотор у самых дверей своего жилья. Зазвенел ключами и распахнул дверь, пропуская гостью вперёд. Гостья сломя голову, сметая стулья и тапки на полу, ринулась в туалет. Нашла его безошибочно, как будто бегала туда каждое утро. Возня, сопенье, ненорматированный русский язык, хлопанье крышки и далее тишина. «Ну, вот я и дома»- выходя из туалета, сказала Жанна.- Где тут у меня дома можно руки помыть?» Мыла руки и сияющая, смотрела на Вадима. Тот стоял в распахнутых дверях и сиял не меньше, чем Жанна. «Мне казалось, только компьютеры перезаряжаются. Оказывается жители Казани тоже. С перезарядкой тебя! Успела! Иначе я бы завис от горя». «Ты знаешь, Китайская народная мудрость гласит: " не ссы!", что означает - будь безмятежен, как цветок лотоса у подножия храма Истины! – она уже вышла из малюсенькой комнатёнки, где была раковина с газовой плиткой на тумбе, а напротив туалет. Вышла и внимательно осматривала стены Вадиминого жилья. – Как всё интересно! Тут у тебя целый Лувр! Кто это? Папа твой?- кивнула она на портрет Марка Шагала. «Дедушка! - Вадим не мог сдержать смеха. - По маминой линии. Потом проведу экскурсию. Давай сейчас стол накрывать. Будем отмечать твоё возвращение домой». Вдруг она воскликнула: «Полный пипец! Всё сбывается!» Подошла к Вадиму, прижалась всем телом, положила руки ему на плечи и зашептала горячо на ухо:

 

Ты солнце мне в выси застишь,

все звезды в твоей горсти.

Ах, если бы двери настежь!

Как ветер к тебе войти!

 

«Больше одной звезды мне не надо. Мне б одну удержать»,- целовал Вадим её шею. «Удержишь. Три дня это много. Я и ободной встрече не мечтала. Виртуальный мир и реальный два несопоставимых измерения. И люди в них очень разные. Ты, как правильный братан совпадаешь». «Братан скоро вернётся из Америки, и звезда снова скатиться ему в руки». «Поторопись.

Бывает, что звёзды гаснут, так и не дождавшись, того кому светили». Он хотел, что-то сказать, но она перебила его. «Я есть хочу. Ты будешь меня кормить?». Спохватившись, он распахнул холодильник и стал метать на стол тарелки и блюдца с разной едой. Всё было разложено, настругано заранее. Ветчина, шпроты, овощной салат, селёдочка с уксусом и луком, грибочки, маринованные. Неожиданно затренькал Жаннин мобильный. «Алла Марковна! Всё хорошо, я доехала! Не волнуйтесь! Анжела встретила меня и передаёт вам привет! Сейчас суетится, накрывает на стол, будем ужинать,- тараторила гостья, присев к крохотному столику. Вадим непонимающе взглянул на Жанну. Та сделала большие глаза и замахала рукой: «Потом, потом, молчи!». И в трубку: «Мы так соскучились! С прошлого лета не виделись! Она получила права и классно водит машину! Всё Алла Марковна! Надо Анжелочке помочь, торт сама испекла, достаёт из микроволновки. До свидания, Яну привет!». Жанна отбросила мобильный, и облегчённо вздохнула. «Рассказывай! Что за цирк? Кто это был? Кто такой Ян?» - Вадим стоял с большим кухонным ножом в руках. «Ты всё забыл! Я же тебе говорила! Алла Марковна в принципе чужой мне человек, у которого я остановилась. Вычислила её в интернете, слово за слово и она согласилась принять меня в Израиле. Ты для неё моя подружка Анжела! Как бы я тоже нашла свою однокурсницу в интернете. Ну что ты так смотришь? Так надо! Если бы я это не придумала, Алла Марковна меня к тебе ни за что не отпустила бы! А Ян её племянник. Сопляк без слюнявчиков!» Вадим пожал плечами, недоумение не сходило с его лица. Жанна же, насмешливо разглядывая холодную закуску, как ни в чём не бывало, сказала: «Завтра я приготовлю тебе всё, что ты любишь больше всего. Что ты любишь?». «Я ем всё. Даже суп из скорпионов». «Всё замётано. Тащи эту гниду, и я приготовлю тебе блюда – пальчики оближешь. А если серьёзно?». «Серьёзно я всегда очень любил мамины картофельные оладьи. Она их делала лучше всех в мире». «Будут тебе картофельные оладьи, Анжелка моя. Не отличишь от маминых». Вадим застыл с бутылкой «Мартини» в руках: «Ты серьёзно?» Жанна увидела вино. Обожаю «Мартини!». «Как было заказано»,- сказал Вадим, разливая вино в бокалы. Первый тост, конечно же, был за встречу. Глотнув вина, Жанна заметила, что «Мартини» татарского разлива, круче, чем местное. Тогда Вадим предложил водку «Пять вечеров». «А водки «Три вечера» у тебя нет?»-, смеясь спросила Жанна. Потом второй тост предложила она. «За новую встречу у Анжелы, которая будет длиннее, чем три дня!». Вадим с удовольствием поддержал её. Снова выпили. Потом Жанна рукой показала, чтобы Вадим подсел поближе. Он сел близко, близко на постели, снова вдыхал запах её тела и она, зашептала на ухо:

 

А ведь вчера еще дремала,

но как черны глаза напротив.

И нам всего сегодня мало....

Мне каждый миг с тобою праздник.

 

Стали целоваться неистово, так жадно, как схваченные в постели и разлучённые тюрьмой молодые – муж и жена. Из своего опыта Вадим знал, что это последняя верста по дороге к сексу. Рука полезла под одёжки, к пуговицам лифчика.«Подожди, Вадичек, у меня к тебе есть неожиданное предложение»,- остановила она руку. Он не сразу сообразил, что это «Вадичек» обращено к нему! Так его никто, никогда не называл! Особенно здесь в Израиле! Так звала его только мама! Только мама в далёком детстве и всегда, когда он приезжал к родителям в гости! И вдруг «Вадичек» от прилетевшей из Казани, которую едва знает! В горле пересохло, он забыл, что хотел. «Какое?»- прохрипел он. «Я хочу к морю. Не знаю, что люблю больше Израиль или море. Отвези меня, я окунусь, потом делай со мной что хочешь». «К морю? Но твоя подруга Анжела выпила! Что же ты сразу не сказала?»

«Ты почти ничего не пил. Поехали! Умоляю!». Неожиданно сам для себя Вадим согласился. Жанна ликовала! «Мне только две минуты купальник натянуть!». Схватила свою сумку и скрылась за дверями туалета. «Мне сын недавно жаловался,- услышал её голос Вадим. - Мама, говорит, эти гаишники такие отморозки! Один останавливает и спрашивает: «Что пил сегодня?». Хоть бы один мусор спросил: « Что ты кушал сегодня?» «Так у нас такие же!- смеялся Вадим. Не дай Бог с таким вопросом сейчас ко мне пристанут. К морю пойдём пешком». Но

доехали без всяких проверок на дороге. Жанна вдыхала запах цветов, забытых в машине и сказала, что бросит их в волны, в знак встречи с морем!

Было около восьми часов вечера. Море их встретило штилем и каким-то бледным, жёлто-голубым закатом. Вадим не успел глазом моргнуть, только припарковался, а Жанна стремительно разделась, выскочила из машины и помчалась к берегу, визжа и улюлюкая, размахивая букетом. Казалось, она рухнет сейчас в спокойную воду. Но нет! «Ой, ракушки, ракушки!», - завизжала, наклонилась и стала, роняя цветы, дёргать их из песка, как огурцы с грядок. Насобирала целую горсть, аккуратно сложила их в стороне и только потом влетела в море. Вадим сел невдалеке на горячий песок и стал смотреть, как Жанна, извергая тысячу брызг, поёт, кричит, как говорят сегодня, тащится от кайфа. «Это не поддаётся никакому объяснению! Она назвала меня «Вадик!» - вспомнил он. На глаза готовы были навёрнуться слёзы, хотелось целовать её и носить на руках.

С моря они возвращались довольно поздно, во втором часу ночи. Жанна, не чувствуя усталости после неблизкой дороги из Афулы и после моря сидела в машине с мокрыми волосами, перебирала на ладони ракушки и, улыбаясь открыто демонстрировала Вадиму кроме колен ещё и полные бёдра. Когда машина останавливалась под светофором, тянулись друг к другу ртами и целовались.

Дома пока Жанна складывала грязную посуду в раковину и мыла её, Вадим принял душ. Потом в душ пошла Жанна. Он расстелил постель, лёг и стал ждать. Его гостья появилась из полумрака, держа в руках два бокала. «Я вдруг подумала, что расстояние между Казанью и твоим городом значит так мало, когда ты значишь для меня так много! Давай за это выпьем! За тебя! За любовь»,- едва прошептала она. «За тебя! За любовь!»- повторил Вадим. Выпили, он потянул её к себе. Жанна приблизилась, развязала тонкий поясок халата. Халат распахнулся. Соскользнул с плеч на пол, и перед ним будто встала обнаженная, красивая, изящная и полненькая девушка с репродукций Ренуара. Статуэтка с влажными волосами, курносым носиком, большой грудью и с выпирающим животиком. Она склонялась над ним, сосками касаясь лица. Вадим прижался всем телом, стал осыпать поцелуями грудь. Обхватила его голову руками, рухнула на волосатое тело, водила ладонью везде и гладила, шептала ласковые слова….

В ту ночь они, как две истосковавшиеся по простору птицы, вырвавшиеся, выпорхнувшие из опостылевшего интернета, возносились в немыслимые выси и проваливались в умопомрачительную бездну. «Вадичек, - горячо шептала Жанна, склоняясь к нему мягкими губами, приподымаясь и опускаясь со стоном таким громким на рассвете, что Вадичек прикладывал к её губам ладонь. Она же шептала: « Родной мой, еще …».

 

Море волнуется раз!

 

Едва забили через малюсенькое окошко лучи солнца, они проснулись. С улицы было слышно, как просыпается город. Кричал вдалеке араб, собирая старые вещи, мусорные машины гремели ящиками, сигналили машины.

Жанна лежала на его груди, обхватив ладонями небритое лицо. «Теперь моя очередь читать тебе стихи»,- целуя её, сказал он. «Давай, я слушаю».

 

И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -

я говорил и знал, что дерзновенно,

мое благословенье: ты спала,

и тронуть веки синевой вселенной,

к тебе сирень тянулась со стола.

И синевою тронутые веки,

спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,

дымились горы, брезжили моря,

и ты держала сферу на ладони,

хрустальную, и ты спала на троне.

И - боже правый! - ты была моя.

 

«Это Арсений Тарковский,- сказала Жанна.- Гениальные строчки». «Я люблю Тарковского, - целуя её, ответил Вадим.- Эти строчки о тебе, о нас. «А я люблю тебя, мой дорогой! Так люблю, что не выразить никакими стихами! У тебя картошка есть?». «Картошка?- обалдел Вадим.- Какая картошка?». «Ты забыл про оладьи? Буду тебе их делать! Будут не хуже, чем у твоей мамы!». Голая и гордая, ничем не укрываясь, встала с постели, взяла сумку, пошарила там, вытащила трусики и, как показалось Вадиму какие-то пачки писем. «Что это?»- спросил он. «Прокладки! Мои кончились так мне эти, внучка Алла Марковна дала!». Послала ему воздушный поцелуй и заперлась в туалете. Пока Вадим бегал за картошкой, Жанна в морозилке нашла рыбу и приготовила её. Теперь его жилище пахло так вкусно, как пахла какая-нибудь Фонтанка в Одессе, когда из каждых её ворот несло луком, жареной рыбой и ещё чем-то таким, что делало эти запахи неповторимыми. Он замер в дверях: «Счас сдохну! Какой запах! Как вкусно пахнет! Что это?». «Это рыба, пожаренная с любовью! Картошку принёс? Двадцать минут и будут готовы твои любимые драники». Он тут же сел её чистить. Не прошло и получаса, а они уже сидели, макали их в сметану и ели. «Сколько живу, ничего подобного никогда не ел! Конечно, не как у мамы, потому что у неё была белорусская бульба, но то, что ты сделала из этого местного крахмала, обсуждению не подлежит!»- упреждая вопросы Жанны, проговорил Вадим набитым оладьей ртом. «Я этот крахмал протёрла на терке, добавила стакан молока, яйцо, 3 ложки масла растительного, соль, сахар, мука, и тесто это отправила на раскалённую сковороду»,- затараторила Жанна.

А ещё через час снова были на море. Но оно было на замке. Над спасательной станцией ветер терзал чёрный флаг, стало быть, купаться запрещено. Море штормило, ходили большие волны. Жанна расстроилась! Плюхнулась на песок у самой воды, черпала её ладонями, поливала сама себя. Была в печали и не замечала, что сидит среди огромных медуз, выброшенных волнами на берег. То ли начался прилив, то ли она сама сползла немного от берега, но ухитрилась сидеть в воде до самых плеч! Брызгалась и болтала ногами. Спасатель грозил ей пальцем и махал рукой, требуя, чтобы вышла из воды. Но она не вышла. Она вдруг завизжала, заорала не своим голосом, как ужаленная вскочила и бросилась вон на берег! Оказывается ее, атаковали медузы. «Посмотри, как меня покусали эти морские собаки! А я думаю, кто это меня трогает, щипает под водой? Думала какой-нибудь спасатель- подводник. Собиралась расслабиться, пока не заметила их щупальца!»- демонстрировала Жанна Вадиму свои красивые ноги в красных пятнах и полосах. Тот удивлялся: «Разве ты не видела этих тварей на песке? Зачем полезла в воду?». «Я думала, что это кто-то сильно наплевал на берегу», - был ответ. Обхохотавшись, легли под тентом в тени, нежно гладили друг друга, касались пальцами и ели арбуз. Вдруг ей нестерпимо захотелось покурить. Сигарет не было, Вадим давно завязал, но поймал себя на мысли, что с удовольствием побаловался бы с Жанной сигаретой. Он пошарил глазами по не очень многолюдному пляжу, заметил недалеко от них молодую курящую парочку. «Можно стрельнуть у них, парень не откажет сексапильной даме»,- смеясь, сказал Вадим. «А как попросить сигарету на иврите?». «Жанка, они говорят по-русски»,- успокоил он её. Дама, услыхав, что она сексапильна, раскачивая бедрами, вальяжно подошла к ним, что-то сказала и вот уже парень лезет в карман джинс и, улыбаясь, протягивает Жанне пачку. Прикуривая сигарету, она что-то спросила. Все втроём вдруг оживились. Девушка приподнялась на локте, сняла очки, стала с интересом разглядывать Жанну, а парень, жестикулируя руками, азартно о чём-то заговорил. Когда она вернулась, курили сигарету по очереди, испытывая величайшее наслаждение. Но более всего её веселил факт, что пара эта оказалась из Татарии! Её земляки! Репатриировались сравнительно недавно, жили в городе Елабуге. В городе, где закончила свои дни Марина Цветаева. Жанна сказала, что много раз бывала в музее поэтессы. Передала сигарету Вадиму и стала читать:

 

Солнцем жилки налиты, не кровью,

на руке, коричневой уже.

Я одна с моей большой любовью,

к собственной моей душе.

Жду кузнечика, считаю до ста,

Стебелек срываю и жую...

Странно чувствовать так сильно,

и так просто.

Мимолетность жизни — и свою.

 

Впоследствии Вадим обратил внимание, как легко Жанна находит общий язык с незнакомыми людьми, как интуитивно тянется к людям интересным, сколько доставляет ей удовольствия пошутить, посмеяться, обменяться несколькими фразами просто с прохожими. « Как она похожа в этом с мамой!»- поражался он и не сводил с Жанны взгляд. С той встречи с земляком сигаретка на двоих стало их привычкой. Появилась традиция, выходя по вечерам погулять, непременно брали в киоске несколько сигарет, а потом выкуривали их по очереди, одну на двоих. «Как мне было классно спать сегодня! Ты себе не представляешь!»- воскликнула Жанна Вадиму, когда он забрал у неё сигарету для последней затяжки. Решил, что сейчас она озвучит причину, из-за которой классно спала. Приготовился услышать нечто лестное про себя. «Алла Марковна на матрац постелила целлофан! Я спала на простыне! Представь себе простыню, под которой целлофан! «Зачем?- вытаращил глаза Вадим. «Ты, говорит, будешь потеть, и матрац провоняет». «Как будто ночью я буду дрова рубить или трахаться с тобой!». «Второе предпочтительней»,-вставил Вадим. Жанна улыбнулась, продолжала: «Утром подарила мне самый обычный шампунь, сказала уникальный! Водрузила на видное место, чтобы я знала, где он стоит. Больше я его не видела. Убрала! Жадная, тебе не передать! Каждый день жалеет, что туалетная бумага только разового пользования. «Она что сумасшедшая? Как ты можешь там жить? Раскольникова на твою старуху нет!» - разошёлся Вадим. «Её соседка через два дома рассказала, что муж был ещё жадней. Умирая, спрашивал: «Аллочка, ты рядом? Она говорила: «Дa, мой дорогой». «А где наша доченька?». Ему отвечали: «Стоит рядом». «А мои внуки здесь?». Внуки говорили: «Дa, дедушкa!» Он вдруг как закричит: «Тогда почему нa кухне свет горит?». Смеялись, щипали с большой ветки виноград, и пили пиво.

«Море волнуется раз,

море волнуется два,

море волнуется три!

 

Медуза, исчезни, замри!- колдовала Жанна, прощаясь в тот день с морем.

Снова наступила ночь. Она была, как сигарета - одна на двоих, как штормовое море одно на двоих, волны которого вздымали их до звёзд, что светили тоже только им, двоим! И страсть их была одна на двоих! Обнявшись, они летали в невесомости любви и задыхались от чувств переполнявших их души! Как рыбы, выброшенные на берег, они открывали рты и судорожно искали губы друг друга. Они были нежнее самого ласково зверя, и их кожа, их тела были слаще самого горячего шоколада. Они шалели от оргазма, стонали и скулили одни на всей земле.

Ты так любил меня, что стены падали,

что от любви твоей кружилась голова...

 

Море волнуется два

или

легкое дыханье

 

Снова наступил новый день, он начался с того, что Жанна послала Вадима за квасом! Тот недоумевал: «Мало питья! Молоко, чай кофе! Пиво, в конце концов!». Жанна была непреклонна. «Купи бутылку кваса!». Он сгонял за напитком и уже довольно скоро хлебал такую окрошку на квасе, что дворовые коты, робко заглядывая в их приоткрытую дверь, теряли сознание от невозможности припасть к большой тарелке! «Какие ночью песни такая и кухня!»- подсыпая в суп зелень, улыбалась Жанна.

Потом опять было море! Но оно штормило пуще вчерашнего, купанье запрещено и Жанна была безутешна! «Мы завтра разъедемся! Ты в Америку я домой, когда я снова буду на море? Вадичек, я не могу без моря!»- она готова была расплакаться. «Я вернусь через двенадцать дней, и ты снова приедешь к своей подруге Анжеле и будешь гостить у неё до самого самолёта»,- утешал её Вадим. Взял за руку, они не торопясь пошли вдоль берега, аккуратно обходя многочисленных на берегу медуз. «Кстати расскажи немного про Америку. Я помню, ты едешь на могилу к маме. Ничего о твоей маме не знаю, расскажи»,- попросила Жанна. «Ты с ней похожа». Жанна вскинула брови. «Нет! Не внешне конечно! А по восприятию мира, по жизнелюбию, по отношению к людям, по жажде живого общения и новых знакомств. В этом ты с ней совпадаешь. Мама была душой любой компании. В поезде ли, на улице, в очереди. Где бы мама ни жила, с кем бы ни общалась, люди всегда испытывали и сохраняли огромную радость от знакомства с ней».

Глядя на высокие волны, остановились. Вадиму вдруг нестерпимо захотелось прижаться к Жанне, обнять её, целовать шею, грудь, разглаживать пальцем бровки, смотреть в глаза. Она называет его Вадик! «Что ты замолчал? Рассказывай дальше, Вадик», - попросила Жанна. И он продолжил. «Сестра говорила. Мама, папа, вы уже не за железным занавесом Советского Союза! Хватит смотреть на мир глазами Сенкевича! Спешите увидеть мир!» Родители послушали Ирину. Заработав, скопив немного денег, полетели в Европу. Были в Англии, Франции, Италии. Вот какую историю, которая произошла с мамой, я тебе хочу рассказать. Вернее про одну встречу. Стоя у Эйфелевой башни, они с подругой захотели в туалет. А где он чёрт его знает! Из немалого количества людей, совершавших экскурсию по Елисейским полям, мама решила спросить про туалет у Анастасии! Подошла именно к ней! Может быть, внешность у нее была ярко выраженная, русская? Или её выбор, как всегда подсказала материнская интуиция? Наверное, все вместе.

Подошла и поинтересовалась, не знает ли случайно молодая женщина поблизости место общественного пользования? Незнакомая женщина случайно знала. И моя общительная мамочка в силу своего коммуникабельного, открытого нрава и характера не упустила возможность пообщаться с интересной туристкой. Не так уж часто двум русским женщинам выпадает шанс поболтать посреди многоязыковой толпы, которая стеклась со всего мира к подножию Эйфелевой башни. Познакомились, и мама спросила у нее: «А где вы, Анастасия, живете в России? Уж не в Белоруссии?». «Нет, - ответила та, - я не живу ни в России, ни в Белоруссии». «А где?». «В Израиле», - сказала она. Как мама встрепенулась! Как обрадовалась! Как вдохновилась новыми вопросами! «Анастасия, миленькая, а где в Израиле? У меня там сын живет! Это ж надо – какая встреча!». И Анастасия ответила: «В Ришон ле – Ционе». Жанна всплеснула руками: «Ничего себе! Как в кино!» «Жанка дорогая, при всей своей фантазии я не могу вообразить, что с мамой произошло в тот момент. Она, наверное, забыла обо всем на свете! Даже о том, куда спешила с подругой! «В Ришоне? Так мой сыночек живет, родненькая Анастасия, в Ришоне! Боже мой! Какой случай! Какое совпадение! Какая удача!». Я представляю себе, как ей не хотелось расставаться с Анастасией. Как хотелось говорить и говорить. И про Израиль, и про свою жизнь в Америке, и рассказывать о своих детях, про все, про все. Но их экскурсии не стояли на месте. Обменявшись телефонами, они расстались. Прощаясь, мама сказала Анастасии, что продиктует ее телефон сыну, а он уже непременно позвонит и обязательно зайдет к ней на работу. Зайдет и познакомится. «Ты нашёл её?» - Жанна остановилась. «Я нашёл её,- сказал Вадим. – Магазин мужской и женской одежды «Силуэт», располагается в центре города, на улице Ротшильда. Она вышла ко мне, раздвинув портьеры, и шагнула в торговый зал немного бледная и худенькая. Была в аккуратненьком фартучке. На тонкой шее у нее лежал метр. Точно, как у портных, коих я помню еще по России. Я сказал, что хочу передать ей привет от мамы, с которой она познакомилась в Париже. Анастасия улыбнулась: «Так это вы Вадим? Очень приятно. Я так рада знакомству с вашей мамой! Софья Зиновьевна столько мне о вас рассказывала!». В общем, мы с ней недолго поболтали. Она должна была работать. Я не стал ее сильно отвлекать, сказав, что буду заходить к ней. Помахали, друг другу ручками, я в приподнятом настроении вышел на улицу. Сегодня, всякий раз проходя мимо ее «Силуэта» я не могу, Жанка, пересилить себя и зайти. Я просто ускоряю шаг и стараюсь не смотреть на зеркальные витрины ее магазина. Я бегу, как вор от человека, с которым мама случайно познакомилась в Париже и провела столько радостных минут, рассказывая ей, какая тона счастливая мама и бабушка. Мне ни на что не хватает духа». Вадим похлопал себя по карманам: «Я бы сейчас закурил»,.«Нет сигаретки, не купили», - вздохнула Жанна. «Я рассказал тебе про эту встречу, потому что своей непосредственностью, легким дыханием к людям ты похожа на маму. И душой и сердцем». «Мы молоды, пока наши мамы живы. Моя мама тоже умерла» Для Вадима это было неожиданной новостью. Ему казалось, что только у него нет матери. Он опешил. Жанна потянула его за руку вниз, опустились на влажный песок, прижавшись, друг к другу. Держа его лицо в ладонях, стала читать:

 

Моя душа на повороте,

а ведь вчера еще дремала

Но как черны глаза напротив,

и нам всего сегодня мало....

Мне каждый миг с тобою праздник,

пусть даже небо ополчится.

Не страшно. Слаще этой казни,

не может ничего случиться.

 

За спинами шумело море, высокие волны закрывали красный закат, звёзд на небе не было. В двух шагах от них вышагивала какая-то чёрная птица похожая на грача. Но какие грачи в это время в Израиле? Чёрным немигающим глазом птица смотрела на сиротливые фигуры, застывшие на краю бушующей стихии. И их одиночество, и море тоже было одно на двоих.

 

День третий

 

Они стояли на автобусной станции Тель-Авива у платформы, от которой с минуты на минуту должен был отойти автобус Жанны. Стояли и прощались. «Алле Марковне привет от Анжелы. Скажи ей, что Анжела обещала в следующий раз передать с тобой туалетную бумагу многоразового использования. Скажи, что не завезли вовремя бумагу эту уникальную с Буркина-Фасо, Это государство в Африке честных и чистых людей,»-.болтал без умолку Вадим, пытаясь немного поднять настроение Жанне. Та говорила, что возвращается в Афулу, к старухе, как в авгиевы конюшни, где самый главный конь в стойбище – племянник Ян. Голова здоровая как у лошади, ума, как у петуха. вместо уздечки на шее слюнявчик». «Младенец что ли?- не въехал Вадим. «Мужик сорока четырёх лет! После дорожной аварии текут слюни, и страдает запорами! Этот диагноз немного утешает тетушку – она экономит на бумаге. Представляешь, я купила пару баночек пива, хотела угостить его! Глазом не успела моргнуть, выпил всё сам! Может сесть за стол и так пёрднуть – мухи на лету дохнут!. Алла Марковна хочет, чтобы я вышла за него замуж». Это было что-то новое для Вадима. Ему стало весело! «Так выходи, Жанка! Купи противогаз и выходи! Приберёшь конюшни, будешь выгуливать своего рысака в апельсиновых рощах, слюнявчики выжимать, а по ночам гарцевать на нем! Чем не жизнь!» Она так хохотала, водитель автобуса с удивлением выглянул из кабины. «Гарцевать! О чём ты говоришь?- У него только слюна выделяется и газы! Больше ничего! Но мне приходиться делать ему какие-то знаки внимания, чтобы я понравилась Алле Марковне. Иначе скажет: «Будешь спать на голых пружинах!». «Какие знаки ты ему делаешь?» - Вадиму было не скучно. «Морду промокну его и конфетку долгоиграющую из своего рта в его рот даю. Берёт и сосёт счастливый! Будто пососёт и в загс со мной!» Вдруг его осенило! Потому Жанной и придумана легенда с Анжелой. чтобы Алла Марковна не дай бог не узнала что её претендентка на роль супруги для племянника ездит к какому-то мужику! Что у них там любовь в полный рост! Ему поэтому и звонить нельзя! Вдруг эта Шапокляк трубку возьмёт. «Я ещё не уехала, а уже скучаю,, Вадичек,- прижалась к Вадиму Жанна.- Буду смотреть на твоё фото и представлять». «Что представлять?»- не понял Вадим. Она зашептала ему в ухо: «Я тебя хочу, я хочу тебя, Вадик!». Так же тихонько в ухо он порекомендовал ей распрячь от слюнявчиков и всего лишнего племянника Яна и обуздать его на одну ночь. «Не хами! Что за хрень ты несёшь! Как ты так можешь?- возмутилась Жанна.- Итак, настроение - полный пипец так ты ещё!». Отвернулась лицом к автобусу. «Уходи!». «Извини, девочка моя. Глупость, конечно, сказал..Больше не буду. Но каково мне теперь думать, что этот дуэт двух сумасшедших, уговорит тебя. Ты сломаешься, и будешь целовать в хвост и гриву своего жениха». «Сам ты с ума сошёл! Никогда не будет этого! Просто я поставлена в такие условия! Есть договор! Не могу съехать от них раньше срока! Уехать ни к кому не могу! Потому и придумала Анжелу!». Он обнял её за плечи, развернул лицом к себе:«Жди меня, Я слетаю в Америку. А потом ты у меня! Там буду только о тебе думать. Покурим?». «С удовольствием,- Жанна снова стала улыбаться, достала из сумочки зеркальце и смотрела на себя. Вадим влетел в стеклянные двери зала ожидания и скоро вышел оттуда с сигаретой. Прикурили у водителя, затягивались по очереди и закатывали глаза от кайфа. Пассажиры из окон с любопытством наблюдали, как ходит сигарета изо рта в рот, и недоумевали.

«Это же надо! Какая нищета! На пачку сигарет денег не хватает! А прикидываются состоятельными!» Пол автобуса с интересом выглядывали из окон. Им же было весело, хоть и расставались. «Прочти на посошок чего-нибудь,- попросил Вадим. Она скользнула взглядом по окнам, показала кому-то язык, зашептала:

 

Мы вели себя задумчиво и странно,

средь бурной человеческой реки.

Все только потому, что постоянно,

твое дыханье было у щеки.

И помню как свидетели и судьи,

простые обитатели Земли,

на нас с тобой оглядывались люди:

"Счастливые! Они себя нашли!"

Водитель взглянул на часы, махнул им рукой, Жанна прижалась щекой к Вадиму: «Не ревнуй меня и не звони! Я сама тебе позвоню! Ты же 1 августа уже будешь дома?». «Да конечно,- сказал Вадим.- Буду ждать звонка!». Он помог подняться ей в салон, подал пакет, и держал её за пальцы, пока дверь не стала закрываться. Автобус тронулся. Глядя ему вслед, повторил: «Счастливые! Они себя нашли!» Этот автобус, увозящий любимого человека, объединяет нас, чем сильнее, чем дальше уходит»,- подумалось ему.

 

«Лишь только вечны память и печаль»

 

В тот же день поздним вечером самолёт уносил его в США. В страну, где 21 год назад случилось несчастье. Там, на севере этой страны, на краю еврейского кладбища лежат мама, папа и бабушка. Время, конечно, не лечит, ерунда это. Оно только немного анестезирует душевную рану..Потому он сегодня относительно спокойно летит поклониться родным могилам. Будучи в те годы несколько моложе мог все что угодно допустить. Мог поверить в самые немыслимые события! Но чтобы умерла мама? Тогда это никак не вмещалось в сознании и не вязалось с представлениями о Божьей справедливости. «Когда она была жива, мне не нужен был Бог, Теперь, когда он ее внезапно забрал, я его ненавижу», - так в те дни думал Вадим, Сегодня он летел, подстёгиваемый невыносимыми угрызениями совести! Чтобы многие годы жить, ни разу не оглянувшись на незабываемый облик? Игнорировать подтачивающую изнутри совесть! «Как тебе не стыдно! Что ты себе позволяешь? Летал в Румынию, в Чехию, в Россию, куда угодно! Но чтобы, ни разу за столько лет не прилететь к маме, не поклониться праху родных? Это надо быть глыбой гранитной, а не человеком! Даже посещения синагоги в годовщины её смерти не снимали с него вины за чёрствость души. И то это было не всегда. Надевал кипу, приходил, просил почитать раввина поминальную молитву, тот зажигал свечу, молился, потом Вадим расплачивался и уходил. Оказывается, чтобы тебя услышал Господь надо платить. Для тех, кто не платит, он глух. Но сейчас не об этом. Только если быть до конца объективным, то надо заметить, что Вадим много раз порывался прилететь в штаты. Каждый раз его сдерживала сестра: «Подожди. Сейчас не очень удобно. Я возьму с Димой (муж) отпуск и тогда посвятим тебе больше времени. Когда прилетишь, то хочется чтобы ты погостил у племянниц, посмотрел ещё что-то в стране, организуем тебе экскурсию. Не торопись. Мы скажем когда. прилетать» Он горячился, объяснял, что рвётся в Америку не на Брайтон бич, не веселиться, не в казино играть, а кладбище посетить! К маме с цветами придти. Его не понимали. Говорили, что бывают на кладбище и за него тоже! Чтобы как-то уйти от невесёлых мыслей, стал вспоминать про счастливые, светлые дни, когда путешествовал с родителями по Канаде.

Например, о том, как возвращались поздно вечером из Монреаля в Торонто и останавливались на ночлег в гостинице « Lobay Entrance». Это короткое время перед сном, когда оставались силы на обязательный ужин и на визиты к друзьям, когда все, перебивая друг друга, делились впечатлениями от увиденного за целый день, вспоминались Вадиму, как самые незабываемые, самые дорогие часы. Часы из времени, проведенного в Канаде. Как было здорово сидеть между родителями, и радоваться про себя этому празднику, замечательной удаче путешествовать по стране, где растут дубовые и кленовые рощи, и скачут белки. Где они были все вместе. Как быстро он закончился! Как непредсказуемо праздник оборвался. Вадим вспоминал, что на следующий день они погрузились на огромный белый пароход и отправились в круиз по реке Святого Лаврентия к ста восьмидесяти островам. Мама с подругами сидела на нижней палубе, а он носился наверху от кормы до носа, с одного борта бегал к другому. Шалел и дивился живописнейшим местам, коих не видел никогда прежде. Неописуемой красоты частные виллы и замки на крохотных и не очень маленьких, зеленых островах, выстроенные, будто специально для кино, будоражили воображение и притягивали к себе настолько, что, казалось, только позволь, и он прыгнет в пронзительно чистые воды реки и поплывёт к этим сказочным причалам. Но таких, кто желал бы того же, что и Вадим было немного. Точнее никого. Потому что нигде не заметил он ни одной живой души. Ни на одном из островов. Повсюду одно лишь размеренное колыхание высочайших крон стройных елей и сосен, а внизу - бесконечные блики зеленых волн и покачивание пустых яхт и лодок, скучающих у причалов. Они покидали Канаду, уезжая из Торонто, по самой длинной улице в мире Вадим напряг память Улица называлась, Янг Стрит. Протяженностью была что-то около двух тысяч километров..«Вот же свойство памяти,- подумал Вадим. – Название улицы врезалось в башку, а вспомнить ещё места, которые довелось увидеть в стране кленового листа. не могу». Но только памятник ли королеве Виктории, или дом, где родилась знаменитая американская актриса Мери Пикфорд, или просто катание на фуникулере, когда под тобой - рощицы с канадскими березами, - все это, в равной степени стало дорогим и значимым, для Вадима, как скажем, голос российской певицы Татьяны Овсиенко. Слушать ее любил водитель автобуса. «Где ж тебя носит, солнце мое?»- вопрошала она, и эта фраза до сих пор слышалась Вадиму. Слышалась потому, что когда голос заполнял салон, мама сидела чуть впереди и справа а, он наблюдал её красивый профиль на фоне автобусного окна, залитого оранжевым светом заходящего солнца. Канада слышится ему до сих пор. Потому, что была озарена светом маминого присутствия. Только вспоминал ли он самое высокое 72-этажное здание в Торонто, или канадские небольшие озера, или то, как мама покупала сувениры в Duty Free shop или, где бы то ни было, он просто, более всего, тосковал по ней и любил бесконечно.

В аэропорту Детройта Вадима встретила племянница Инночка. Обнялись, Инна подивилась каким дядя стал другим, почти лысым. Дядя в свою очередь напомнил ей, что когда был заросший, носился с ней, взгромоздив её на плечи по двору, и хохотал беззаботно, молодой и кучерявый. Визжал от радости и ребенок. Сейчас этот ребенок посадил дядю во внедорожник NUMMER четырехцилиндровый джип, и они помчались по трассе в городок Southfield. «Мы часто посещаем кладбище. Бываем у бабушки. дедушки и бабушки Меры».- без всякого нажима просто сказала Инночка, и Вадим отметил про себя, как спокойно это было произнесено. «Вот и, слава богу, что племянница не ведётся на изматывающих душу страданиях и скулеже. Она понимает - ничего не попишешь. Это жизнь. А может смерть» - поправил себя Вадим. Минут через сорок машина выруливала к знакомому опрятному сплошь завитому зеленью фасаду дома сестры. Справа от асфальтовой дорожки увидел елочку, посаженную с папой двадцать один год назад. Посаженную на следующий день после маминых похорон. Сейчас это была уже не ёлочка, а высокая строгая, стройная ель. Рядом на много меньше ростом стояла ель, посаженная после смерти отца.

«Мог ли папа представить, мог ли подумать, что пройдет четыре года и в его память ему посадят такую же елку только потому, что он тоже умрёт!»- поразился Вадим. Подошёл к развесистой маминой ели, дотронулся до игольчатых лап. «Здравствуй, мамуля, здравствуй родная. Это я. Смотри, снова небритый. Но как всегда послушаю тебя сейчас, пойду, побреюсь, зашептал Вадим - Вообще ты бы сейчас всплеснула руками, увидев меня! Наверное, даже заплакала бы. Как в какой-то песне: «Ты плачешь мама, сын твой стал седой! Ну что же плакать – внучке в институт. Лишь ты одна осталась молодой. Ну, а для нас живых года идут». Поднял глаза на папину ёль. Вспомнил, как отец писал ему. «Лерочка и Инночка говорят, что бабушка все про нас знает. Мамина елочка подрастает. Она просто загляденье. Я прихожу и разговариваю с ней. Рассказываю все наши новости». «Вот и мой черёд наступил рассказывать тебе, отец, наши новости. А тебе слушать. «Чем дольше живём тем, годы короче», замечено кем-то.Кто посадит ёлку, когда придёт мой срок? Никто. В Израиле нет такого правила ели взращивать в память о человеке. Разве что пальму». Вадим криво улыбнулся.

Тем временем Инна поставила машину в гараж, позвала его в дом, Сестра с мужем были на работе. Вадим прошёл через, большую комнату, вышел на кухню, и, распахнув стеклянные двери, остановился на красном высоком крыльце. Вот и заветный, ухоженный дворик. Как всё знакомо, как всё трогает сердце. Всё там же под развесистым старой ивой стоит большой сколоченный из дерева стол , Когда он гостил у сестры, к нему выносили стулья, табуретки и все рассаживались Мама, папа, бабушка, племянницы с подругами, друзья сестры и мужа! Сколько было людей, как было шумно! Русский язык чередовался, смешивался с английским, даже ивритом! Все друг друга замечательно понимали! Вадим рассказывал про Израиль они, про жизнь в Америке. Он им, как страна противостоит и держит удар от арабов – исламистов они ему. смеясь, как Клинтон не устоял перед ударом Моники Левински. Кстати еврейки! Дима таскал к столу шампуры с шашлыками, которые, делал со вкусом прямо во дворе на большом мангале, Пили вино и смотрели альбомы с фотографиями, которые привозил Вадим. Как-то привез даже звуковое письмо видеокассету с рассказом о том, как живет их внук Илюша в Израиле. Внук сам рассказывал с экрана. Смотрели затаив дыхание! Смотрели по многу раз, Баба Софа даже просила какие-то места показать ещё! Ещё бы! Внучек читает поэму «Бородино» и рассказывает о декабристах учительнице истории!

Сейчас стоя на крыльце, Вадим смотрел на двор, как на осколок разбитого зеркала. В этом зеркале некогда отражалась счастливое семейство. Папа, в недалёком прошлом коммунист, директор школы, рассказывающий на своих уроках истории о преимуществе социализма перед капитализмом, любил косить траву. Толкал впереди себя небольшую сенокосилку, как заправский империалист, мама поливала розы, и маленькие грядки бабушка Мера, сидя за столом, кормила орешками белочек. Их было много летом. Они прыгали по соснам и в густых травах Белки по-прежнему скачут во дворе. Только лиц дорогих уже нет.

. На следующий день утром за ним заехала Димина сестра Аллочка, Остальные были заняты - работа! Сестра слукавила, мягко говоря. Обещала взять отпуск по случаю приезда брата. Оказалось, нет. В Америке все работают! Как будто только в Америке. Но в Израиле ещё всегда находят время для отдыха. В Израиле есть поговорка «Иерусалим молится, Хайфа работает, Тель-Авив танцует». Это к слову. Вадим прилетел накануне праздника. Мемориал дей – дня памяти павших во всех войнах за независимость Америки. «Вот наступит праздник - тогда будет достаточно свободного времени», - сказала сестра. А пока Аллочка закрыла на время свой парикмахерский салон, и они покатили на кладбище. Ехали молча. Всё было сказано накануне. Муж Аллы Валера совсем голову потерял, зарабатывает мало, курит беспрестанно и пьёт пиво, Алле по дому не помогает. Мечтает вернуться в Молдавию. Она с трудом сводит концы с концами. Разрывается между своим парикмахерским салоном и домом.

Вадим вспомнил Аллину маму. Боже мой!. Какая счастливая она была. когда кто-нибудь приходил к ней в гости! Не знала, где посадить и чем угостить! Лежит сейчас там же где, лежит мама, папа и бабушка. Прежде чем ехать туда заглянули на цветочный рынок, купить цветы. Алла по-деловому быстро отобрала четыре больших букета, достала доллары рассчитаться. Вадим взял её за руку «Аллочка, сколько стоят цветы? Я плачу». Алла отрицательно замотала головой: «Нет! Не смей! Не лезь! Не твоя забота! Дай рассчитаться!»- бросилась к кассе. Вадим настаивал, что будет платить он, Алла возражала. Платить будет она! Стали ругаться, каждый хотел показать своё бескорыстие и порядочность пока Вадим не привёл аргумент, который вдруг пришёл ему в голову: «Алла! Как ты не понимаешь! Оплаченные тобой цветы это цветы не мои! Для того ли я летел, чтобы ты вместо меня купила букет цветов моей маме на её могилу! Это не правильно! Хочешь, давай так - ты своей маме, я своим! Или дай я заплачу за все цветы!» Алла перестала кричать, замерла, ей стало как-то неловко, она что-то поняла. «Хорошо, Вадим. Вот три букета твоих, а один мой». Тот облегчённо вздохнул, сказал Алле «спасибо», полез в карман за деньгами. Рассчитались по отдельности, сели в машину, поехали. Оба испытывали какую-то неловкость, потому что говорили про погоду и про всякую чушь. Ещё издали Вадим увидел большущие железные ворота, кладбища одна половина которых была закрыта, а другая открыта Спаянные шестиугольные звёзды составляли решётку ворот. Припарковались, попили пепси-колы, Алла приколола в волосы, на голову Вадима кипу, тот взял букеты и они пошли. Вадим шёл и наблюдал по обе стороны широкой асфальтированной аллеи сплошные одинаковые надгробия. Где-то чёрный камень, где-то красный, но чаще всего белые и серые. Подумал, что если бы довелось приехать самому никогда бы не нашёл родные могилы. Он помнил это сравнительно небольшое еврейское кладбище. Сейчас же перед взором предстала огромная территория сплошных памятников! .Ни за что бы не нашёл где лежат родители. Алла уверенно свернула на боковую аллею, прошли метров сто и Вадим издалека увидел, узнал могилу мамы. Сердце забилось. слегка задрожали колени. «Что с тобой?- спросила Алла.- Подойди. Я постою здесь». Осталась невдалеке, а Вадим подошёл к маминому надгробию. Мама смотрела на него через стекло с фотографии. Он помнил это фото. На нём она в коричневом женском костюмчике, в котором часто появлялась на работе в школе. Рядом лежит бабушка. Мать и дочка вместе, в одной земле. Папа четырьмя рядами выше. К нему он ещё подойдёт Положил цветы маме и бабушке. Могилы были так густо засажены цветами, что даже просвета между ними нет. И маленькие и большие разных цветов. Он даже не знает названия ни одного цветка. Из нескольких горшков торчали цветы увядшие. Что хотел сказать маме – всё вылетело из головы. Нужны ли слова? Стоял, а в висках стучало: «Мама мама мамочка». На цоколе бабушкиного памятника прочёл по-английски: «Love to life strength of mind and humor accompanied it’s all life». Любовь к жизни, сила духа и юмор сопровождали её всю жизнь. Такой она была! Вон смотрит с фотографии смеющимися глазами. Оглянулся на Аллу, позвал её. Алла подошла. Старые цветы вытащила из банок, поставила свежие. Сказала: «Подойди к отцу. Вон он»,- показала рукой. Вадим наклонился, поцеловал мамино фото, потом бабушкино, постоял чуть-чуть и зашагал к папе. Вспомнил, что когда отца хоронили он стоял у могилы мамы. Впервые прилетел после маминой смерти через четыре года, потому что папа умер. Стоял и плакал. Стоял пока не позвали. Папу опускали в могилу. Не помнил, как шёл к нему, не помнил, как бросил щепоть американской земли на свежий холм. На папином обелиске тоже были высечены слова. По-русски.«…лишь только вечны память и печаль…» Он писал стихи. Эта строчка была из его стихотворения. Но не стихи, а последним на земле лавным делом было должность председателя Детройтской ассоциации евреев-ветеранов. Второй мировой войны.

Когда над малоимущими эмигрантами нависла реальная угроза ощутимого сокращения правительством материальной помощи, отец со своим активом стал инициаторами акта протеста Приехали в Вашингтон и прошли внушительной, многочисленной колонной к Белому дому. Их движение поддержала значительная часть страны. На митинге отец сказал: «Не может не должно создаваться такое положение, когда престарелых безработных людей прошедших тяжелейшие испытания проливавших кровь за освобождение мира от чумы фашизма, лишают помощи». Голос отца, голос простого народа был услышан. Финансовая помощь уменьшена не была. А сколько тысяч долларов было собрано ассоциацией в помощь израильской армии – это другой разговор. Один раз вместе ездили в Хайфский военный госпиталь, и отец там торжественно в большом зале передавал собранные средства руководству больницы.

Потом подошли к Доре Абрамовне, Аллиной маме. Те же цветы, тот же серый камень, та же печаль и боль. Вадим вспомнил, как приезжал когда-то в гости в Тирасполь. К тому времени сестра Ирина с мужем Димой только поженились и гостили у Доры Абрамовны – Аллиной и Диминой мамы. Вдруг он услышал её голос: «Вадимчик, попробуй какие вкусные кабачки я приготовила. Пальчики оближешь!» Алла стояла рядом, глаза полные слёз, губы что-то шептали. Уходя, прошли ещё раз мимо могил, задержались возле них. Вадим подумал: «Когда снова я буду здесь? Одному Богу известно. Он знает о каждом из нас больше, чем мы думаем. Но я ему не верю, хоть и боюсь его». Подались к автостоянке. Вадим шёл среди гробовой тишины. На кладбище - ни ветерка. Не слышно ни шума проезжающих машин, ни гудков, ни чириканья птиц. Они шли и Вадим думал: «Какой – то звуковой штиль. Если говорят – молчание золото, то кладбище – это золотые прииски. Наверное, кладбище это прииски. Идеальное место, где можно высвободить душу от невысказанной боли. От невысказанной боли, от груза тяжелых мыслей. От всего того, что не всегда можно выразить человеку близкому, родному». Он высвободил душу, но легче ли ему стало? Разве только слегка сдвинул камень с души – рукой коснулся маминого памятника. Алла привезла Вадима к себе. Во двор дома вышел Валера. Пожали руки, обнялись. «Хай, Израиль, хай!»- пытался шутить. Закурил, стал израильтянину рассказывать анекдот. «Встречаются двое израильтян. «Вы слышали, какое пугало Щаранский поставил у подножия Голанских высот на тамошних огоро¬дах?»- «Нет, не слышали. А что такое? Что за пугало? А какое оно?»- «До того страшное, что вороны вернули весь урожай за прошлый год, а арабы от высот отказались!». Громче всех хохотал сам рассказчик. Вадим чтобы тому было веселей, через силу улыбался. «Садитесь к столу!»- позвала Алла. Прошли на большую кухню, На столе дымилась гора голубцов, стояли тарелки с салатами, напитки. «Пообедаем, потом мне на работу, по дороге, Вадимчик, я отвезу тебя к Ирке,- сказала Алла.- Завтра страна будет отмечать День независимости, вот тогда все вместе соберёмся и наговоримся». «А что ждать до завтра? Где я, а где завтра?- выглянул со двора Валера.- Сейчас выпьем за его приезд и заодно за независимость Америки». «Валера!»- повысила голос Алла. «Алла!»- ещё громче прокричал Валера. Он загремел по лестнице куда-то наверх и спустился с бутылкой. «Кагор» из Молдавии!- объявил торжественно.- У вас в Израиле пьют «Кагор» из Молдавии?». Вадим сказал, что ему неловко, он только хлопоты доставляет. Аллочке пришлось тащиться с ним на кладбище, теперь обед, потом снова везти его. На него замахали руками. Алла сказала: «А как иначе?. Если бы не твой приезд, когда бы я навестила маму?.К своему стыду мы все там так редко бываем! Так накладывайте голубцы пока тёплые!». Выпили за приезд Вадима, «Кагор» оказался настоящим сухим молдавским вином и Валера сокрушался, что бандит Горбачёв приказал когда-то бульдозером раскорчевывать виноградники. Голубцы тоже оказались самыми настоящими! Вкусными домашними, приготовленными Аллой каким-то только ей известным способом. Выпили ещё, поговорили о президенте Обаме.«Обама – мусульманин! Ты слышал такое, Вадим? Чтобы президент США являлся прихожанином мечети!

Вам в Израиле это надо?»- разошёлся Валера. – Какое доверие к нему?» Вадим говорил, что кому-то это понадобилось и вот свершилось, но Израиль от этого только сильней! У страны нет выбора. Потом заговорили об американских машинах. Вышли во двор. Валера стал ногой стучать по колесу своей старенькой «Ford Falcon», жаловаться на дорогие запчасти. Потому тачка стоит. Иначе вместо Аллы поехал бы он. «После бутылки вина тебе только гостя дорогого катать!»- Алла уже сидела в машине. Дорогой гость тепло попрощался с Валерой. В который раз напомнил, что всегда рад будет встречать их у себя. Валера сказал, что всё только от Аллочки зависит, а он хоть завтра! «На будущий год в Иерусалиме!»- выкрикнул напоследок и машина тронулась.

Наступил день 30 мая – День независимости Америки. Вадим думал, будут торжества, демонстрации концерты – всё как водится, когда страна отмечает свой праздник. Ничего подобного. Ни вечерних салютов, ни ликованья народа на улицах. Они были пустынны. Разве только повсюду больше полосато- красных флагов Может быть, потому что он не в Детройте, не в других больших городах типа Гранд-Рэпидс или Уоррен, а в маленьком Бирмингеме и поэтому тут всё спокойно и чинно. Американцы сидят по домам и аплодируют Америке, её героям-освободителям, наблюдая свою страну по телевизору. Так, во всяком случае, было у сестры. Но только потому, что Вадим приехал - вечером посетили русский ресторанчик, разукрашенный обязательными русскими атрибутами - самоварами, матрёшками и деревянными ложками.. Обслуживали девушка и парни в русских национальных костюмах. Глядя на это всё, забывалось, что страна отмечает День независимости. Вадиму казалось, что он сидит в русском трактире. Ели гречневую кашу с мясом в глиняных горшках, блины с мясом и запивали русским квасом. Вадиму была интересна цена этой вкусной русской еды. Когда поздно вечером выходили уже на улицу спросил у сестры, сколько заплатили. Она сказала, что не очень много - 24 доллара. Вадим обалдел. Заметил, что в Израиле бы это стоило шекелей 300! По местным ценам очень дорого за простой ужин в простом ресторанчике.

На следующий день сестра сказала, что хочет по возможности, как можно больше показать брату что-то новое, максимально заполнить короткое время пока он у них. Потому на три праздничных дня они едут на экскурсионном автобусе в Чикаго. Такая новость ещё как обрадовала Вадима! Ради чего он прилетал, состоялось вчера, оставшееся время будет не скучным. И вот они в Чикаго. Поселились в гостинице «Lerton». Не суперзвёздочная, но вполне комфортная в самом центре города. «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой»- ходил он по идеально чистым улицам, задирал голову на эти небоскрёбы. Но маленьким себе не казался. Старался не визжать от мощи и могущества этого мегаполиса американского континента. Вадим окунулся в озере Мичиган (хоть сестра с мужем возражали). Он сказал им, что никогда не простит себе – быть на берегу озера, которое видел только на школьной карте, озеро, которое учил на уроке географии, а теперь оно разливается перед ним и не искупаться! Перед таким аргументом никто не устоял. Он плавал, а сестра с мужем прятались в тени. Потом до вечера гуляли по набережной. На следующий день посетили некий странный музей. Назывался он «Morbid Curiosity». Экспонаты музея под стеклом - сплошные черепа да кости (сестра с мужем почему-то выбрали этот музей) хотя были и другие. Например «Art Institute of Chicago” Институт искусств Чикаго. Вадим подумал, что может быть он один из самых интересных Художественных музеев в Северной Америке. Очень понравилась выставка импрессионистов. Потом был красивый парк Millennium с гигантским фонтаном, как радуга переливающийся всеми цветами! Музыка и шум воды – потрясающее зрелище! Стена какого-то торгового каньона, в которую были вставлены камни, привезённые из разных городов мира. Рим, Лиссабон, Пекин, Токио, даже камень с украинского Львова там был, а вот камня из Иерусалима не увидел! «Это потрясающе,- думали Вадим.- У нас камней видимо невидимо! Не меньше чем чернокожих на улицах Чикаго!

Это же надо умудриться не прилепить сюда хоть какой-нибудь осколок, отколотый в Иерусалиме! Ладно, пусть это останется на совести мера Чикаго!» Что касается чернокожих, то был несказанно удивлён увидев на перекрёстке двух улиц обеспеченного негра. (Так казалось хотя бы только внешне, чисто выбрит, наглаженные брючки, выпирающий из них живот и ослепительно белая майка), На груди висел плакат:«Plisse, help mi!» Дима на недоуменный взгляд Вадима улыбнулся: «Не переживай за него! За углом стоит «Lexus» один из очень дорогих машин Америки. Ещё на следующий день, гуляя по какой-то фешенебельной авеню, увидел портрет Барак Обамы с пририсованными гитлеровскими усиками к его жёлтой роже. Небольшая толпа народа о чём-то активно дискуссировала рядом. «Хорошо, что я не знаю английского иначе не утерпел бы, тоже включился бы в диспут. Зачем усики гитлеровские Обаме? Что нельзя любые другие пририсовать?». И ещё много всяких занимательных американских вещей, заморочек и мест обошли, объехали на своём экскурсионном автобусе сестра с мужем и Вадим. Он видел даже улицу, названную в память израильского премьера Ицхака Рабина, убитого своими соотечественниками. К стати или не к стати, вспомнил Жанну, женщину его любимую, которая спит на целлофане и ждёт его в Афуле. «Может, не сама уже спит, а с ненормальным племянником тёти, такой же, как он». Волна ревности захлестнула, захотелось скорей вернуться домой, убедиться, что Жанна только напоминает Алле Марковне про то, что её племянник любимый Ян, а её жених обосцался.

Три дня быстро закончились. Вадим очень был благодарен сестре за предоставленную возможность несколько шире взглянуть на Америку. Представлял, как дома отснятые, где был фотографии, закачает в компьютер и будет показывать друзьям, Жанне обязательно. Подумал, что же он привезёт ей из Америки? Вернулись в Бирмингем. Начиналась рабочая неделя. Тем не менее, сестра успешно разнообразила досуг брата - каждое утро, уезжая на работу, подвозила его к большому спортивному комплексу имени Франклин Делано Рузвельта, 32-ого президента Соединенных Штатов. Там она два раза в неделю преподавала французский язык, потому имела бесплатный абонемент на посещение всего, что там было. Вместо себя проводила брата. Из всего, что было в спорткомплексе, Вадиму понравилась сауна- джакузи. Часами сидел в большой лохани, наполненной водой чуть пахнущей хлоркой, дрыгал ногами и рассматривал голых американцев. Они заходили из других залов, становились под душ и смотрели не него странно. Один как-то подошёл к красной кнопке, что была в стене, нажал на неё и, вода вокруг Вадима вдруг забурлила, запенилась, заколыхалась, стала биться о стены лохани. Джакузи заработала, а до сих пор это была большая ванна. Американец посмотрел с жалостью на любителя джакузи. На лице американца было написано: «Ты что тупой? Тут же написано: «Не забудьте включить джакузи». Вадим виновато, заискивающе улыбнулся, кивнул головой, мол, спасибо. Подумал: «Мужик, если бы я умел читать! Я даже говорить не могу!». В конце концов, боясь снова оказаться неграмотным лохом, плавать стал, в открытом бассейне на улице. Там ни кнопок, ни надписей.

Всё имеет своё конец, незаметно наступил день, когда Вадим улетал домой, в Израиль. Улетал с некоторым облегчением. Кончалось время изматывающего языкового барьера, всё, что он наметил – выполнил, даже более того – погулял по Чикаго, купил сыну, как обещал крутой мобильный аппарат, себе пару рубашек да солнечные очки. Вёз ещё несколько подарков от сестры и её мужа. Дима подарил цифровой со встроенной видеокамерой фотоаппарат «Никон», которым он года три попользовался, потом себе купил другой, а этот повесил на шею Вадима. Тот был рад такому неожиданному подарку. Но, главным образом, радовался скорой встрече с Жанной. У стойки регистрации поблагодарил Ирину с Димой за прекрасный приём, пообещал по прибытии сообщить, тепло попрощался и шагнул на эскалатор. Эскалатор, который уносил его в Израиль. Так он тогда подумал.

 

* * *

Вадим с опаской вставил ключ в замок зажигания. Боялся – вдруг аккумулятор сел за время его отсутствия, машина долго стояла и не заведётся. Но завелась легко и просто! «Всё прекрасно! Сделано в Японии! Иномарочка правильная!- обрадовался Вадим. – Куда поехать? На работу мне только через четыре дня, времени свободного достаточно, После поездки кого хотел всех повидал, сувениры, всякие знаки внимания родственникам и друзьям раздал. Только на каждый звонок аппарата с готовностью хватает его – вдруг Жанна! Нет, кто угодно только не она. Боится нарушить обещание – не звонит сам, вдруг звонком всё испортит, у неё начнутся неприятности, которые осложнят их будущие встречи. Он помнит - она живёт среди клиентов палаты номер шесть.

Вадим заглушил двигатель, вышел из машины и пошёл к табачному киоску за сигаретой. Для себя и для неё. Покурит как будто вдвоём с Жанной. Купил закурил на перекрёстке, стало тоскливо. В голове всплыли её стихи:

Я судьбою твоею не стану,

Как не станешь ты суженым мне.

Но когда я грустить перестану,

Буду я несчастливой вдвойне.

«Водки что ли взять?»- подумал. Зазвонил мобильный. Не поверил глазам, на нём настойчиво моргало имя той, о которой только что думал. «Жанка!- закричал он на всю улицу,- Жанка, что же ты не звонишь? Я вернулся! Я страшно соскучился без тебя! Я только что о тебе думал!» Она засмеялась, словно колокольчик в телефоне: «Я завтра к тебе приеду! Алла Марковна, накрывает прощальный обед – знает я еду к Анжеле! После неё на самолет. Привезу тебе вкусный квас – сама делала. Как ты слетал? Хотя ладно об этом при встрече. Я тоже очень соскучилась. Всё. Много говорить не могу. Марковна как кошка ходит возле меня кругами. Позвоню завтра из автобуса. Анжела подружка моя любимая, встреть меня там же в то же время. Место встречи изменить нельзя» - она тараторила без умолку. Вадим только успел вставить: «Жду завтра там же, целую» Разговор прервался. Вне себя от радости он прыгнул в машину, полетел в магазин за овощами и продуктами, потому что холодильник был почти пуст. Накупил всего, даже пачку сигарет. Чтобы, где бы они ни были дома ли, на море, в городе или ещё где с ними всегда была сигарета на двоих. «Как это так случилось, что у меня нет ни одной её фото? Смотрю на фото только на сайте, где познакомились! Безобразие! Завтра же буду фотографировать её ежедневно везде. В одежде и без, на море и в постели»,- думал он перед сном.

 

СНОВА У « АНЖЕЛЫ»

 

Проснувшись утром, побрился, что делал, не очень часто сварил кофе, выскочил на угол и купил цветов, Стоял август, начало месяца, солнце палило нещадно, жара стояла такая, что голуби клевали друг друга у лужи с водой – всем хотелось пить. «Она приезжает не на три дня, а на целый месяц!- ликовал Вадим – Целый месяц, где бы я ни был - на работе ли, с друзьями ли, мы будем вместе, мы будем вдвоём. Не помнил, что бы раньше ждал кого-то так неистово, так сильно, с такой страстью, как ждал Жанну! Так ждал, что словами не передать! Ждал её слов, ждал её походку, её стихов ждал их ночей! Ночей, не знавших стеснений, неких границ дозволенного и дешёвого ханжества! Ждал смешных и странных рассказов об Алле Марковне с её племянником. Ещё ждал поесть что-нибудь вкусненькое из Жанкиных рук!

Как она готовит – это отдельный разговор! Ждал и дождался! Мобильный зазвонил, когда он допивал третью чашку кофе. «Выезжай, Вадичек! У меня такая хрень! Чемодан разваливается! Колесо от него отвалилось, я тащу его - с ног падаю! Как в анекдоте с пьяным мужем - тащить его - сил нет, а бросить жалко! Приезжай скорей!». Вадим прокричал: «Еду!» и завёл машину.

Она стояла там, с большим рыжим чемоданом, как дама с рыжей собакой, Он снова как при первой встрече крикнул: «Жанна!», и помахал цветами. Всё короче повторилось, как в первый раз. И цветы, и поцелуи, и объятия и торопливые фразы, и смех и даже всякие ерундовые упреки, Только всё долгожданнее и роднее. Так же ехали, и она рассказывала, как трудно ей было лепить это неправду про Анжелу, про авиабилет, который та хочет продлить, чтобы больше побыть вместе с любимой подругой. «Подруга» улыбалась, они снова ехали и курили сигарету одну на двоих, а под светофорами целовались.

В тот день море отменили. Приезжая распрягалась – достала свои вещи из рваного чемодана развесила их по всей комнате, Косметика бижутерия обувь прокладки лифчики трусики - Вадим везде на всё натыкался. Только тоненькие красные женские минитрусики cтринги не мешали. Она повесила их на неоновою лампу. Лампа светила над широкой кроватью, в изголовье. Внутри трусиков было купюрами – пять долларов, пятьдесят рублей и сто шекелей! «Это кредитный банк! Чтобы было тебе, чем сдачу давать кому-нибудь, когда я уеду! Ну, пусть висят до следующего моего приезда!» - смеялась Жанна, глядя на недоумённую рожу Вадима. Короче, было понятно – она приехала домой. Никакая Алла Марковна больше над ней не властна. Воспользовался неразберихой – увидел её паспорт, открыл, прочёл: «Агафонова Жанна Аркадьевна». Аркадьевна! Папа его был Аркадий! Подумать только! Даже с отчествами они совпадают! Как понять эти божьи знаки? Как расценить намёки ли его или судьбы предвидение? Или звёзды их гороскопов смешались, и расставаться не хотят? Да и фамилия еврейская, если произносить правильно - Агафейгина!

Тем временем Агафейгина распахнула холодильник – стала готовить ужин. Вадим же смотрел на отвалившееся от чемодана колесо, думал, как отремонтировать. И так и сяк и никак. В дерматиновом днище огромная дыра – ни один шуруп, ни одну гайку не на чём зафиксировать. «Как я поеду? Надо тратиться – идти покупать новый чемодан!» - Жанна сделала плаксивое лицо. Вадим распахнул шкаф – вытащил оттуда сумку тоже на колесах. Она была вся на молниях. Чем больше их расстегивать, тем больше сумка становится. «Вот бери, чтобы не тратиться,- сказал Вадим. – Рассчитаешься через кредитный банк, гражданка Агафейгина!» Жанна повисла на Вадиме: «Твоя! Без всякого лимита твоя! Полный пипец! Рассчитаюсь без кредитного банка натурой и любым местом!» Ликованью не было конца тем более, когда Вадим попросил закрыть глаза и застегнул на её запястье браслетик. Он купил его специально для Жанны в Чикаго. Красивый серебряный браслетик неизвестно почему вдруг понравился ему..Особенного пристрастия к подобным штукам за Жанкой не замечал, ничего серебряного она не носила. Да и нужен ли он был ей, если в переднем зубике был у неё вмонтирован крохотный бриллиантик! Потому у неё была бриллиантовая улыбка! Эту улыбку Вадим любил целовать. Она была у неё очаровательная и без камешка. Тем не менее, что касается браслета, подумал просто, что ей понравится. И угадал! Жанна не снимала его с руки, смотрела издали, смотрела ближе и целовала Вадима. Была в восторге от всего! И от Вадима и от браслета.

Он практически никогда не ужинал, разве что чашка кофе, бутерброд с сыром, а тут не какое-нибудь мясо по-татарски, а суп с килькой в томате! Вот зачем она просила открытье ей килечку, когда наткнулась на неё. Впервые в жизни он пил американский бренди «American brandy» крепкий и темный и хлебал такой необычный суп. «Что будет с нами ночью?»- с опаской спрашивал Жанну «Ночи у нас не будет! Мы будем любить друг друга, и курить в перерывах!» - отвечала она, и в глазах плескался бренди!

На постели - тело в теле,

ближе нет, не отыскать;

не измерить, в самом деле,

эту близость, эту страсть!

Быстро настала ночь и их близость, их страсть, их осознаваемое, скорое неизбежное расставание делало их счастливыми и такими же несчастными.

Утром встали поздно, собственно было уже не утро, а почти полдень. Позавтракали, и Вадим показывал Жанне фотографии, сделанные в Америке. Вспомнил, что до сих пор у него нет ни одной её фотографии, Расчехлил подаренный Димой аппарат и стал на неё наводить объектив. «Я такая лахудра не причесанная! Не снимай! Дай приведу себя в порядок, потом снимай!- взмолилась она.- А ещё лучше пойдём в парк, там я буду фотографировать тебя, а ты меня». Вадим согласился, красиво наделись и пошли Жанка в белой шляпке, в белых брючках, в белых босоножках – картинка со знаменитого французского журнала мод «Grazia».Обстреляли своими камерами весь парк! Стояли под каждым эвкалиптом, на каждом мостике у всякой воды будь-то фонтан или ручеёк. Фотографировались у стен древнейшей Ришонской синагоги! Потом сообразили, что не будет снимков, где они вдвоём. Стали гоняться за пешеходами, совать в их руки аппараты, просить, чтобы их сняли вместе. И снова когда Жанна остановила аккуратного мальчика в очках, и он стал старательно их, фотографировать выяснила, что родители мальчика из Казани! «Где они? Я хочу видеть твоего папу!- кричала Жанна.- Может, мы знакомы!» Вадим сказал, что хочет познакомиться исключительно с его мамой! Смеялись безостановочно. Мальчик незаметно сбежал от ненормальных.

Вот так ежедневно они если не были на море, то гуляли по городу, ездили в Тель-Авив, болтались по рынку Кармель, заглядывали в фойе русских театров и вынашивали планы сходить на спектакль, Но так никуда не сходили. Зато в один из вечеров, когда Вадим вышел на работу взял с собой Жанну. Была суббота, на площади перед зданием городской мерии, разворачивалось большое представление..Концерт израильских артистов – музыкантов и певцов. Жаннка страстная поклонница массовых зрелищ, Вадиму рассказывала, что всегда ходит на гастроли российских и не только артистов, которые приезжают с выступлениями в Казань. Побывала на концертах очень многих - Малинина, Газманова, саксофониста Бутмана, фотографировалась после концерта с певцом Доминик Джокером, с любимой певицей Ваенгой и многими прочими. А тут такая удача - послушать концерт израильских артистов. Вадим должен был стоять в охране зрителей. Пока на сцене шла подготовка к концерту, подвел её к своим коллегам. Мужики с любопытством смотрели на красивую Вадимину женщину. Женщина и тут умудрилась несколькими фразами обменяться с одним приятелем на татарском языке! Вадим услышал, как она спросила его: «Кирдык блях?» Рубен, так звали её бывшего земляка, не задумываясь, ответил:«Бамбарбия киркуду!» Снова земляк! Это было невообразимо! Правда, о чём они перекинулись несколькими предложениями, ему не перевели.

 

«Светлый праздник бездомности»

 

Так проходил день за днём, приближая их к неотвратимому финалу – дню, когда заканчивался срок пребывания Жанны в Израиле. Каждый их день не был похож на предыдущий. Ни в большом, ни в малом. Например, её часто употребляемое слово «пипец» заставило вспомнить про белорусское блюдо холодец. Сил никаких у Вадима не было! Так вдруг захотелось попробовать давно забытую на вкус застывшую в собственных выделениях свинину! «Не вопрос!

Иди, купи немного свиных ног и в субботу, как истинный еврей будешь иметь удовольствие разрезать желе с кусочками мяса. Будет мировая закуска к недопитым американским виски!» И действительно, наступила суббота, накрыли стол невинными салатами, другими разрешёнными евреям по Торе продуктами. И только дерзким, вызывающим плевком на Божьи законы мерцала, манила, соблазняла большая тарелка холодца посреди стола! Наполнили рюмочки, чокнулись, выпили и Вадим ножом стал кромсать это застывшее озерцо! Ел и блаженствовал! Старался не думать, что Господь накажет за такое вероломство и наглость! Думал о другом. «Молодая жена, трогательные стихи, трогательные ночи от слова «трогать», трогательный холодец, в конце концов! Что ещё надо чтобы встретить старость?» Задумался. «Чтобы её достойно встретить надо ещё переезд в Казань! Ты жрёшь свинину, поэтому никакие татары тебе уже не страшны!». Татары может быть не страшны, они далеко, а Господь в Иерусалиме. Всё-таки наказал Вадима за дерзость и чревоугодие, за поглощение еды не кошерной. Утром увидел в зеркало свои воспалившиеся глаза. Покрасневшие, загноились, с трудом разлепил их, когда умылся. Жанка сказала: «Ничего страшного! Купим настой из ромашки, я заварю его, буду прикладывать на ночь на глаза – как рукой снимет!» Купили, заварили, и вот Вадим лежит с прокладками на глазах – Жанка лечит его. Прокладки придумала она! Всё равно валяются без дела, У неё никаких ни гостей, ни месячных, ни квартальных! А прокладки удобно! Плюхнула заварку на два лепестка, налепила, как очки на глаза и всё. Лежи пациент не дрыгайся! Пациент лежит, охота телик посмотреть или на бриллиантик в зубе доктора глазного. А не видит ничего, на ночь глядя! Не видит не только камешек её, а всю голую врачиху! Одно утешает - лепестки на глазах чистенькие! Не использовались нигде! Слава Богу! Чтобы Вадиму лежать не скучно было, Жанка рассказывает ему про Аллу Марковну. «Представляешь себе, накануне отъезда утром смотрю на неё, а грудь её, такая большущая, как космодром Байконур! Сплошная горизонтальная платформа! Вся засорена спагетти, кусочками мяса, крошками хлеба, зелёным горошком, крабовыми палочками, огурцами и помидорами! То-то я ночью слышала – дверь холодильника хлопала всю ночь! Всю ночь кормила себя как старая крыса Шушера из сказки про Буратино. Спрашиваю – как спалось Алла Марковна? Говорит – бессонница замучила! Перечитала «Войну и мир», когда книга кончилась, стала думать, чем стол накрыть завтра? Из чего отвальную будем делать? Продуктов мало. Были крабовые палочки, так Ян, зараза такая, крабов сожрал, одни палочки остались! Ты бы не пошла за курицей-гриль, рыбой «Принцесса Нила» и за шестью баночками шпрот, вместо съеденных Янеком крабов?». Пойду, говорю, Алла Марковна, сама же думаю: «Ну, жиртрест, Толстой бы тебя выдрал розгами на конюшне за обман, да за жадность! Кормил бы овсом тебя - спала, бы, как убитая! Просыпалась бы только от собственного ржанья! Устроил бы тебе классик отвальную!» Обхохотавшись, Вадим спросил, мол, неужели ума не хватило сиськи потрясти, остатки еды вычистить, следы преступления замести? Жанка пожала плечами. «Может, не видела, она ж слепая. Или может на обед макароны с курятиной на груди подогревала».

Утром глаза Вадиму показались лучше. Настой ромашки ли помог? А может прокладка потому, что чистая была? А может, потому что доктор прокладку поднимая. глаза целовала полночи, Только пациент и с закрытыми глазами любил её как, будто в последний раз. Ночами не скучно было, дышали вместе и не дышали вместе, замирали вместе и выходили в такой открытый космос-оргазм зашкаливал! и курили сигарету одну.

Днём же, в какой-то момент, даже море показалось обычной частью ландшафта.

 

Я столько лет искала любимые глаза,

чтоб отражаться в них.

И вот нашла! Взглянула… и пропала…

И в целом мире нет других таких!

 

Однажды чтобы как-то разнообразить её последние денёчки пока Жанна у него в гостях, чтобы отдохнуть от моря, но главным образом, потому что рядом с ним на пляже и в постели лежит поэтесса, Вадим предложил ей посетить встречу с местным поэтом пенсионного возраста и городского масштаба Изей Душаковым. Вадиму хотелось, чтобы Жанна реально представила уровень местечковых стихов. Чтобы она сделала заслуженный, скромный реверанс к своим стихам. Они были недосягаемо далеки от стихов большинства поэтов в Израиле. Местные поэты, как правило, главным образом, страдают дешёвым, слащавым пафосом. Он адресован всегда новой стране. Душакова он знал, именно как знаменосца подобной поэзии. Жанна обрадовалась, не раздумывая, согласилась присутствовать на поэтическом вечере, на презентации сборника стихов «Вопиющий в пустыне».

В небольшом зале собралось восемнадцать человек, включая Вадима и Жанну. Шестнадцать человек не то, что они – все тонкие ценители поэзии. За столом в малиновом пиджаке, заметно волнуясь, сидел виновник вечера. Его покрытый капельками пота еврейский нос торчал из-под высокой стопки книг. Жанна и Вадим сели под кондиционером, и он равномерно гудел, не давая возможности Вадиму заклевать носом. Жанна же с неподдельным интересом слушала стихи Изи и откровенно улыбалась. Короче вечер прошел в теплой и дружеской обстановке. Стихи поэта были встречены продолжительными аплодисментами. Жанна тоже хлопала в ладоши и шептала Вадиму: «Аванс. Дай ему Бог время написать лучше!». К концу презентации поэт широким жестом пригасил слушателей приобрести свой очередной сборник. «По весьма эксклюзивной цене»,- широко улыбаясь, прокричал он в зал. Но благодарные слушатели как-то проигнорировали приглашение. «Мы пенсионеры, денег у нас немного», - отдувался за всех и разводил руками один дедушка. Только Жанна, испытывая к еврейскому старику уважение и почитание старости, шагнула к столу и купила по объявленной, эксклюзивной цене у сияющего поэта книгу. Вадим лишний раз стал свидетелем, насколько Жанна коммуникабельна и как она любит общаться с незнакомыми людьми. Тем более с поэтами. «Вы случайно не из Татарии?- спросила она автора, пока он подписывал книжку. Тот поднял на неё непонимающие испуганные глаза: «С чего вы взяли?». «Мне запомнилась ваша гениальная строчка,- восторженно парировала Жанна.- «Китайцы пусть возводят рис, а наш отец родной – кумыс!» Изя расплылся в улыбке: «Правда, хорошо! Поэзия жива аллегориями, метаморфозами, ямбами, хореями и дифтонгами!». Выйдя на улицу, они от души хохотали. Вадим наугад открыл книжку:

 

Лица не общим выраженьем,

страна моя прожгла сердца!

Не торжеством, не вдохновеньем -

скидкой одной на два яйца!

 

Он был рад, что их мнения абсолютно совпали в оценке подобной поэзии. Иначе и быть не могло. В подтверждение этому, Жанка, целуясь и смеясь, прошептала ему в ухо: «У нас в Казани чтобы стать настоящим поэтом достаточно знать хотя бы одну рифму к слову «звезда». Похоже, это слово сегодня висело, как ямб над головой у вашего Изи Душакова». Вадим озвучил это слово! Стояли у машины смеялись и самозабвенно целовались.

Вечером смотрели по телевизору концерт Елены Ваенги. Её любила Жанна за голос, за некоторые совпадения чисто женских желаний и грёз в стихах, по мироощущению. Главным образом по желанию любви, которая не всем.… Или как пела певица «взятая за основу». Вадиму же интуитивно захотелось, чтобы Жанка послушала ещё одну песню об этом же.

Ему она очень нравилась своей неприхотливостью, простотой отношений двух встретившихся людей, незамысловатыми строками текста. Песню эту пела Лолита Он нашёл песню в интернете. И вот среди ночи, среди утомляющей неизвестности каким будет день завтрашний, когда они расстанутся, они сидят и слушают её.

 

Моя любовь как птица вешняя,

летает в небе выше сокола.

Быть вместе нам с тобой завещано,

а мы с тобой вокруг да около.

А мы с тобой как две тропиночки,

в траве нескошенной расходимся.

А мы с тобой как две травиночки,

по обе стороны находимся.

 

В темноте она прислонилась к его плечу, и он услышал, как она всхлипывает. Подействовала песня. Вот уж, правда - завтра они будут, как две травиночки по обе стороны. И никто знать не может, когда они снова будут вместе и будут ли вообще.

…Между тем в комнате стало совсем светло. Рассвет уступил место утру. Красный глаз телевизора стал менее заметен в солнечных бликах. Сквозь оконные жалюзи вовсю било солнце. Только простынь, всё так же белела рядом, повторяя линии Жанкиного тела. Плечо, талия, круглая попа. Пора было её будить. Сегодня у неё самолет. Забренчал неожиданно на тумбочке мобильный. Жанна не открывая глаз, протянула руку, на ощупь взяла его:

-Алло! Алла Марковна? Бокер тов!, То есть доброе утро! Да, да я помню. Нет, не разбудили. Я давно не сплю. Собираюсь. Хотела вам позвонить из аэропорта, поблагодарить ещё раз за то, что приютили меня.

Вадим обнимал её сзади за плечи и слушал. Ей даже не надо было, молча грозить кулаком, чтобы молчал.

-На будущий год? Не знаю. Очень бы хотела. Яну привет большой. Поговорить? С Анжелой? Она… она в туалете! Нет, не дождётесь! Это надолго. У неё как это - понос! Что съела? Черт её знает, что она ела!

Вадима сзади затрясло от смеха! Жанка, грозила ему кулаком.

-А-а! Вспомнила, что она ела! Мексиканский сериал по телику! Вот и результат! Алла Марковна не смотрите на ночь мексиканские сериалы! Знаю, у вас тоже такая привычка есть! Берегите туалетную бумагу! Лучше всяких сериалов – возьмите ночью съешьте что-нибудь! Что? Пусть арабы ночью едят! Вот вы с ними! Попробуйте раз! Полезнее, чем мексиканские страсти по ночам! Ну, будьте здоровы! Алла Марковна мне бы к самолёту не опоздать! Привет передам обязательно! До свидания! Целую вас, целую Яна, целую вас вместе!

Жанна кинула аппарат на тумбочку и теперь вместе они расхохотались.

- Какой бы она ни была, но меня терпела, а я её. Бывают старушки и вреднее и жаднее, и завистливее.

-Главное с Яном нацеловалась! По телефону тоже свои прелести. Слюнявчик не мешает. Там, в Афуле не забывала промокать жениха до поцелуя?-

Это даже не ревность была, а что-то другое, черт его знает что!

- А тебя нет! Ты не слышишь? Ты в туалете! У тебя понос, подружка моя!- Жанка повалила его на спину, стала целовать.- Глазки мои припухшие, татарские, ясненькие, не как вчера.

Лежали притихшие, гладили, молча друг друга. Вдруг она песню вспомнила:

-Как там? «А я залёточка нездешняя, со мною милый мой намаешься». Вадим языком коснулся её слезинки. Сказал:

-Встаём. Через минут сорок должны выехать.

Встали, позавтракали, вышли к машине. Был последний день августа. Вадим подумал, что в России в это время уже осень наступает, журавли улетают. «А у меня Жанка улетает, хоть никакая осень не наступает. Улетает залёточка и ничего нельзя с этим сделать».

 

Светлый праздник бездомности,

тихий свет без огня.

Ощущенье бездонности,

августовского дня.

Ощущенье бессменности

пребыванья в тиши

и почти что бессмертности

своей грешной души.

Вот и кончено полностью,

вот и кончено с ней,

с этой маленькой повестью

наших судеб и дней,

наших дней, перемеченных

торопливой судьбой,

наших двух переменчивых,

наших судеб с тобой.

Полдень пахнет кружением

дальних рощ и лесов.

Пахнет вечным движением

привокзальных часов.

Ощущенье беспечности,

как скольженье на льду.

Запах ветра и вечности

от скамеек в саду.

От рассвета до полночи

тишина и покой.

Никакой будто горечи

и беды никакой.

Только полночь опустится,

как догадка о том,

что уже не отпустится

ни сейчас, ни потом,

что со счета не сбросится

ни потом, ни сейчас

и что с нас еще спросится,

еще спросится с нас.

 

Скоро были в аэропорту. Жанна прошла быстро регистрацию, сдала в багаж здоровый баул прошла таможенный досмотр. Дальше Вадиму идти было нельзя. Они обнялись, поцеловались, Жанна хотела что-то сказать, не смогла, только махнула рукой, мол, уходи скорей! Она пятилась назад, заслоняемая людьми отдалялась и отдалялась, махая ему рукой уже как бы находясь по другую сторону Израиля. Уже как бы глядя на него из Казани. Он развернулся, дошёл до железного барьера, оглянулся. Её уже не было. Вот уж, правда: « А мы с тобой, как две травиночки по обе стороны находимся». «С каких это пор ты стал таким сентиментальным?» - подумал Вадим, и торопил себя, уходя из терминала,

Три дня он не подходил к компьютеру. А зачем? Что там делать? Открыть её страницу - сыпать соль на раны. Банально, но куда от этого деться? Ему достаточно было смотреть на их фото. Смотреть, вспоминать. Кроме фото ещё смотрел на широкую соломенную шляпу, в которой она всегда была на пляже. Забыла ли её или оставила умышленно, какая разница? Высоко в стену прибил гвоздь, повесил шляпу. Теперь минитрусики с деньгами висят и шляпа. Таким образом, после неё остались фото и эти два предмета. Нет, конечно, что-то ещё! Что-то такое, чего не выразить никаким словами. Это как в лесу. Прогремела гроза, а озон, воздух чище которого не бывает, остался. Но даже этого так мало, так ничего, что на четвёртый день не выдержал, включил компьютер. Включил и прочёл: «Думала, найду любовника, а оказалось все намного серьезнее - теперь уже мужа хочу!». Он тут же вспомнил сон – неудачное бракосочетание в Казанском соборе Петра и Павла. Плевать, что кольцо кто-то стибрил. На то он и сон, чтобы присутствовали в нём невообразимые, фантастические ситуации. Хуже другое – сон не в руку! Венчаться ему там не дано никогда! Не дано по определению! Поразило не это! Поразило, как Жанна сон могла предвосхитить! Как она сон этот предугадала! Мужем его назвала воочию! Только муж ли он, любовник ли, израильтянин случайный или просто человек любимый, имеет ли это, в конце концов, какое-то значение. Главное в следующем. Всё было у них на двоих. И сигареты и книжки и мороженное и селёдка и израильское небо, и море, и смех и огорчения, и будни и шабаты. субботы то есть. И только история их любви не делилась, а была в сердце у каждого. Теперь больше всего в жизни Вадиму захотелось, чтобы история эта осталась с ними навсегда, где бы отныне они не жили.

 

КОНЕЦ