Громоздкое это отчество для удобного произношения деревня переделала так – перенесла ударение с первого слога на второй. Отчего стало оно еще больше соответствовать габаритам Антонины – девушки крупной и вполне при этом уклюжей.

Во всяком случае, мне долго казалось, что отчество ее Китовна. До тех пор, пока не узнал ее папу, представлял его себе – огромным таким морским Чудищем-юдищем с большим хвостом и соплом на спине, фонтан из которого был хорошо виден издалека, когда этот самый папа-кит возвращался из моря. Туда он уходил регулярно, потому что был капитаном-бригадиром МЧС. Чтобы вы не путали, аббревиатуру перевожу сразу: МЧС значит – малый черноморский сейнер. И дымок над его трубой, очень походил на фонтан. И сам кораблик, с которого Тит Титович сходил только по праздникам или в магазин, когда некого было послать, был в моих фантазиях как бы телом того самого кита, внутри которого сидел капитан, словно душа грешная.

На самом деле, Тит Титыч был человеком добрым и безобидным. Правда, после того, как супруга его утонула, оставив вдовцу малолетнего ребенка, пил непомерно и матерился, но для морского обычая эти два признака плохими не считались. Всякий раз, когда к отцу на борт шла Титовна, вслед большой и добродушной девушке кто-нибудь из местных удальцов кричал: «Эй, на палубе! Приготовьтесь к перегрузу!» Тем самым намекая на то, что под тяжестью Титовны, суденышко может на дно уйти.

Сама Титовна только рукой отмашку давала, мол, мели Емеля. А вот папаша ее всякий раз огорченно пенял дочке, загружая богатырскую корзину рыбой: «Что ты себе позволяешь, Нина?! Почему не пресекаешь насмешки над собой. С таким поведением ты еще не скоро в замуж выскочишь…» Титовна беззаботно улыбалась и с той же отмашкой в сторону пересмешников, говорила: «То они, папашка, от своего бессилия маются! Куда им со мной – такою – тягаться…» Он, и в самом деле, был папашкой – маломерком: ни росту, ни живого весу, кожа да кости, хотя жилистый и голосом зычен. Его уважали и побаивались за недюжинную силу, которую вместе с характером унаследовали дочь. Пудовую корзину она, не моргнув, несла на себе все пять километров без передыху в райцентр, на продажу.

Нередко там знакомилась с каким-либо поселковым парнем. Приводила его в свой маленький домик над морем, пытаясь, несмотря на столь весомое препятствие, создать семью. Но очередной хахаль вскоре исчезал, как и появлялся. Что Титовна с подкупающей простотой комментировала: «Не выдюжил! Слабаком оказался! Ну и скатертью дорога!»

Тит потому не жил в домике, что не хотел мешать дочке личную жизнь обустраивать. Даже на праздники сразу же после демонстрации шел на сейнер, где закатывал пир на весь мир. И где мы, детвора, которую он любил и привечал, были не только участниками рыбовладельческого (его словцо!) застолья, но и служили у Тита на посылках: бегали в магазин за хлебом и водкой… Остальное у него всегда было свое: уха и во всех других видах рыба. Многие из нас выросли буквально у него на глазах. И с годами стали членами его рыболовецкой бригады.

Тит пил много. Но никогда не падал, не заговаривался и ничего не забывал. Любил спеть под балалайку. Его былинный голос тогда разносился по всему побережью, вода ведь лучшая в мире мембрана, учил нас Тит. И я представлял себе море мембраной в огромной телефонной трубке, через которую Тит переговаривается с начальством, когда заказывает погоду для выхода в море.

Рыбаком он был славным. Планы всегда перевыполнял. Его бригада считалась лучшей в бассейне. Сам он имел трудовые ордена и даже получил путевку на ВДНХ, куда не поехал, потому что не смог бы и на неделю поменять привычный образ жизни. Но для начальства сказался больным грыжей, мол, обострилась от морской работы. «Тяжелое поднял!» Зато вместо отца поехала Титовна. Там она в очередной раз познакомилась и по возвращении заявила с небывалой уверенностью: «Будем свадьбу делать!» Сказала и как в воду плюхнулась. Через какое-то время приехал жених. Парень очень похожий на Тита – невысокий, худощавый, нерусский. Неделю они с Титом неразрывно пели на открытой палубе МЧСа. Входили даже на рейд, но и оттуда доносила мембрана моря их мощный, дуэт: «Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда…» Были и другие песни «Вечер на рейде», «Севастопольский вальс».

Потом гуляла вся деревня: «На свадьбу рыбаки надели со страшным скрипом башмаки…» – так переиначили известную песенку тесть и зять. Кроме балалайки было три баяна. Хороший получился ансамбль. Хотя балалайка за ненадобностью так и промолчала на вешалке в сенцах.

Молодые быстро собрались и уехали в Севастополь, где бывший мичман Лариониди возглавлял строительную бригаду Коммунистического труда – победительницу соревнования среди городов-героев.

Лариониди этот был из балаклавских греков, которых писатель Куприн отобразил в своей повести «Листригоны». Человек он был решительный. Придя из плавания, он застал жену с незнакомым мужчиной. Любовника выбросил (буквально!) из квартиры с переломами. Жене поставил фингал. Пострадавшие подали в суд. Лириониди тут же исключили из рядов комсомола и уволили с флота. Пришлось все начинать, (как любил он повторять) с нуля. Пошел на стройку, со временем возглавил бригаду, добился высоких показателей, за что и был принят в партию…

 

Вскоре с нуля пришлось начинать и всем нам без исключения. Кто бы мог подумать, какая последует цепная реакция, вслед за большим распадом. Самым ощутимым для всех стал распад моря. В нем (общедоступном всегда) тоже появилась граница. Она была незримой, ведь контрольно-следовую полосу по воде не проложишь, хоть паши ты ее круглосуточно.

А вместо колхозов отловом занялись частные предприятия. Заходили (нелегально) и россияне.

Те же из нас, кто испокон века занимался этим промыслом, буквально жил рыбой, то есть зарабатывал на ней, питался ею, не могли себе представить и на минутку, что когда-нибудь мы этого источника существования лишимся, более того, окажемся вне закона. Все суда быстро прибирались к рукам, приватизировались… Выходить в море стало не на чем и запрещено. На что побережные жители ответили соответственно. Они стали это делать каждый сам по себе. И вскоре снискали славу злостных браконьеров.

На МЧС Тита никто не претендовал, потому что старое это суденышко имело очень уж непрезентабельный вид.

Капитан приватизировал его за символические деньги. И вместе с зятем и еще двумя-тремя рыбаками наладил таким образом, что вскоре на Азове сейнер «Нина» стал самым скоростным (оборудованием, в том числе, и самым новейшим навигационным, помогли старые друзья со спасательного судна, где служил Лариониди!).

Став рыбинспектором, Лариониди, быстро навел порядок на море и на берегу. А потомственные рыбаки вернулись к своему рыбовладельческому делу. Истинные браконьеры всеми путями искали подходы к принципиальному греку, пытаясь и так, и этак добиться от него поблажек. Говорили, что с Лариониди иногда кое-кому из краснодарских удавалось договориться. Но нам до этих слухов никакого дела не было. Мы были довольны тем, что грек смог вернуть нам наше море и нашу рыбу. А за рыбу гроши…

 

Когда на траверзе мыса Хрони затерло льдами российский танкер, полный соляры, все близлежащее население было мобилизовано спасать положение. Чтобы опасное для экологии вещество не попало в море, решено было откачивать горючее в разные подвижные емкости. Для чего использовали маломерный флот, в том числе и яхту «Нина». Соляру заливали в бочки и отвозили на берег. Пока дорогу к танкеру пробивал ледокол, работали без проблем. Пошли домой (Тит погоду заказал!), когда Небо дало оттепель, а южный ветер отогнал лед к Таганрогу. Но ненадолго. Если бы не дизель, вдруг заглохший, успели бы. Ввиду своего берега застряли. Мотор починили, а лед не пустил к причалу. Команда торосами пошла по хатам. А капитан, как всегда, не стал бросать свое судно. Отправил зятя за водкой, принялся обед готовить… С берега (расстояние до полукилометра) хорошо был виден силуэт яхты с фонтаном дыма над трубой. Спустя некоторое время картинку смазал недолгий снегопад. Лариониди, как только прояснело, поспешил на судно.

Но тут же вернулся в полной растерянности. Тита на кораблике не было. На камбузе – накрытый стол, в самоваре плескался крутой кипяток, но того, кто все это приготовил, как волной смыло.

Искали трое суток всем селом. Никаких следов по всему закованному в лед заливу до самой Косы так и не нашли.

Загадочное это событие обошло местные и даже зарубежные СМИ. Было начато уголовное дело, в котором главным подозреваемым оказался Лариониди. Но тут же следствие было прекращено за отсутствием мотивов преступления и полного алиби Лариониди, который ушел на берег вместе с командой, и в компании с теми же рыбаками, грелся водочкой тут же возле продмага, пережидая снегопад.

Прошло немало времени. Титовна, унаследовав отцовскую собственность, все эти годы ходила в море, не пропуская ни одной путины. Хорошо зарабатывала. Вскоре рядом с отцовским домиком на берегу Азова появился трехэтажный особняк. Завистливые односельчане сплетничали, мол, эти хоромы Титовна построила на взятки, которые рыбинспектор Лариониди брал с краснодарских браконьеров, пойманных на горячем.

Однажды на месте саманной хатки, в которой выросла Титовна, появился сейнер. Весь целиком. Большими кранами его погрузили на платформу и установили на железобетонном фундаменте.

За состоянием судна смотрят близнецы, которых Титовна родила сразу после исчезновения папашки. Яхта до сих пор в рабочем состоянии. Иногда внуки бригадира даже дизель запускают. В ней тепло и даже ночевать можно.

Иногда за хорошие деньги в ней поселяются курортники и туристы. Но свои спать на суденышке не рискуют. Капитана боятся.

В слухи эти мало кто верит. Но тем, кому интересно, Титовна объясняет: «Папашка, ушел не из жизни, а в иное измерение. Там все такое же, как и здесь. Деревня, море… Только условия жизни другие. Благоприятные… Мамка его туда переманила. Так что они там на пару…»

«Откуда ж такие сведения?» – спрашивает какой-нибудь скептик. И всем недоверчивым Титовна всегда отвечает одинаково: «У меня с папашкой связь… как по радиотелефону. Звонит всегда он. С этой стороны рация не работает…» При этом Титовна улыбается и по обыкновению делает отмашку рукой.

Красивая Титовна дама. Уклюжая, фигуристая…

19.01.13