Проснувшись как обычно около девяти, я потянулся к занавеске. Наощупь почуяв тепло, осторожно потянул ее в сторону, предвкушая радость. Солнце, давно исто-мившись от ожидания, быстро хлынуло в комнату, наполняя ее горячим светом; блеснули позолотой корешки книг на полках и стало еще уютней.

Поваляться еще, что ли? А потом за город-непременно! Какой там сейчас воздух!

Потянулся к книге, хрустнул переплетом. Заложив пальцем страницу, выглянул в окно. Лепота!

Внезапный звонок взорвал тишину. Накинул рубашку. Слегка волнуясь-для воскресенья это было рановато-выполз в прихожую, нащупал пипку замка.

-Кто там?

-Cвои.

Узкое темное лицо в ушанке, знакомая полоска усов. Я вздохнул с облегчением. Гуров, одноклассник. Работает в ателье-ремонт, перетяжка мебели. Давненько не виделись, обещал все зайти.

Раздевался неспеша, основательно. Привычно, как в свои, нырнул в тапки, деловито кашлянул, шагнул в комнату. Cникнув, я обреченно поплелся следом. Прогулка отменялась.

-Воскресенье свободное выдалось. Вообще-то клиент был, но занят оказался,-устало пояснял тем временем Гуров. -Позвонить хоть догадался. Гости видишь у него. Ну что, давай, показывай.

Ухватив кресло за ручки, напрягшись, Гуров рывком водрузил его на стол. Привычно наклонившись, обернулся.

-Да, инструменты-то я в прихожей забыл.

Я вернулся с сумкой, прихватив заодно табуретку. Отвинтив подлокотники, Гуров начал вспарывать обивку. В быстрых отлаженных движениях чувствовался-таки некий сбой-заметно подрагивали руки. Отвертка срывалась с шурупа. Гуров приступал снова и снова. Передохнув, сделал рывок, нажал разом. Шуруп поддался. Одно-временно соскочив вниз, чиркнула по дереву отвертка. На полировке блеснул свежий шрам царапины.

Дождем посыпались мелкие гвозди. Кувыркаясь, обнажаясь, кресло пускало пыль в глаза. В прямых лучах солнца, прорезавших комнату, медленно кружились пылинки. Вдруг показались пружины.

-Наглеют видишь, люди-рассуждал Гуров, не поднимая головы.-Гости, гости…а у меня работа. У меня по дням все расписано…мотаюсь вот по городу. Выходных у меня нет. Вчера вот в Озерки ездил, в церковь. Батюшке диван пере-тягивал. Гости…пусть теперь ходит, ищет.

Присев на корточки, он непрерывно стучал молотком, звенел ножницами, гвоздями. Сквозь стук продолжал рассказывать-неспеша, отрывисто, словно через силу.

-Иду вчера на работу, смотрю-на санках люди тахту в ателье везут.-Он усмехнулся.-Ваты им туда набросают или вон ватину, и все.

Я поминутно ерзал, мучительно желая выйти. Тянуло к заложенному месту в книге…

-Ремни вот тебе заменим. А так-что…так-стал бы менять? Ватину б накидал, затянул старыми. Тебе я сделаю.

Я спросил о цене.

-Какой разговор,-оборвал Гуров.-Своим я делаю. Все-таки мы с тобой… как-никак… Недоговорив, наклонился, зашуршал содержимым сумки. Перебрав ткань, отложил самую пеструю, в яркий цветочек. Аккуратно сложив, сразу убрал назад остальную.

-Матерьял-то теперь…сам знаешь. Для тебя только. За так где я его возьму. На работе отходы и те не дают. А мусорщики их налево пускают. Клиентам говорю-сами матерьял доставайте.

Я смотрел в окно. Глаза быстро уставали от блеска-он переливался, струясь вдоль ложбинок с талы снегом, оттенялся чернотой земли. Ее словно вспороли насквозь-было видно, как тихо струится по жилкам тепло. Весна была первый день-я не мог наглядеться…

-Поролон-что надо, мелкозернистый, смотри как тянется хорошо!-бубнил Гуров. –Не то что вата. В два слоя сделаем, и на спинку хватит. Тебе я сделаю. В лучшем виде. Так-то стал бы я возиться!

-Плохо значит с матерьялом-то?-спросил я для приличия. Нахлынула тоскливая зевота.

-Сам все беру, все сейчас нарасхват. Клиенты денег вперед не дают, боятся. На прошлой неделе тоже-пошли с отцом диван делать. Матерьялу взяли на пятьсот рублей, ну и семьсот получили. Домой шли, в магазине сыру взяли два кило-считай все.

Усмехнувшись, он перевернул спинку. Кресло пухло, менялось. Пружины исчезли под мешковиной. На фоне красных и желтых цветов рисунка ложились вдоль и поперек аккуратные клетки новых ремней.

Пройдя на кухню, я помешал на сковороде макароны.

Крикнул, не отрываясь от окна-Cергей, иди!

К подъезду просеменила мохнатая псина. Грохнула внизу дверь, впустив чьи-то жаркие шаги. Две старушки, держась друг за дружку, тихонько, в такт переставляя ноги и в такт размахивая пустыми сумками, перемещались в сторону магазина. День уходил безвозвратно…

Согнув плечи, расставив пошире ноги, Гуров плескался над раковиной. Неспешно намылив руки, выворачивая ладони, тщательно, на совесть тер их одна об другую. Намылив снова, приступил к лицу.

Ел вяло, без аппетита, до абсурда долго звенел в стакане ложкой. Худое лицо на глазах еще больше вытягивалось, удлинялось от непрерывных однообразных мыслей. В комнате ощутимо не стало хватать воздуха. Я потянулся к форточке.

-Работал вчера в парикмахерской-девчонки стали обха-живать. Подумали небось-гребу! Какое там. Друзья вот недавно из Германии приехали, рассказывали. Диван дела-ли старику. Так он по пачке денег отвалил каждому, обед закатил и по куртке кожаной. Те стоят, языки проглотили- а он им-ребята, вы уж не обессудьте. А у нас…-он криво усмехнулся.

Я снова заговорил о деньгах.

-Я ж сказал,-он кратко мотнул головой.-Cо своих не беру.

Вернувшись в комнату, Гуров сложил вещи, похлопал по пузатой обновке.

-Лет на десять должно хватить. Гвоздей сколько в него ухлопал. Все что принес. За кило сейчас двадцатку вынь да положь. Такие дела. Книгу почитать некогда. Была у меня отдушина-тренировки, забросил. Какая теперь штанга, когда кушать хочется.

-Как деньги будут, приду второе делать,-пообещал он, обматываясь шарфом. –Cделал тебе в лучшем виде, насла-ждайся,-улыбнулся, влезая в куртку. В глазах первый раз за день мелькнули веселые искорки.-Атак-то что…сейчас это такие деньги, сам понимаешь.

Наклоняясь к сумке, он потянул за длинную молнию. За-стряв, та не поддавалась. Присел на корточки. Я стоял сза-ди. В складках куртки виднелись широкие щели карманов. Я сунул в правый купюру. Потом в левый. Снова в правый. Раз, раз. Быстро, не глядя, что попалось.

Он разогнулся, не заметив. Неуклюже махнув рукой на прощанье, придержал за собой дверь. Я постоял немного, приcлушался. На темной лестнице затихали глухие шаги. Щелкнул замком, перевел дыхание.

Пройдя на кухню, я выглянул в окно. Блеснув во мраке, исчезла лужица. Невысокая фигура с огромной сумкой на спине короткое время выделялась темным пятном, удаляясь немного вразвалку в синем сумраке.

Вернувшись в комнату, я осторожно сел в кресло, сразу по-луутонув в нем. Пружины послушно сжались, довольно скрипя. Насладился. Встал. Неосевшая пыль витала в воздухе. Согнутая спина, монотонный cтук молотка, треск разрываемой ткани, возня среди обрезков звенели в ушах, стояли перед глазами. Взгляд, блуждая, задержался на отброшенной утром впопыхах книге. Взгрустнулось.

“Уж лучше на полу сидеть”-взметнулось вдруг средь тоски. “Готов всю жизнь на полу…”