Хорёк.

То лето вовсе мне не запомнилось, как лето. Короткое, непримечательное. Я больше помню предыдущее лето: тогда болел… Я болел астмой с раннего детства… Как начинался приступ – по ночам нечто сковывало горло, я задыхался… Болезненное состояние занимало по нескольку дней. Задыхался, бредил. Лечение помогало мало.

Да бреда доходило. В то лето я имел удовольствие или счастье - направили меня в санаторий в Ворзель. Мне устроила эту путевку хорошая наша врач поликлиники на Московской улице. Она еще успокоила, обнадежила: "Лет с шестнадцати - случается, в момент созревания организма удается самому перебороть, болезнь уходит". Сколько лет еще ожидать? А вдруг не случится?

Меня направили в Ворзель: расположен близко к Киеву, в лесу, прекрасные сосновые

деревья. И кормили нас хорошо. Я тогда сохранял кусочки масла с каждого обеда – для мамочки. А случилось тогда неожиданное: масло то стало елким и мамочка смогла его использовать в жарке. Так обидно!

Каким-то летом находился в пионерском лагере. Тоже расположен в пригороде Киева. Веселое время…

Я пишу сейчас о лете 1947.

… А в предыдущее лето мы жили на Подоле, в подвале больницы… Здание больницы до революции богач Зайцев построил за свой счет. В этом месте развернулось известное дело Бейлиса. Приказчика соседнего кирпичного завода – тоже владения Зайцева – Менделя Бейлиса обвинили в убийство Христианского мальчика Андрея Ющинского.

Молва утверждала, вроде Евреям нужна ритуальная кровь на их Песах. Отрока убили – с целью добычи этой самой крови. Осенью 1913 суд присяжных оправдал Бейлиса.

Жили мы в историческом месте. Летом, на каникулах, я ходил до Куреневки: изучал местность. Меня могли направить на пару недель в пионерский лагерь или санаторий в Бучу.

Той осенью в нашей больнице произошло ЧП. Кочегар заснул, не работал? Разорвало паропроводящую батарею, в аппаратной случились поломки. Замерзли больные в палатах,

Сильно переволновался директор больницы - с ним случился инсульт. Паралич половины тела. Его помощник держался долго в тени. Понял: власть у него в руках на полгода - год. Он азартно вводит перемены. Наша подвальная комнатка вдруг потребовалась для лаборатории. Нас выселили. Отца уволили. И мы оказались… у Сенного рынка. На Обсерваторной улице проживал дядя Цейтлин. Нашел он своего довоенного друга Гурина. Из ипподрома его перевели в министерство сельского хозяйства. На важную должность заместителя главного бухгалтера. Выдали временное жилье на Обсерваторной. Нас поселили в просторном коридоре. С нового учебного года перейду в другую школу. А пока: ходил я в школу на Подоле. Учиться не хотел. Часто прогуливал. Не шел по ближайшему спуску, а по всей улице Артема до Кловского спуска. По дороге часто поворачивал в кинотеатр на Артема - иногда везло: прорывался в зал, смотрел фильм. Чаще, почти всегда: стоял одиноко, понурил голову. Словно из школы - в положенное время возвращался домой.

Важный момент. Жили мы в сволочной период - в сволочной стране советско-коммунистического образа политико-экономического устройства и быта. Распорядилась история - в смысле страны, времени. На нравы воздействовала мистика. Я человек принципиальный, убежденный. Всегда оставался открытым (не во всем), вольнодумцем. Отец сильно обо мне переживал. Особенно его тревожили, угнетали, пугали мои писательские занятия. Однажды он прочитал нечто из дневника моего - с тех пор я остерегался показывать ему написанное.

В семье возникло сложное положение. Примерно пять военных лет я жил в семье без отца - отвык. Не слушался его. Летом 1948 отец получил от предприятия сотку огорода. Мы выехали на посадку картофели или на окучивание. Работал я на уровне. Но вот отец послал меня за папиросой – я должен вынуть ее из чьего-то кармана. Я не мог представить себе: полезу в чужой карман. В тот раз я ослушался отца: не принес ему папиросу и не работал.

Об этом сообщу без утайки. Отец трудился на кирпичном заводе Корчеватого, в промышленном пригороде Киева. Нет у нас в Киеве жилья: отец купил глубокий подвал, невероятное несчастье. Вредно для здоровья, опасно для самой жизни. Жили мы на Владимирской, в доме 71. Наша квартира 1. Дом - на двух уровнях- до революции принадлежал купцу. Уперлась в срытый бугор одна стена дома. Верхняя кромка тюремного размера нашего окошка размещена на полтора метра от кромки почвы. Дневного света не поступало, с внутренних, вечно скользких стен комнатки постоянно струилась влага. Сырость расцветила стены в разные цвета.

Во время летних каникул я часто ездил к отцу на работу. Пешком, трамваем добирался до Сталинки. На перекрестке "голосовал", "стрелял" попутку. Заберешься в кузов к "доброму" шоферу-водителю: держишься за кабину - всю дорогу машину трясет по выстланному бугристому булыжнику. Подбрасывает. Подпрыгивают к сердцу, чавкают мои внутренности.

Как и что случилось в тот раз? Этого я не знаю. Меня несколько дней безуспешно искали - в милицейских участках, в больницах. Мамочка моя милая Шехтман Гитя Саневна (умерла 12.12.97 - похоронили на кладбище Шломи, пусть останется благословенной о ней память) - с двоюродной сестрой Минной нашли меня в больничной палате периферийной больнички. На безвестного меня не обращали внимания - никто из врачей и медперсонала. Не кормят, со "спокойной совестью" ожидают момента естественной смерти и - списания по "всем правилам". Появилась моя мамочка: все сразу переменилось. Возле меня она дежурила сутками. Вернулся самостоятельно или вернули меня в сознание. Кормят. Диагноз: сотрясение мозга дополнено множеством ушибов тела. Эту маленькую справочку красного цвета сохранил...

Однажды, уже при сознании, со мной случилась оплошность, ну, помочился я в постельку. Врач меня упрекает: "Почему не позвал нянечку? Почему не попросил "утку"? А я ответил ей на полном серьезе: "Это не я. Это написал мальчик - с соседней кровати". Без страха и угрызения совести указал я на подростка. Этот небольшой "факт биографии" сыграл определенную роль в заключение врача. Сказала маме:

- К вашему сыну возвращаются мыслительные функции. Даже хитрость, жульничество. Это дает надежду на его поправку. Не скрою, после таких множественных травм, сотрясения мозга - некоторые остаются идиотами. Сейчас его нельзя перегружать. В школу должен пойти, чтобы закончить учебный год. Представите справку - его освободят от физкультуры. Предупредите учителей, чтобы пока временно его не вызывали к доске, не спрашивали, но на уроках должен присутствовать. Время лечит!

Я, с раннего детства - живой, энергичный, стал нерешительным, осторожным, застенчивым.

В старших классах я увлекся математикой. Без совета и давления со стороны - только по собственному побуждению - я решал задачи, много и упорно трудился, размышлял, читал. Вне зависимости от тяжелой травмы и сотрясения - оказался мозг достаточно жизнестойким. Я прошел подготовительный трехлетний курс в Киевском Университете, и это стимулировало мое общее развитие и профессиональную ориентацию. Восстановил свои функции - задатки, я развил в себе литературный дар. Моя мама - духовно богатая личность, а ее брат, дядя, умерший во время эпидемии тифа, Аврум Шехтман - поэт.

Параллельно мое развитие шло и в направлении аналитического мышления. Мои широкие интересы были подкреплены знаниями, и в старших классах меня называли Алишером Навои, но чаще - Математиком. И в институте называли Математиком. Года через два-три я вернулся к своей прежней открытости, общительности. Всем, кому это требовалось в классе, в группе, на курсе - я помогал решать задания. Обязательно объяснял каждое действие. Из альтруистических побуждений - я всегда проявлял щедрость к другим. Одновременно сам развивался. Оказывался верным своим принципам - непременного служения людям и обществу. Во мне постоянно бурлила энергия. Не зря в студенческие годы - друзья, коллеги, сотоварищи говорили: "В тебе энергии, словно в атомной бомбе. Комок энергии!". Я ставил перед собой множество целей, и добивался успеха. Моя сложная жизнь, моя судьба, полная испытаний, искала поисков, творчества.

Мало чем запомнилось – утекло, вроде его совсем не было..

… Да, хочу добавить рассказ об однокласснике Иванове. Он появился у нас в девятом или уже в десятом классе. Школа наша располагалась на улице Саксаганского – сборная. На первой смене преподавали в Украинской, 33 школе. Мы в своей 21, гвардейской, занимались во второй смене. Иванов, по кличке Хорек – переросток. Он занимался в футбольной секции. Говорили, выступал иногда за молодежный дубль Киевского «Динамо». В нашей школе он сплотил вокруг себя учащихся, любителей футбола. Один игрок точно – из 33 школы – стоял в роли крайне правого. Наша школа в городском соревновании – выиграла первенство. Получили переходящий кубок. Больше всего на этом преуспел Федор Иванович Савченко. Его демобилизовали. С незаконченным высшим образованием (учился до войны в Педагогическом институте, на историческом факультете) его назначили завучем школы. Он флиртовал с учительницами, постоянно воевал с директором школы.

Тут пошла партийная политика: из городов высылали специалистов для «укрепления сел». Нашего директора школы – под давлением друзей завуча в городском отделе образования и горкома партии – отправили в район. Савченко назначили директором школы. Тут еще футбольная команда Иванова-Хорька помогла – перевели его на должность заведующего райотдела народного образования. Ввел он в практику торговлю ученическими медалями – золотыми и серебряными.

С Хорьком связана такая история… Даже две… Помню: перед началом занятий в десятом классе – я почему-то находился в вестибюле школы. И Хорек там… Проходила молодая женщина, новая… Хорек ее приостановил:

- Девушка, который час?

Напротив висят часы – он спрашивает, словно действительно интересуется. Вскоре он стал любовником этой молодой учительницы.

Прошел почти год с того времени… Весной – нас, выпускников школы, пригласили в Пединститут в день открытых дверей… В Пединститут поступать я не собирался, но пошел… Хорек там сразу познакомился с молодой преподавательницей, лет на десять старше его… Так это его привычка: постоянно знакомился с Женщинами старше себя – хвалился: «Они легко дают!»

Это еще не все… Вскоре Хорек встретил меня – повел в аптеку! Долго меня уговаривал купить ему пачку презервативов – не уговорил! Стеснялся я покупать столь сомнительную продукцию. Мне 16 лет… Не помню случая, чтобы я покупал те презервативы хоть раз в жизни: обходился…