Мой старый любимый сад! В нём осталось совсем немного деревьев, и я смотрю из окна, и представляю, как посажу здесь весной молодые яблоньки, сливки и черешенки, и как красиво здесь будет через несколько лет. Но и сейчас, глядя вдаль, я любуюсь пейзажем: там далеко, за камышом, густо разросшимся на месте почти высохшего озера, видна тёмная масса высоких деревьев. То старый заброшенный сад Каминских – разоренное в известные времена дворянское гнездо. Где-то там сиротеют развалины дома, в котором жили бывшие хозяева наших мест.

Хозяева. И находит лёгкая грусть и обида: нет больше хозяина ни ставку, ни заводу, ни поселению, в котором мне нашлось место для жилья. Полноводный ставок превратился в болото, и завод не дымит больше трубами. На ровных, в струночку, улочках ухабы да выбоины – не проехать. А после дождя местами и не пройти. Жители ездят на работу в соседние города, чтобы прокормить семьи, нет-нет, да и скажет один-другой: « Эх, нет доброго хозяина! Никому ничего не надо!» Печально, печально. Впрочем, я не о том.

Вот уже несколько лет живу я в этом городке, и всё мечтаю пойти посмотреть: как же выглядят развалины дворянской усадьбы? Но всё это только мечты, а ноги болят, и скучает моя трость в углу прихожей, напоминая о том, что путь далёк, и в радость ли будет такая прогулка – под ручку с вечной моей подругой – болью?

Прошла весна, и лето. Седой камыш подёрнулся дымкой поздней осени, и я сказала своей трости: «Нет, дорогая, ты меня не уговоришь! Возьмём тебе в пару тёплый плед, и – айда на прогулку!»

Идём по ровно разбитой улочке. Справа и слева дома начала двадцатого века. Где живут люди, где нет, и смотрят на прохожих слепые окна забытых домов.

Но вот, наконец, и поворот. Узкая, когда-то асфальтированная тропинка уводит меня в камыши и теряется где-то далеко из виду. Воздух прозрачен и свеж, осеннее солнце обливает золотом всё вокруг, и природа радуется последним тёплым денькам. И я радуюсь вместе с ней, подставляя лицо солнечным лучам, полной грудью вдыхая слегка прохладный воздух. Но довольно шагать, я уже утомилась.

И вот – как по заказу, специально для меня – полянка с редкими деревцами! Расстелю плед, посижу на брёвнышке, хорошо! Среди ветвей пересвистываются синички: «Кто пришёл, как пришёл, с чем пришёл, зачем пришёл?» «Уйдёт когда, когда?» Не бойтесь, малые пташки, ненадолго я в гости. Жаль, что без гостинца. Ну, ничего, принесу вам крошек в следующий раз.

А будет ли он – тот следующий раз? Будет, говорю я своей трости, обязательно будет! Потому что видеть такую красоту – это дорогого стоит.

Камыш колышется волнами, шепчет: «В путь, в путь!» Ну, в путь, так в путь. Представляю, как дальше интересно будет!

Встаю, сворачиваю плед, до встречи, милые синички, я ещё вернусь сюда на обратном пути. «Меня, меня не забудь!» - ворчит моя трость. Нет, подруга, куда же я без тебя? Пошли дальше.

Асфальтированная тропинка между тем превращается в грунтовую, поросшую примятой зеленью. Всё, с этого места начинается бывшее дно когда-то глубокого ставка, от которого ныне остались лишь болотца – уютный дом многочисленных лягушек, да редкие неглубокие ручейки – обиталище головастиков, личинок и диких болотных трав. Ноябрь, скоро зима. Все успели подготовиться, спрятаться в норки среди корешков и замереть в глубоком сне. Укрылись до той поры, когда весеннее тепло согреет землю, и тогда радостно, на все голоса, они расскажут мне, что проснулись.

Тропинка вьётся среди камышей, через ручей перекинуты ветхие доски, кое-как сбитые друг с другом ржавыми гвоздями. Скрипит и качается под ногами мостик, а внизу прозрачная вода, и видно дно ручья – неглубокого, где-то выше колена. А всё же неприятно было бы оступиться ненароком, и проверить эту глубину! Как хорошо, что в детстве я любила ходить по бордюрам – пригодилась наука! Моя неизменная трость, ты помогаешь мне поддерживать равновесие? Спасибо тебе огромное!

Метров через сто ещё один такой же мостик, и вот у поворота я уже вижу место очередного привала: упавший ствол некогда раскидистого дерева. Здесь кончается болотное царство, и начинается сам сад Каминских. Когда-то здесь был песочный пляж, и лодочный причал. Но теперь от всего этого не осталось и следа. А природа подобрала оброненную человеком игрушку и распорядилась ею по своему усмотрению. Ухоженный парк с теннисными кортами превратился в непролазные дебри паростков молодых деревьев, полусгнивших стволов бурелома и сухого хвороста.

Плотный ковёр опавших листьев дарит пряный, слегка сладковатый аромат. Совсем недалеко от меня прошмыгнула мышь-полёвка. Отбежала и замерла, спрятавшись в пушистой листве. Любопытная кроха – я точно знаю, что она за мной наблюдает!

Однако не только полёвки водятся в этих местах. Там, подальше от дорожки, по которой нет-нет, да и пройдут люди, в самой глубине чащобы есть лисьи норы. И в короткие летние ночи в кронах деревьев переговариваются под луной совы. Прячется в диких кустах пугливый зайка и одинокие волки выходят на охоту, на радость местным охотникам. Никто из диких обитателей заброшенного сада и близко не подойдёт к дорожке, потому что нет опаснее зверя, чем человек.

Хватит отдыха, вперёд, моя трость, вперёд! Нас ждут ещё более удивительные приключения!

Пройдём чуть в сторонку. Вот по этой лесной аллее, над которой ветви дремучих деревьев сплелись в ажурный свод. Ещё совсем немного, всего лишь десяток шагов, и взору открывается то место, где когда-то было родовое гнездо основателей нашего городка – цель моей прогулки.

Мне говорили, что от старого поместья остались лишь редкие камни, замшелыми боками выглядывающие из-под земли. Эх, соседи, соседи, добрые друзья мои, не разбираетесь вы в развалинах! Полуразрушенные стены старого особняка девятнадцатого века ещё многое могут рассказать!

То ли никому ты, кроме меня и природы, не интересен, старый памятник минувших дней, то ли редко кто забредает сюда, но всё же, как приятно не заметить на остатках твоих стен ярких надписей «Здесь был Вася» или модного ныне выражения «Птицы летят на йу(г)»! Ни консервных банок, ни вездесущих, так надоевших, грязных пакетов-«маек». Приятно! А, может, их скрыла листва? Но всё же хочется верить, что нет здесь этой гадости. И сердцу ничто не мешает радоваться осени.

Сохранившийся фундамент поведал мне, каким большим был этот дом, где было так удобно жить в уютных комнатах многочисленному дворянскому семейству, где была библиотека – практично обставленный кабинет главы семьи. Едва сохранившиеся ступени замшелого крыльца приглашают в маленькую прихожую, отдельную от основного дома, и далее – три небольшие комнаты, соединённые светлым коридором. В углу одной из них замечаю ржавые останки водопроводной трубы и рядом, чуть выше на стене – две глубокие выбоины, места крепления рукомойника. Ага! Именно здесь была кухня! Не сохранилась печь – сердце дома, но когда-то она должна была быть именно здесь. И поворотливая румяная чистюля-кухарка суетилась у плиты, раздавая чёткие указания поварятам на певучем украинском наречии. Быть может, вот через эту стену располагалась людская, да не одна, а целых две: отдельно для слуг и для служанок. Эх, хорошо было придумано!

Эта часть дома наиболее сохранилась, до украшений в проёмах высоких окон. В тридцатых годах, когда дом ещё стоял, в усадьбе располагался пионерлагерь, и на стенах кухни всё ещё сохранилась краска. Так красили здания в советские времена: от пола до середины стены. Выше, местами, щели в серой штукатурке заботливо зашпаклёваны алебастром. Но, выгнав прежних хозяев и поиграв немного отобранной игрушкой, люди ушли прочь, оставив старый дом тосковать по минувшим дням и медленно разрушаться.

На углу внешней стороны дома, в самом верху, ещё сохранилось красивое кирпичное украшение, как это было принято в позапрошлом веке, и чуть ниже – ржавая табличка с кусочками белого глянца и номером одиннадцать.

Идём к провалу центрального входа, с трудом пробираясь сквозь заросли. Да, вот здесь был зал. Когда-то он был красивым и очень уютным – в меру просторным, именно таким, чтобы вся семья могла собираться здесь долгими осенними вечерами. Горел камин, в люстрах и канделябрах зажигались свечи, и девушки в красивых платьях, дочери хозяина, уложив локоны в изящные причёски, развлекали домашних и гостей игрой на фортепиано. Мужчины, чинно расположившись за круглым столом, играли в вист и обсуждали последние новости, а старый слуга, по приказу барыни, угощал всех вином в высоких бокалах. А, быть может, пожилая дама в пенсне и длинной шали раскладывала здесь свои пасьянсы, приглашая гостей и родных составить ей компанию. И кто мог отказать почтенной матери семейства скрасить досуг? Быть может, здесь устраивались поэтические вечера, и молодой человек с горящим взором декламировал внимательным слушателям стихи Байрона, а молоденькая горничная в это время накрывала стол к ужину?

Да, наверное, всё так и было. И блестящий лаком паркет, и тяжёлые малиновые шторы, и позолоченные витые подсвечники на пианино эксклюзивной работы немецкого мастера. И жили здесь красивые, умные, талантливые люди, любящие друг друга и оживлявшие этот дом, который и ныне помнит те счастливые времена. Сейчас от всего этого остались лишь развалины. Нет, скорее, даже остатки их. И парк, где так приятно было совершать конные прогулки, превратился в дремучий лес. Но я не заметила уныния в этих местах. Здесь по-прежнему уютно и так хорошо! Прикоснись, путник, дотронься ладонью до замшелых камней, и они радостно поделятся с тобой своей далёкой памятью. Это людям присуща печаль, а камням незнакомо это чувство. И, даже рассыпаясь по крупицам, они многое могут рассказать, нужно только уметь слушать. И видеть.

Архитектурный памятник. Памятник былых времён – так можно было бы назвать этот дом, и не допустить, не позволить ему разрушиться. Какой интересный музей можно было бы здесь разместить! Или дом отдыха, или художественную школу для детворы. И расчистить от бурелома старый парк, и оживить заросший пруд на радость людям. Но нет. Никто не хочет заниматься всем этим.

Почему ушли отсюда люди? Как получилось, что такие красивые места вдруг стали никому не нужны?

А, может быть, и дело-то совсем не в людях, а в самой усадьбе. Как верный пёс, как старый преданный слуга, дом отказался служить новым господам «товарищам», и не ужились они здесь, неуютно им было. Не приняла гордая усадьба врагов своего барина и прогнала их, предпочитая умереть, но не сдаваться. Идут годы, складываясь в десятилетия, а дом всё ждёт возвращения милых хозяев своих, и как ему объяснить, что век камня намного дольше времени, отпущенного человеку для жизни.

Дом Каминских, добрый милый старик, спасибо тебе за красивую сказку!

А Солнышко тем временем напомнило мне, что пора возвращаться.

Побираясь по ветхим мостикам и отдыхая время от времени на полюбившихся мне полянках, я улыбаюсь. Я представляю, как буду приводить сюда своих подруг, будя их восторги и делясь впечатлениями.