- Колючий колючка.

- Щекотливый.

- В следующий раз побрейся.

- Ни за что!

- А, если сердце выскочит?

- Я поймаю.

- Я сквозь землю проваливаюсь.

- Ма-рь-юшка, моя ненаглядная!

 

И тишина, тишина.

 

Сквозь отверстие соломенной крыши по-прежнему яркий солнечный луч озарял светом загорелые юные тела. Будто он любовался спящими проказниками, укрывшимися от людских любопытных глаз в соломенной копне на чердаке сарая в знойный летний полден.

 

- Иван, что ты натворил?! Не мог дождаться свадьбы? - словно громом с Небес, вонзился в чердачное пространство голос отца.

- Папа?.. Ты?! А мама? Где мама?!

- Со мною, рядом. В отличие от тебя, берег девушку, не прикасался до свадьбы.

- Но я очень люблю Марьюшку!

- И я до сей поры люблю Аксюшу.

- Разве там разрешено любить?

- По-твоему, обрюхатить бабу - любовью называется?

- Отец, мне восемнадцать, я самостоятельный мужчина, учусь в институте, как ты хотел…

- Мужик ты недоделанный, бычара племенной. Те-то твари безмозглые, им простительна бездумная похоть. А ты, ты же гомо сапиенс, человек, стало быть, разумный. Студент, видишь ли! А страсть неуемную не мог обуздать в нужный момент. Разве то по-людски, Ванюшка?

- Папа, я женюсь. Завтра же пойдем в сельсовет.

- Речь не о загсах.

- О чем тогда?

- О совести, чести, святости.

- Я ее люблю, - прошептал взъерошенный Иван прямо в ухо возлюбленной.

 

- Ванюш, это правда?.. - жмурясь от яркого света, настороженно произнесла Марья елейным певучим голосом.

- Марьюшка, проснулась.

- Я вовсе не спала, вздремнула невзначай. Так покойно вдруг стало. И грудь твоя мощная лебяжьей подушкой оказалась. И сердце твое горячее стучало в такт моего воспламененного. Вмиг растворилась вся в тебе, и подумалось: « Мы и вправду тот цветок, что «Иван да Марья» называется». С этим и задремала.

- Нас ничто не разлучит.

- А кого ты успел полюбить без меня?

- Да нет, отец покойный то ли явился, то ли причудилось. С ним и беседовал. Странно, я ж не дремал?.. Но, почему-то лица его не видел… голос… будто гром с неба накатил, и ворвался вот в эту дыру…

- Ой, Ваня, беда-то, какая! Не к добру это, не к добру!

- Почудилось. Он и раньше ко мне во сны приходил. Особенно, перед важными событиями. Мы же поженимся завтра.

- Нет.

- Почему?

- Уже поженились сегодня.

- Ну, да, да… а завтра подадим заявление в сельсовет.

- Мой единственный…

- Травушка-муравушка моя…

 

И вновь стихло все вокруг, будто окунулось в необъятное, просторное, бескрайнее.

 

В тот же миг застрекотали сверчки в темных углах потолка, заштукатуренного глиняным слоем. Зажужжали осы в пропахнувшем мятой и чабрецом треугольном пространстве.

Закудахтали куры во дворе, закукарекал петух. Замурлыкал кот на крыше, взвыла кошка. Захрюкал в сарае боров, завизжала молодая свинка. Заворковали голуби в голубятнике. Скворец со скворушкой зачирикали умиленно.

А соловей с соловушкой разгульно продолжали оглушать округу залихватскими мелодиями любви.

 

Но, ни Иван, ни Марья даже не догадывались, что волей судьбы очутились в непредсказуемом ураганном круговороте природы, который страстной силой, взбудоражил плоть, обнажил инстинкты, даруя в тот миг всему живому красоту, мощь, силу, с единственной целью - продолжения жизни на земле.