– Аида, – протянула руку женщина. Запрокинула голову, взмах ресниц. Зеленые насмешливые глаза с лукавым интересом глядели на него, не оставляя ему ни малейших шансов на душевный

покой. Забыл, что с ее рукой делать, кажется, следует поднести к губам.

– Алексей, – выдохнул он свое изумление.

Тоненькая, изящная, точеная фигурка в облегающем платье приятно ласкала взгляд. На их традиционных бардовских посиделках ее никогда не было.

Сегодня собрались из-за Лютель, прилетевшей из Израиля для презентации очередного сборника своих стихов.

– Познакомьтесь, мой муж, – представила Аида невысокого молодого мужчину.

– Давид, – неловко протянул руку мужчина.

Алексей с сожалением оставил женскую руку, так и не пригубив ее, осторожно стиснул маленькую, странным образом вывернутую руку. Господи, что может быть общего у нее, красивой женщины,

с калечным мужчиной?

Впрочем, мужчина не был уродлив, скорее нелеп. Лет тридцать, ничем не примечательное лицо, лишь обрамленные длинными пушистыми ресницами глаза – добрые, мечтательные, были хороши.

Несоразмерно короткие руки и ноги, большая голова, раскачивающая походка, его дефект не был так уж заметен, но на фоне совершенства жены резал глаз. Не тем, что неказист, а потому, что с ней

рядом должен был находиться не он, а такой, как Алексей – высокий, красивый, успешный.

 

Алексей отправился на кухню, отдал хозяйке дома коньяк и фрукты, стал ей помогать. Готовя бутерброды, расспрашивал о незнакомке.

Тридцать пять лет, имеет сына от первого брака – муж трагически погиб. Долго не выходила замуж. С Давидом познакомилась на творческом вечере, где тот представлял книгу своих стихов. Год,

как поженились. Детей пока нет, да, похоже, и не предвидится. Почему? Посмотри на него…

 

Гости стали рассаживаться вокруг расстеленной прямо на полу скатерти с разложенными на ней закусками и напитками – кто на диване и стульях, кто на ковриках на полу. Алексей подгадал, чтобы

Аида оказалась рядом, хоть и довелось сесть на полу, зато у ее ног! Так нет же, между ними втиснулся Давид, видимо, почувствовал угрозу.

Что ж, сам виноват. И в течение вечера не забывал подливать Давиду. Тот, не ведая подвоха, стремительно хмелел…

 

Гитара передавалась по кругу. Исполняли как свои песни, так и песни известных бардов. Те, кто читал стихи, держали гитару в руках, как эстафету.

Алексей исподтишка наблюдал необычную пару – ему хотелось разобраться с этой несообразностью, мешавшей, как соринка в глазу.

Аида ухаживала за Давидом, руки того не слушались, он не очень уверенно орудовал вилкой, с нее сыпалось, Аида ловко и незаметно для других наводила порядок.

Но не это поразило Алексея, а то, как она на него смотрела – случайно перехватил взгляд. Так на Алексея не смотрела ни одна женщина!

Давид читал свои стихи, и они были замечательно хороши:

Губами, пересохшими от жажды,

Ловлю ладонь открытую твою…

 

Потом запела Аида.

У источника чистого пела Дева Пречистая,

И дыханье тая, ее слушала я

Не Давид ли ее источник, а она – кто она для него?

нераскрывшаяся тайна – тихая, сонная, случайная?

Голос негромкий, низкий, глубокий.

Алексея она не замечала. К такому он не привык!

И, когда гитара добралась до него, уж постарался:

Не глядите ей в глаза – заколдует, заворожит.

Вложил в песню всего себя, все свое умение, умноженное на желание привлечь внимание прекрасной незнакомки.

Улыбнулась улыбкою Моны,

Заманила в царство зеленое.

– завершил он песню, и заслужил, наконец, благодарный ее взгляд, она легко догадалась, кому предназначалась песня...

 

Устранить Давида оказалось простым делом. Когда в очередной раз гитара дошла до него, свои стихи он читал уже заплетающимся языком.

– Горюшко мое! – Аида отвела его в угол комнаты, усадила в кресло, укрыла покрывалом. Недобро глянула на Алексея. Теперь между ним и Аидой не было никого, на самом деле выросла стена…

 

Внимание всех этим вечером было обращено к стихам Лютель.

Я жить без тебя не могу.

Что за бред?

Откуда такие слова?..

 

Но Алексей вполуха слушал поэтессу, ради которой сегодня пришел, сидящая рядом женщина отбирала все его внимание. Стихи с трудом просачивались, дробились в голове.

Расплавленным оловом лунного круга

Вливается боль в мою душу незримо...

 

Вечер для Алексея явно не задался, он был выбит из колеи, и вместо того, чтобы внимать Лютель, только и делал, что старался привлечь внимание соседки – бросал на нее откровенные взгляды,

был остроумен до неотразимости, говорил блестящие тосты. Увы, безрезультатно.

И когда гитара дошла до него, осуществил последнюю попытку нарушить ее душевное равновесие, запел Цветаеву, вместе с которой сетовал, что:

В моей Отчизне негде целовать,

А у богородиц строгие глаза.

И чтобы не слышать пустяков красоткам,

Есть у нас презвонкий колокольный звон…

И к своему удивлению заслужил похвалу Аиды:

– Вы и Цветаева поразительно точны, это действительно о нас – русских женщинах.

– Почему Вы? – запротестовал кто-то. На их посиделках существовало неписанное правило: обращаться друг к другу на ты, невзирая ни на возраст, ни на статус.

– Брудершафт!

Алексей воспрянул духом – не все еще потеряно! Налил коньяк себе и Аиде.

Переплетенные кольца рук, она выпила, не заметив, что пила, запрокинула голову, приоткрыла уста – ну, же!..

– Поцелуй за мной, – Алексей оставил за собой это право, как оставляли право на ответный выстрел дуэлянты, удерживая своего визави в страхе ожидания.

Взял гитару, запел:

К чему нам быть на "ты", к чему?

В наш стремительный век, убеждал он вместе с Окуджавой, люди торопятся сблизиться, а сколько загадки, сколько прелести в неспешности познавания!

Он знал, что выбрал правильную тактику, и, придав проникновенность голосу, заключил:

На грош любви и простоты,

А что-то главное пропало.

Впервые за сегодняшний вечер ему удалось смутить Аиду...

 

Между тем Лютель читала стихи из своего нового сборника.

Притворись дождём, прикоснись ко мне,

И омой в небесной купели…

 

Алексею было не до ее стихов, он был поглощен другой женщиной, что напрочь вывела его из душевного равновесия, да и сама бросала на него тревожные взгляды.

Почувствовав, что выпила лишнее, нашла повод выйти:

– Мы принесли торт, пойду, нарежу.

Алексей поспешил за ней. Нашел Аиду на кухне, где она управлялась с тортом. Почувствовала его спиной, напряглась.

– У вас редкое имя, вы знаете, что оно означает? – нарушил молчание Алексей.

– Да. Вознаграждение.

– И для кого вы вознаграждение? Для мужа? За что, за какие заслуги? Чем он так замечателен, что лучше меня?

– Вам не понять.

– У Аиды – известной героини – была трагическая судьба, она ушла из жизни вслед за любимым, а как у вас? – Алексей раскачивал ее состояние, как раскачивают лодку, рискуя опрокинуть, чего,

собственно, и добивался.

– Не стоит об этом! Так действительно могло статься, слава богу, миновало.

– Царство Аида к царству Аиды имеет отношение?

– Не беспокойтесь, вам это не грозит. Пойдемте, нас ждут!

– Постойте, за вами поцелуй.

– Не надо! Прошу Вас! – в глазах ее протест, страх, мольба. Но Алексея ничто не могло уже остановить. Раздвинул языком неподатливые губы, она отчаянно сопротивлялась, как бьется в силках

пойманная птица, теряя остатки сил, ноги подкосились – обвисла на его руках, уступая…

– Я ухожу! – пришла к ней на помощь вошедшая. Это была подружка Алексея.

– Ты не собираешься домой?

Аида вырвалась, убежала.

Как не вовремя! Алексей не скрывал досаду – он находился за шаг до цели!..

 

Когда Алексей вернулся в комнату, гостей заметно поубавилось, муж Аиды тихо посапывал на диване в углу комнаты.

Алексей занял его место рядом с Аидой, поймав недовольный взгляд хозяйки дома и затравленный – Аиды.

Гитара, сделав очередной круг, дошла до Аиды, она взяла инструмент, и уже не знала, не понимала, что с ним делать. На нее смотрели в ожидании.

Оглянулась кругом – чего от нее хотят? Лицо исказила гримаса отчаяния, запела.

Годы в гору, беды впору я примерила.

Не случилось, не свершилось – зря я верила.

Она пела о себе, о своей нелегкой судьбе, об утраченных иллюзиях. В ее голосе звучала обреченность, предчувствие беды. Сидящий у ее ног мужчина внушал ей беспокойство, страх, но и

притягивал, парализовал волю.

Не гнездиться синей птице на плече моем. – заключила она с горечью.

 

Алексей был в отчаянии. Как же так, он – любимец женщин – не способен внушить восхищение, страсть, любовь, а лишь нести беды и несчастья?..

Встал, вышел в коридор, затем на лестничную площадку, там курили, попросил сигарету, хотя давно не курил.

Остервенело втягивал дым – до тошноты, до потери сознания.

Сквозь дым, сквозь туман сознания увидел приближавшуюся Аиду. Та шла, как сомнамбула, шатаясь, глаза устремлены на него – взгляд смертника.

Шагнул навстречу, протянул руку, рука прошла сквозь нее. Голова стала проясняться, это была не Аида – хозяйка дома.

Она трясла Алексея, приводя в себя, в глазах гнев:

– Если ты еще хочешь бывать у меня, уходи! Уходи сейчас же, или… я не знаю, что с тобой сделаю!

Вернулся за плащом.

Аида стояла в коридоре, на него не глянула, помогая одеваться едва державшемуся на ногах Давиду, успокаивая. Тому почему-то показалось, что она ушла, забыв о нем.

– Глупый, как и куда я без тебя уйду, как ты такое мог подумать?..

Алексей направился к выходу – здесь он был лишним.

 

Двери парадного захлопнулись, ему не на что надеяться. Просто необходимо было еще хоть раз увидеть ее, понять для себя.

Наконец, появились Аида и Давид.

Взгляд ее споткнулся об Алексея, в глазах – смятение, мольба. Покачнулась, Давид стал валиться, Алексей подхватил его. Не поблагодарила, пошла прочь, с трудом удерживая мужа. Тот шел,

шатаясь, загребая ногами, шаркая, бормоча что-то.

Они уходили – женщина его мечты и нелепое существо. Уходили в привычный им мир, где не было места предательству, но не было места и взрыву страстей, и восторгу наслаждений!

Мозг Алексея отказывался принимать такое. Это какая-то нелепость, недоразумение, да просто вопиющая несправедливость!

А он, в чем его вина?

Лишь в том, что, попытался это исправить…