В субботу, 24 ноября, на 63-м году жизни умер от инфаркта известный самарский поэт и прозаик, член Союза писателей России, лауреат Всесоюзной премии им. Николая Островского Михаил Анищенко, сообщает "Волга Ньюс".

Михаил Анищенко был известен не только своими стихами, собранными в сборники "Оберег", "Поющая половица" и другие, но и как автор романов и биографического исследования о жизни Вильяма Шекспира "Открылась бездна звезд полна".

Анищенко Михаил Всеволодович родился в 1950 году в Куйбышеве. Работал фрезеровщиком, слесарем, сантехником, сторожем, журналистом. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Первая книга стихов "Что за горами" вышла в 1979 году. Затем появились "Не ровен час" (1989), "Ласточкино поле" (1990), "Оберег" (2008) и другие. Печатал стихи в журнале "НС" (1999, №9; 2000, №5, 12). Член СП России. Лауреат конкурса им. Н. Островского (1980), премия журнала "НС" (2000).

Отец забывший

 

По Симоне Вейль

 

Он вошёл в мою комнату. Вздрогнул

За окном оловянный закат.

Он мой лоб молчаливо потрогал,

Он сказал мне: «Ты сам виноват».

 

«О, несчастный, – сказал он, – на склоне,

Из-под ног ускользающих лет,

Ты моих повелений не понял

И в тебе умирает поэт».

 

«О, пойдём же, – сказал он, – со мною»,

«Ты готов?» – Я ответил: «Готов».

Мы пошли над холодной рекою,

Над равниной печали и снов.

 

Мы пошли в золотом пересверке

Человеческих мыслей и грёз,

И тонули безмолвные церкви

В океане бессмысленных слёз.

 

Всюду были какие-то тени,

В мире было темно и мертво.

Он сказал: «Становись на колени

И молись на себя самого!»

 

И уже начиная клониться,

Поводя деревянной рукой,

Я сказал: «На кого мне молиться?

Я не ведаю, кто я такой!»

 

Он сказал мне сердито и строго:

«Утони в темноте и в мольбе,

Ибо смерть и бессмертие Бога

Пребывают от века в тебе!»

 

Я упал на колени, и робко

Осенил безнадёжным крестом

Всё, убитое мною до срока,

Всё, что предал я в мире земном.

 

Я стоял перед ним, погибая,

В сотый раз виноват без вины;

Он смотрел на меня, не мигая,

Как иконы глядят со стены,

 

И опять, за чертой назиданья,

Над гниеньем ветвей и корней,

Он дарил мне великие знанья

И ключи от закрытых дверей.

 

Так летели мгновенья и годы,

Навевая виток за витком.

И пространство небесной свободы

В моём горле стояло, как ком.

 

Но случилось, что он равнодушно

Повернулся спиною ко мне,

И святое «Послушай! Послушай!»

Я напрасно кричал в тишине.

 

За окном ещё звёзды мелькали,

Но рождалось сиротство в груди.

«Вот и всё, – он сказал. – Поболтали»,

«А теперь, – он сказал, – уходи!»

 

Я упал ему в ноги, рыдая,

Золотыми словами звеня.

«Не гони!» – я кричал, умирая,

И тогда он ударил меня.

 

*** ***** ***

В конуре уснет собачка,

И прохожая луна,

Как молоденькая прачка

Притаится у окна.

И, головкою качая,

Станет искоса смотреть,

Как поэт в стакане чая

Топит завтрашнюю смерть.

Обрывается тропинка,

Не жужжит веретено.

Жизнь, как черная чаинка,

Опускается на дно.

Сон из печки выползает,

Но опять поэт хмельной

Настежь окна открывает

И становится луной.

Печь трещит, как кочегарка.

Сладок сумрак топчана.

Нет жены. Но есть заварка

В белом хоботе слона.

Снова чайник закипает,

Снова радостно ему.

На земле никто не знает –

Отчего и почему.

От тоски ли, от любови,

От раскрытого ль окна,

Где и час любой не ровен,

И любое дно без дна.

Навалилась усталость

Навалилась усталость…

За окошком темно.

Что прошло, что осталось?

Да не все ли равно!

Что за страшная сила

И откуда, бог весть,

Нам с тобой подменила

Все, что было и есть?

Мы не те и не эти

В нас клубится тоска.

И рождаются дети

С сединой на висках.

Тлеет Русь, словно ветошь,

Гаснет меч-кладенец…

И отцу не ответишь:

Наш ли Ржев наконец…

 

* * *

 

Боже мой, до конца, до скончанья

Будут мертвые петь соловьи.

Будут тени и воспоминанья

Дергать двери цепные мои.

Над сиянием лунного снега,

Над туманною дрожью ветвей

Сиротливая жажда побега

Превращается в крик журавлей.

Кто-то дышит и смотрит из мрака,

Кто-то свет моих окон крадет.

И убитая мною собака

На колени мне морду кладет.

И хотя я рожден не для злости,

Но кричу через сны и года:

«Уходите, проклятые гости,

Я не звал вас сюда никогда!».

Пропадет моя давняя горесть,

Превратится в невидимый ком…

На рассвете снегурочку-совесть

Принесу я в натопленный дом.

На цветных половицах, где печка,

Где дарует торшер забытье,

Пусть оттает немного сердечко,

Ледяное сердечко ее.

 

* * *

 

Сентябрь

Тихо-тихо на дворе.

Ни шагов, ни листопада…

Вот и славно! В сентябре

Ничего душе не надо!

Утро. Озеро. Ташла.

Паутинка пролетела…

Слава Богу! Жизнь прошла

Даже там, где не хотела.

Панихида… Торжество…

Провожаю, принимаю…

В жизни вашей ничего

Я теперь не понимаю.

Выхожу во двор. Дышу.

Птичьи стаи провожаю.

Тихо листья ворошу,

Но уже не поджигаю.

Тихо листья ворошу,

Клен мне веткою кивает.

Так живу я. Так дышу.

Что еще со мной бывает?

Пью водицу, хлеб жую

Да в лесу, где дуб черненый,

Золотую цепь кую

И пою, как кот ученый!

 

* * *

 

Хорошо

Снегири мои, зяблики, вороны,

Туготравье и батюшка-лес,

Хорошо, когда каждому поровну

Достается земли и небес!

Хорошо мне от тихого дождика,

Хорошо, что у храмов и слег

Для святого отца и безбожника

Одинаковый сыплется снег.

Хорошо, что березы не бедствуют,

Не злословит речная вода,

Что душа моя с небом соседствует

И сливается с ним навсегда.

Хорошо, что с холодного пенышка

Можно в небо смотреть без помех,

Где мое заповедное солнышко

Поднимается сразу для всех!

 

* * *

 

Первый снег

На темном крыльце, замерзая,

Теряя ко мне интерес,

Ты что-нибудь знаешь, родная,

Про снег, убежавший с небес?

Здесь ночи из черного крепа,

И голос прощальный дрожит…

Зачем же он с ясного неба

На темную землю бежит?

Прощаясь со мной на пороге,

Скажи, на ладони дыша,

Зачем он лежит на дороге,

Растоптанный, словно душа?

И нет в нем ни злости, ни гнева.

И кто в том, скажи, виноват,

Что снег, убегающий с неба,

Не помнит дороги назад?..

Ну что же, родная, ну что же!

Побег – он на то и побег,

Чтоб не было снега дороже,

Чем этот растаявший снег!

Прощай же на вечные веки!

Нас больше с ума не сведут

Ни беглые снеги, ни реки,

Которые в горы текут.

Летит по дорогам остуда.

И ты, не оставив следа,

Пришла неизвестно откуда,

Ушла неизвестно куда.

Случилось ни мало, ни много…

Сентябрь… Следы на снегу…

Неужто я тоже от Бога

На темную землю сбегу?

 

* * *

 

Уйти от позднего веселья,

Не взяв копейки про запас,

Просить прощенья в час похмелья,

Когда не ровен каждый час.

Забыв о славе и свободе,

Беснуясь, мучась и кляня,

Просить прощенья на исходе

Времен, похожих на меня.

Когда не вывезет кривая

И день уходит в никуда,

Просить прощенья, умирая

От слез, от боли и стыда.

Просить прощенья зло и строго

За тьму учений и словес,

За ложь, за истину, за Бога,

Сто раз упавшего с небес.

За все, что рухнуло, свалилось,

Застряло в горле, словно ком,

За все, за все, что отразилось

Во мне, как в зеркале кривом.

Просить прощенья глуше, глуше,

И все же чувствовать в тоске,

Что тьма, заполнившая душу,

Всю ночь висит на волоске,

Что по закону искупленья,

Уже сливаются, звеня,

И жизнь, и смерть –

в одно мгновенье,

Где нет и не было меня.