Авоська

 

Сейчас – что! Сейчас легко…

Набрал в «АТБ», скажем, того-сего, а на кассе спрашивают: «Пакет нужен»? Ну, и грузишь, в меру аппетита и возможностей. А раньше? Идёшь в гастроном – бери сумку, хозяйственную… или авоську.

Авоська – это изобретение эры позднего социализма. Молодёжь в глаза не видела, покажи – не разберётся, на зуб пробовать будут… как австралопитек – компьютер.

Небольшая ёмкость, сумочка, из плетеной сетки. Капрон или другая надёжная нить.

 

…Последние дни августа.

С балкона третьего этажа отлично виден тротуар, часть небольшого проспекта, и дальше – жилмассив, дома с пророщенными меж ними киосками, будкой сапожника, овощной палаткой.

Из-за поворота появляется Петрович, сосед по этажу. Сколько ему лет – сказать сложно, от шестидесяти и до… хотя, вряд ли. На ветерана войны, всё-же, не тянет. Живёт в однокомнатной. Сам.

Вообще – нормальный дед. Не вредный, не скандальный… опрятный такой. Выпивает, но без фанатизма. Самое главное, не водит дружбы с нашей дворовой «Депутатской Радой», этой страшной организацией, заседающей на лавочках возле подъезда. Она знает и решает все вопросы – почему растут цены, когда, наконец, сядет Лёнька из сорок третьей, сколько депутаты воруют, а сколько – полагается…

В правой руке у Петровича была та самая авоська. Он не признавал пакеты, за которые ещё и платить надо, и всегда, в магазине будь-то, или на базаре, появлялся с неизменной сеткой. В ней – обычный прожиточный минимум: молоко, полбатона, две пачки «Примы». Ага, видать, у соседа какой-то личный праздник – вместо штатной чекушки, натюрморт венчает цельная поллитровка.

Не густо. Особенно – для праздника. Но… всё понятно, пенсию дают в первых числах, ещё пару дней.

Петрович остановился прямо перед огромным билбордом. С плаката, по-хорошему щурясь, смотрело доброе, сытое лицо кандидата куда-то там, от кого-то там. Оно любило всех-всех, особенно жителей родного города.

Прикурив, старик внимательно прочёл ниспосланную информацию и двинулся дальше. Возле поворота во двор он засомневался, но, приняв решение, стал в очередь к овощной палатке.

Полкило помидор. В авоську.

- У Вас молоко течёт… - толстая баба ткнула пальцем.

Точно, текло.

Он поднял сетку на уровень глаз… и там, внутри, согласно каких-то физико-мистических законов, всё пришло в движение. Хлеб сдвинулся влево, помидоры – вправо, мокрая от молока «прима» зацепилась за ячейку, а бутылка, найдя единственную подлую дыру, уверенно поползла к ней, высунув на простор горло.

Первым, начавшийся Армаггедон, заметил жэковский сантехник Витёк, куривший неподалеку.

- Э-э-э… мужик, ты – это… мужик… - водка выехала больше, чем наполовину. - Мужик! Да, блин… ЭТО!!! О-па…

Поллитровка шмякнулась на асфальт и застыла.

Мир замер. Пропали звуки. Рыжая дворняга, гонявшая кошку, зависла в прыжке.

- М-м-м… - Петрович ещё пару секунд подозревал бутылку в шарлатанстве. Потом аккуратно поднял ёмкость.

- Фу-ф-у-у-у… выдохнул миллионный город. Дворняга рухнула вниз, кошка – бежала.

- Цок… – внятно произнесла бутылка. – Цок… – и у неё отвалилось дно. Только дно. Как обрезанное.

Через пару минут, когда шок прошёл, стихли смех и соболезнования, терпила подошёл к массивной стойке билборда. Воровато оглядываясь, не видит ли кто, он размахнулся и врезал сволочной сеткой по железяке. Ещё раз. Прокрался к мусорке и выбросил авоську в бак.

Всё. Домой.

 

Лифт поднимался.

Я достал из холодильника шмат сала, бросил в кулёк квашеную капусту и пару солёных огурцов, бочковых. Из бара – водку, из хлебницы – батон.

Зайду, что ль, к соседу…

 

Перекрёсток

 

Машин – мало.

Да и пешеходов… не самый оживлённый участок. Вот следующий поворот, метров через сто, там – да, там даже ГАИ стоит.

Не очень весна в этом году, не очень. Март, вроде, а с вечера и часов до десяти утра – подмораживает, тонкой коркой на лужах, на асфальте…

Светофор не работал.

Боевая старушенция с завистью смотрит на молодёжь, перебегающую на ту сторону, точно рассчитав метры и скорость летящих авто. Ей тоже надо – туда… ага, стартанула таки бабка, рискнула. Да вот - лёд, ледок… Точно посередине забега она поскальзывается и… не падает! Надо же! Танцует на одной ноге, раскручивая, как пращу, дореволюционную хозяйственную сумку.

Ближайшая маршрутка идёт юзом, но водила – ас, минует-таки, Пляшущего Человечка, выравнивает машину. За стеклом видны его вытаращенные глаза и быстро шевелящиеся губы – видать, говорит что-то бабке. Или – о ней…

Разошлись.

Из дворов, на главную дорогу, высунула хищную породистую морду красавица «Тойота». Справа – никого, а вот слева… но далеко, очень далеко. Запросто проскочим.

Роскошный аппарат, как и положено принцам крови, взвизгнул бешено завертевшейся резиной. Японец прыгнул вперёд, только здесь шофёрский класс был явно ниже маршрутчика. Вылетев на середину дороги, он замер, яростно крутя колёсами по мартовскому льду, пытаясь прожечь его до асфальта.

То, что было «очень далеко», теперь – близко. Новый, холённый, пятисотый «Мерс», чёрный, как тёщин рот, шёл по главной. Километров сто… ну – девяносто… меньше они не умеют.

Да, расстояние – первичное! – было большое, чуть не квартал. Секунд восемь.

Корриду наблюдали зрители. Вот это – да!!! Это не то, что – бабах! – поднял глаза, а всё уже произошло. Словно в замедленной съёмке, немчура шёл на таран. Понятно, он давно тормозил, скорость упала намного, очень намного… занос… зеркало льда…

Бык прилепился к матадору всей плоскостью правого бока.

Публика открыла рты и закрыла глаза. Только… э-э-э… - где удар? Где скрежет рвущегося металла?

Красавцы стояли рядом, параллельно друг другу. Между белизной японца и лакировкой немца не было и сантиметра.

Да-а… такое… ух, будет что рассказать дома - на работе - во дворе - в клубе - в пивнушке…

Все думали, что шоу закончилось. Щас-с!

Это была увертюра.

Практически одновременно, из замерших жеребцов выскочили наездники. Похожи – как братья. Оба крепкие, оба – накаченные мужички где-то под тридцатник. Только тойотовец – жгучий брюнет восточного плана, а мерсовец – блондин, явно европейской вязки…

- Всё, сука! Урод… твою душу… - азиат как-то ловко перелетел через капот и оказался рядом с жертвой.

Лучше б он этого не делал…

Не говоря худого слова, ариец взмахнул хвостом светлых волос, крутнулся на каблуке, и нанёс мастерский удар ногой в челюсть. Нанёс-то, нанёс… только челюсть вместе с головой нырнула под австрийский башмак, похоже, сорок четвёртого размера.

Публика ахнула. Блоки, выпады, подсечки и вертушки… ноги, руки, локти… удары сыпались с обеих сторон. Некоторые доходили до цели, чаще – нет. Бойцы явно стоили друг друга.

Понятно, разнимать никто не помышлял. Зрителей прибыло, вокруг машин образовался импровизированный ринг. Шли секунды… минута… Стивен с Джеки, похоже, не уставали.

- А-ну… а-ну… шо тут таке? Та дай же пройти… от, народ!

Разрезая толпу, в центре ристалища появился новый персонаж. Комедия, безусловно, продолжалась.

Летёхе доблестных войск ГАИ было хорошо за сорок… по крайней мере, так выглядел. Но это – ладно! Ростом он вряд ли переваливал метр шестьдесят. Фуражка большая, козырёк сползал на глаза…

- Стоять, гвардия! – рявкнул Закон, - брэк, мать вашу!!!

Но бойцы уже и так… стояли. Дышали, всё-таки, тяжело, и явление Власти, их, похоже, устраивало.

- Лейтенант Незгибайло. Значится, документики – сюда!

- Так я – что? Он же видит, заглох я… а летит, как бешенный… - тойотовец совал свои бумаги, пытаясь заглянуть под козырёк.

- Разберёмся, разберёмся…

- Что?! Да я – на главной, иду свои сорок… ну, сорок пять…

- Разберёмся, уважаемый… документики?

-А? - ариец засуетился, захлопал по карманам… - А – да, сейчас… - полез в бардачок.

Страж глянул в промежуток между лимузинами. Хмыкнул.

- Пройдёмте в машину… та вон, рядом.

Метрах в десяти, действительно, стояла бело-голубая повозка с мигалками. За рулём еле помещалась крупная фигура с неопознанными погонами. Что-то ест.

Цирк закончился. Толпа потихоньку растекалась... осталась пара бабушек… всё.

Перекрёсток пуст. Светофор не работает.

Всё.

 

Проходная

 

Осень. Семь тридцать.

Человеческий поток.

Идут люди… парами, толпой, в одиночку. Группы, как правило, смеются, двойки что-то обсуждают, личности двигаются молча, целенаправленно.

Аллея длинная и прямая. Там, в конце, широкая пасть с вертушкой зубов, поглощающая вереницу тел, людскую массу. Завод работает круглосуточно, в три смены, и Чёрная Дыра отлажена под его график. В определённое время просто скучает, позёвывая, иногда отрыгивает переваренные экземпляры.

Этот тип мало чем выделялся из толпы. Невысокий, в потёртом пиджачке, лет под пятьдесят. Одиночка. Шёл не быстро и не медленно, разве что иногда притормаживал, и как бы с удивлением, поглядывал по сторонам. В эти моменты он что-то шептал, смешно выпячивая нижнюю губу.

Беда была в том, что своими остановками дядька нарушал главный закон массы – не тормозить. Не оглядываться… Чёрная Дыра не любила пауз. Подпирающая сзади система натыкалась на него, сбиваясь с ритма, незлобно материлась и восстанавливала движение.

А справа, по автоартерии, таким же плотным потоком, двигались машины - маршрутки, автобусы, крупные грузовики. Часть из них требовательно гудели в огромные ворота и медленно вкатывались в заводскую утробу. Другие делали полукруг, сливали пассажиров на специально заасфальтированные площадки, и мчались обратно, за новой порцией.

Мужичок в очередной раз застопорил поток. На этот раз плотно, основательно. Бодающий в спину люд стал обтекать препятствие.

До хищной пасти оставалось метров сорок.

Он пожал плечами и замахал правой рукой. Левая была в кармане, и дядька, похоже, просто забыл её достать. Губы двигались, нижняя – выпячивалась. Кепка сползла набок. Он явно спорил, ругался, беззвучно доказывая что-то себе. Неуверенно двинулся вперёд… пару шагов…

От площадки отчалила абсолютно пустая маршрутка и пошла в его сторону.

- Хрен вам! – уверено объявил мужик, вытащил, наконец, вторую руку, и шагнул к бордюру. Голосовать не стал, но и так всё ясно – останавливает. Машина застыла.

Секунд десять он обречённо смотрел на белую дверь, потом выпятил нижнюю губу, развернулся, и влился в течение, пропадающее в Чёрной Дыре.