Я прошмыгнул в дверной проем, с трудом придерживая входную дверь двумя руками. Когда отпустил и зашагал к лифту, то дверь, удерживаемая мощными пружинами, устремилась назад и захлопнулась с пушечным грохотом.

Я вздрогнул и проворчал, обернувшись:

– Ну, ничего в этом доме не меняется. Как уезжал полгода назад в командировку, и дверь, закрываясь, бухала, словно полевая пушка по врагу, так и продолжает стрелять в спину сегодня, пугая бедных людей. Хотя, как сказала жена по телефону, у нас новое ТЖК, которое обещало облагородить здание, но все осталось по-прежнему.

Мой сердитый взгляд привлекла бумажка на двери. Я вернулся и посмотрел:

«Уважаемые жильцы дома! Убедительная просьба не пользоваться дверью без крайней необходимости».

– Ничего не понимаю, – подумал я. – Как они представляют это? Выйти из дома, не пользуясь дверью? Через окна первого этажа лазить, что ли? А для тех, кто заходит с улицы, получается, это не касается? Ведь объявление наклеено только на внутренней стороне.

Это меня так озадачило, что я потерял покой.

– Может, кто-то колол дверью грецкие орехи? – предположил я. – Тогда можно объяснить странное объявление. Грязь от скорлупы, вмятины на косяках, царапины – одним словом, беспорядок. И теперь кто-то решил навести евро-чистоту в подъездах.

Я поразмыслил и пришел к выводу, что не прав. Глупо выходить из квартиры, спускаться на лифте сюда, чтобы наколоть орехов. Кроме того, известно, что грязь не сало, высохло и отстало. Никто морочиться на пустяках не станет. Здесь скрывалось что-то другое.

– Может, алкаши открывали дверью пивные бутылки? – осенило меня. – И доблестные коммунальщики объявили бой дурной привычке?

Я быстренько забросил вещи в квартиру и, благо жена была еще на работе, полетел в ближайшую пивную. Там подыскал подходящую опустившуюся личность и незаметно подвалил к его столику.

– Послушай, дружище, – начал я разговор с ним и обрисовал ему проблему в общих чертах.

– Хм… - многозначительно хмыкнул бомж, выставив вверх указательный палец. – Вопрос, конечно, интересный, я бы сказал, философский, но на сухое горло. Сам знаешь? Или намекнуть?

– Не вопрос! – сказал я и побежал к стойке бара.

Вернулся с тремя кружками пива, две пододвинул мужчине, из третьей отхлебнул сам.

Бомж, слегка ошалевший от неожиданно привалившей удачи, залпом влил в себя одну кружку и для верности, а вдруг отберу, глотнул из другой. Затем смачно сплюнул в соседнюю урну и весело спросил:

– Так говоришь, что написано, чтобы не открывали без необходимости дверь?

– Ну да!

– И ты думаешь, это касается людей без определенного места жительства, то есть меня в том числе?

– Кого же еще?

– Хорошая версия, но идешь по ложному следу, скажу сразу.

– Тогда поясни! – возмутился я.

– Здесь и пояснять нечего. Ты видел, как я осушил кружку пива, любезно предоставленной мне счастливым случаем?

– И что?

– А то, когда у таких романтиков судьбы, как я, «горят трубы», и Бог справедливо посылает им бутылку пива, то они не бегут в парадную, чтобы открыть дверью пробку, а заглатывают на месте, можно сказать, не открывая.

– А вдруг тебе повезло, и ты уже погасил внутренний огонь, когда еще раз припрыгало счастье в виде бутылки с пивом. Ты пойдешь в парадную, чтобы открыть дверью крышку и под крышей насладится напитком?

– Теоретически могу.

– Ну вот!

– Но я сказал, что теоретически, а на практике – нет.

– Почему?

– Потому что, если выдался удачный день, и я наскреб денег на вторую бутылку, то я не стану тратить их на стеклянную, дорогую, полулитровую бутылку, а возьму за эту же цену литровую, пластиковую, и пробку отвинчу руками. Логично?

– Вполне, – разочарованно сказал я и вышел из бара.

Вдруг меня осенило.

– Как же я не догадался сразу! – обрадовался я. – Все очень просто. Дети катались на дверной створке, уборщица заметила и доложила куда надо. Вот и появилось объявление на двери.

Я почти успокоился, с чувством исполненного долга шагал домой и лишь для очистки совести, перебирал в голове всех жильцов нашего подъезда, у которых имелись дети.

На первом этаже жили алкаши без детей. У них потомство уже подросло и квасило не меньше родителей. Они всегда крутились на пятачках возле злачных мест, ожидая подвыпившего мужика, чтобы обшмонать ему карманы. На что сдалась им дверь, если они предпочитали другие игры.

На втором – бездетные инвалиды. Здесь – все ясно. Самим бы выжить, куда заводить еще детей.

Третий – представлял интерес, но это – еврейский этаж. Там жили семейные пары с детьми, которые были такие паиньки, что их можно смело исключить из списка подозреваемых. Они делали все: играли на скрипках, пели, танцевали, сочиняли стихи, и ни одного раза не были замечены в хулиганстве.

Четвертый – предпоследний этаж. Здесь жил я. А на пятом – предприниматели – отец и два сына занимали по квартире с семьями. Что они предпринимали, я не знал, но они были обеспеченными людьми и заниматься пустяками в парадной не стали бы. Мужчины вечно пропадали где-то, а их жены дожидались кормильцев дома.

Значит, след вел к моим соседям, потому что меня можно исключить из списка.

На моем лице появилась довольная улыбка. Я добился своего и добрался до сути появления на двери странного объявления. Слева от меня жила одинокая старушка Мария Петровна, ее можно тоже вычеркнуть из списка. А вот справа проживала семья Ивановых, в которой единственный ребенок по имени Мишка подходил на роль главного обвиняемого. Упитанный и бойкий мальчик учился в шестом классе и вполне мог кататься на двери. Я не раз слышал, как его отец Степан не раз грозился выпороть сына ремнем, если он не прекратит хулиганить во дворе.

С чувством почти выполненного долга, я нажал на кнопку звонка соседа. Через минуту за дверью послышались шаги, потом на несколько секунд они стихли – видимо, кто-то наблюдал за мной через глазок. Я приосанился и выжидающе посмотрел на дверь, которая сразу широко распахнулась. Передо мной стоял здоровенный оболтус с копной встрепанных рыжих волос на голове. Его серьезный, изучающий, сероглазый взгляд в упор уставился в мою переносицу, отчего она невыносимо зачесалась.

Я несколько растерялся, и не знал, как начать разговор.

Заспанный взгляд парня – язык не поворачивался назвать эту глыбу школьником – прояснился, и Мишка, подбадривая меня, тряхнул головой, мол, говори, зачем пришел.

Я, запинаясь, рассказал и спросил:

– Случайно, не знаешь, кто бы мог кататься на двери?

– Ежу понятно, – буркнул он.

Прошла томительная минута, но Мишка больше ничего не добавил.

– Скажешь? – не выдержал я.

– А то!

И снова повисла тишина. Парень смотрел в мою переносицу и явно чего-то дожидался.

– Я слушаю, – подтолкнул я его на разговор.

Мальчик понимающе усмехнулся и сказал:

– На халяву не катит! Будешь дальше ломиться, сливу схлопочешь.

– Черт! – догадался я. – Сейчас на всем делают деньги. Время такое, как же забыл?

– Сколько?

– Штуку!

Я поперхнулся слюной и хотел возмутиться.

Но Мишка опередил меня:

– Ладно, как соседу, половину давай! И разбежимся!

– За что? Я хотел только узнать, кто катался на входной двери.

– Выяснил?

– Нет!

– Хорошо, триста на кон и узнаешь.

Я задумался:

– Триста рублей – не большие деньги, но отдавать их нахалу не хотелось. С другой стороны за эту сумму можно было удовлетворить мое больное любопытство и поставить на этом деле точку. Хотя, кто поручил мне его. Собственная блажь и только! Но очень хочется, наконец, узнать, раз уж начал поиск.

Я, молча, отсчитал три сотни и протянул Мишке.

Тот, не спеша, разгладил, положил их в карман и не проронил ни слова.

– Ну! – вскипел я.

– Не нукай! – парировал Мишка. – Не запряг!

– Говори, иначе, – я окончательно вышел из себя и, угрожающе посмотрел на школьника.

К моему удивлению, мое поведение понравилось парню, и он даже развеселился:

– Ладно, не кипятись! Учишь вас, лохов, учишь, да толку чуть! Слушай сюда внимательно. На поставленный тобою за бабки вопрос отвечаю, что это был не я. И кто бы мог кататься на двери, не знаю. Надеюсь, я полностью удовлетворил твое любопытство? Сервус!

Мишка сделал шаг назад и захлопнул передо мной дверь.

Я выругался про себя и повернулся к своей двери. Видимо, любопытство останется при мне не ублаготворенным. О трехстах рублях и тратах на две кружки пива старался не думать. Жалко было еще и времени, потраченного впустую.

– Дурная голова ногам покоя не дает, – проворчал я, доставая из кармана ключи.

– Не с деньгами жить, а с добрыми людьми, – услышал я чей-то мягкий и вкрадчивый голос.

Обернувшись, увидел сухонькую бабушку, соседку. Опрятная старушка, не спеша, поправляла на голове светлый платочек и приветливо улыбалась мне.

– Здравствуйте, Мария Петровна, – улыбнулся я в ответ, доставая ключи из кармана.

– Здравствуй, Иван, – охотно ответила она. – Слышу, разговариваешь с Мишкой. Дай, думаю, поздороваюсь с любимым соседом. Вернулся, значит, из командировки? Вот женушка-то обрадуется!

– Сегодня прибыл! – весело ответил я, польщенный словом – любимый, и повернул ключ в замке.

– И сразу принялся правду искать? – услышал я за спиной. – Вот за что тебя люблю, Ваня, так за справедливость. Во всем стараешься разобраться, найти зерно истины.

Я повернулся к старушке, которая пытливо взглянула на меня и, скрывая хитренький блеск бесцветных глаз, затараторила:

– Ты заходи ко мне, не гнушайся старухой. Чайку согрею тебе с дороги, попьем с пирожком. За разговором решим твой вопрос. И нечего было переться к крохобору Мишке, а сразу ко мне пришел бы. Я бы рассказала тебе, что и почем, и не взяла бы так дорого, как нынешняя ребятня рвет ни за что из глотки последний кусок.

Елейный голос Марии Петровны лился без остановки в мои уши. Я не заметил, как снова закрыл свою дверь и, как кролик на удава, смотрел на аккуратную соседку, следуя по пятам в ее кухню.

Старушка ласково смотрела на меня, приговаривая:

– Ты садись за стол, сударик мой! В ногах нет правды, а я поставлю чайник на огонь.

Меня смутило, что Мария Петровна, не обращала внимания свисающие по углам ее потолка капли воды, которые собирались воедино и стекали ручейками по стенам на пол. Соседка не предпринимала попыток подложить тряпки по струящиеся потоки или бежать наверх, ругаться с соседями, которые явно заливали ее квартиру.

Старушка, продолжая обволакивать мое внимание вкрадчивой речью, набрала в чайник воды и подошла к стенке.

Мои глаза от удивления едва не вылезли из орбит, когда я увидел, как Мария Петровна начала лить воду за плинтус.

Затем она повернулась ко мне, извиняющее улыбнулась, что дела задержали ее, и сказала:

– Сейчас поставлю чайник. Ты возьми пока пирожок на столе, перекуси. Уж прости меня, нерасторопную. Старость не радость, и вроде торопишься, а дело не быстро идет. Сам такой будешь, поймешь, а пока поверь на слово. Я, когда была молодой, злилась всегда, если впереди старики попадались на пути. Так и дала бы в зад коленом…

И вновь голос Марии Петровны журчал и журчал без остановки. Она делала свои дела, не давая мне вставить ни слова.

Не успела соседка вскипятить чайник и присесть за стол ко мне, как настойчивая трель входного звонка остановили ее, а барабанная дробь ногой в дверь, заставила старушку засеменить на стук. Причем Мария Петровна продолжала говорить без остановки:

– Да иду я, иду, Изольда Павловна! И нечего в мою дверь биться, я ни в чем не виновна. Экая темпераментная барышня! За тобой вовек не поспеешь, столько в тебе энергии и деловитости.

Соседка открыла входную дверь, и на кухню влетела, как ураган, широкая в кости Изольда Павловна. Тряхнув в мою сторону высокой копной обесцвеченных волос на голове, женщина, не ожидавшая встретить у одинокой старушки мужчину, поспешно прикрыла рукой пышные ноги полами халата, разлетевшимся по сторонам от стремительных движений.

– Что же ты, старая, – грозный голос Изольды на миг дрогнул, видимо, она вспомнила обо мне, как свидетеле, и уже мягче продолжил. – Чаи гоняешь с молодым соседом, а меня заливаешь водой. Я ремонт недавно сделала, а теперь…

Вдруг наступила тишина. Изольда Павловна заткнулась на полуслове, заметив, что Мария Петровна тоже терпит бедствие от соседа выше.

– Я знаю, кто нам заплатит за все! – мстительно воскликнула Изольда и пулей понеслась наверх.

Старушка умненько улыбнулась:

– Ума и силы у нее хоть разбавляй, а я стала уже старая и немощная. Мне думается, что молодая женщина решит за меня вопрос протечки. Ты, Ваня, пей чаек.

Мария Петровна налила мне чай и пододвинула тарелку с пирожками:

– С брусничкой напекла утром. Бери, не стесняйся!

Она вновь охотно рассказывала почем нынче сахар, сколько взяли за ведро брусники. Я слушал соседку, жевал пирожок и запивал чаем. Она, заметив, что я отодвинул от себя порожнею чашку, встрепенулась и вкрадчиво спросила:

– Ну что, Иван, еще не потерял интерес, узнать, кто и зачем повесил на двери объявление?

– Нет! – я с неподдельным интересом посмотрел на соседку.

– Тогда давай сто пятьдесят рублей и услышишь полный ответ от меня. Мишке дал триста! А на что ему деньги? На пустяки всякие. А мне пойдут на дело, сахар куплю, еще вареница наварю, зайдет добрый человек, а я ему на стол и пирожка, и чайку, и варенья. Ну как, что скажешь?

Старушка ласково смотрела на меня, теребила сухонькой ручкой концы платочка, и я не решился отказать. Выругавшись про себя, полез в карман за кошельком. Раз уж заварил кашу с проклятым объявлением, нечего идти назад пятками на последнем этапе, решил я и протянул деньги Марии Петровне.

– Вот и ладненько! – разгладила денежки старушка. – Слушай сюда. Как ты отбыл в командировку, так на следующий день прибыл от жилищной конторы маляр, покрасил дверь и повесил объявление.

– Так, что не сняли бумагу, когда краска стала? – разочарованно спросил я.

– Кому это нужно? Главное, что предупредили своих жильцов, когда покрасили, а со стороны улицы чужих предостеречь или снять объявление позже не интересовало никого. Так и висит по сей день бумажка. Да и не снять ее уже, присохла, потому что мастер на свежую краску приклеил.

– Ну и времена пошли! – сказал я. – Двадцать первый век на дворе, а порядка нет.

В это время пришла Изольда Павловна и торжественно сообщила, что богатый сосед согласен оплатить расходы по ремонту обеих квартир, которые пострадали по его вине.

– Зря нынешнее время ругаешь, – сказала мне Мария Петровна, когда я после ухода Изольды прощался с предприимчивой старушкой. – Сейчас ленивый не поднимает деньги с земли. Я решила взять наличными за протечку, а буду делать ремонт или обожду, мое дело.

Она, выпроводив меня за дверь, мягко хрустнула купюрами в кармане и улыбнулась:

– Кто бесплатно ищет правду, а кто за правду получает деньги. Каждому по способности.