- Были мы как-то с Василем в гостях у родственницы Лизы, на Украине,-

после очередного сытного ужина с внеочередным стаканом ликера

«Амаретто», который дед Федор обожал, как кот Мурзик валерьянку,

его прорвало на очередную байку.- Поехали мы с кумом туда в отпуск,

вместо Железноводска – в энтот санаторий нам путевки выписал

профком. Но ведь санаторий – это же распорядок, физзарядка, режим,

сухой закон опять же. А Украина, братцы,- дед мечтательно закатил

глаза,- это леса, балки, река Донец и тут же тебе лесные озера, в

которых карася кишит – как на нашем Тузике блох. И вдобавок тебе

полная свобода и эта…как ее… ага, анархия – Лизка пообещала моей

Анне, которая ей сестрой доводится, что ежли мы с кумом Василем по

пьяни в каком-нибудь озере пузыри при ней пускать начнем, она,

конечно, кинется в воду. Но только лишь для того, чтобы нас притопить

до конца.

- А тетка Анна что же?- влез с вопросом донельзя любопытный дедов

внук Славка.

- Тебя посулила прибавить к нам в довесок, ежли старших и дальше

перебивать будешь!- вызверился на него дед Федор, выбитый из колеи

Славкиным вопросом.- Налей-ка лучше деду еще стаканчик «Амаретто»

- для лучшей смазки извилин в мозгах.

- Дед, ты и так уже два пригубил,- попыталась урезонить его Марина –

жена Славки.

- Маслом кашу не испортишь,- дед со смаком выцедил полстакана

поднесенного внуком ликера.- Да, так вот, я, значит, ору куму Ваське во

всю глотку:

- Заводи трактор, счас мы так их дернем – костей не соберут опосля…

- Ты че, дед, перегрелся?- заботливо поинтересовался Славка.- Какие

кости, нафик? Ты только что про Украину нам заливал…

- Тьфу ты, выскочило напрочь из башки! Говорил же – не перебивай.

Лады, слухайте про Украину. Прибыли мы, значит, с Василем, в этот

самый Красный Лиман, поселок такой на берегу Донца-речки. Все чин

по чину, Лиза встретила, как самых дорогих гостей…

- А это как, дед?- вновь нечистый дернул Славку за язык.

- Убью, отродье сивой кобылы!- взвился было дед, но тут же остыл.- Хотя

нет, живи. Но еще один вопрос по ходу моей байки – и с тебя литра вот

этого…- он любовно поднял стакан с остатками ликера на уровень глаз,

посмотрел сквозь него на лампочку под потолком, потом, не

удержавшись, махом выцедил до дна и закончил,- вот этого нектара.

Все свидетели?

Все за столом согласно и молча кивнули.

- А теперь объясняю по сути. Встретила как дорогих гостей – значит, не

спрашивая, метнула на стол сперва кое-что для сугреву души, а опосля

уже стала собирать закуску. Чисто по-русски – что тут неясного? После

она ушла к соседке – помочь ощипать забитых на продажу гусей, а мы

втроем…

Славка вновь дернулся было на стуле, но, вспомнив о литре ликера, тут

же сник. Однако дед Федор просек краем глаза его душевный порыв.

- Достал ты меня уже, внучек… с-собственной бабушки!!! Втроем, это

значит Васька, я и мой свояк Мишка – муж Лизаветы, понятно? А чтобы

еще понятнее стало – дальше моя байка пойдет от третьего лица.

…Душевно, в общем, пообщались – Мишка еще пару раз за добавкой в

чулан бегал, свой в доску родич оказался. Пообещал наутро снарядить

кумовьев на рыбалку по полной программе, со всеми необходимыми

причиндалами.

- Я завтра с вами пойти не могу – на работу надо в тракторную бригаду.

Но дорогу счас обрисую как по нотам.

Да и обрисовывать-то нечего: рано утречком садитесь на первый

паром, переправляетесь на тот берег и топаете через лес напрямик

самой широкой тропой. На перепутье свернете налево и метров через

пятьсот – вот оно, озеро Бобровое. Забрасываете удочки –

килограммовый карась к каждому крючку в очередь становиться будет.

Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда дуйте на сеновал потихонечку вон

по той лестнице, пока моя Лизавета вас туда без нее не загнала. Гостей

она любит, но пьяных гостей расценивает уже как оккупантов и

разгоняет их по углам, как тараканов. Да, напоследок совет: будете

завтра идти лесом – не машите почем зря удилищами. Шершни,

которые там живут, страсть как не уважают две вещи: сивушный

перегар и посягательство на свое жилье. А сейчас спать!

И Мишка просочился на супружескую половину хаты.

Вопросы у деда Федора, конечно, имелись. И первый из них был – что

энто за нация такая - шершни и какого лешего их занесло на

проживание в лес. Видимо, тот же вопрос нарисовался и в кумовой

башке. Но не задали деды его по двум причинам: во-первых, языки их

уже намного отставали от умных мыслей. А во-вторых некому было

задавать вопросы: свояк уже ушел, а Лизавета…Вспомнив об оккупантах

и тараканах, кумовья, кое-как подсаживая друг друга, вскарабкались по

двухметровой лестнице на сеновал. И, повалившись на душистое,

пахнущее всеми ароматами на свете сено, тут же провалились в

глубокий, без сновидений, сон.

… Очнулся дед Федор оттого, что его кто-то за ногу пытался стянуть с

сеновала. Продрал глаза и в неясном предутреннем свете увидал у себя

в ногах какое-то чудище: половину человека, у которого напрочь

отсутствовали нижние конечности и, простите за нескромность, зад

тоже. И вот это урод тянул деда к себе, разевая при этом свою пасть.

Видать, в предвкушении дармового завтрака.

Тут же на ум полезли всякие воспоминания о вурдалаках и прочей

нечисти. Дед уже поднял было дрожащую руку для крестного

знамения…И тут послышался громкий шепот:

- Не боись, Федь, это я, Мишка! Подымай кума, на рыбалку вам пора. Я

там, на калитке, оставил все снасти и еще кое-чего – перекусите в

дороге и на озере. Лизу не будите – она до часу ночи с соседскими

гусями промаялась. Все, мне пора на работу.

Свояк соскочил с лестницы, на которую влез до половины, и исчез в

предрассветном мареве. Вскоре стукнула калитка, взбрехнул соседский

пес за забором и вновь все стихло на селе.

- Ф-фу ты, и причудится же гадство такое!- хихикнул было про себя

дед Федор. И тут же шарахнулся в сторону так, что чуть не грохнулся с

сеновала – прямо в ухо ему кто-то оглушительно чихнул, словно из

двустволки дуплетом засандалили. И тут же ему на шею опустилась

ледяная ладонь.

- Федь, ты не скажешь, на какой планете мы счас находимся?- раздался

рядом знакомый до чертиков голос.

- Васька, зар-раза! Ты что, доконать меня решил энтим утренним

моционом? Мне ж уже давно не тридцать годков-то,- жалобно проблеял

дед Федор, хватаясь за сердце, которое застряло где-то между пяткой

и левой почкой. – Пошли на рыбалку, а, Вась?

…К парому они пришли, когда уже рассвело. У обоих на плече по две

бамбуковые удочки, каждая метров семь в длину, и одна большая

холщовая сумка на двоих: с харчами, прикормкой, наживкой и

сплетенными из нейлоновой нитки садками для пойманной рыбы. Завидя

их, дед- паромщик присвистнул в изумлении:

- Сами вижу не местные, а удочки определенно Мишкины. Он один из

местных рыбаков ставит гусиные поплавки наоборот – толстым концом в

воду. Кем ему приходитесь?

- Родичи с Кубани,- коротко и хмуро ответствовал дед Федор – ему было

не по себе после вчерашнего застолья. С утра чего-то явно не хватало

в организме.

- Давайте на борт, родичи,- пригласил кумовьев дед.- Ну что, пока

народ подойдет, можно и познакомиться?

- Федь, погляди чего я в сумке нашел,- дед Василь торжествующе

помахивал в воздухе извлеченной на свет литровой бутылкой водки.

Магазинной водки. И тут же до деда Федор дошло, чего не хватало его

организму…

- Ну что ж, есть повод для знакомства…

Паромщика звали Матвеем. Выпив, он тут же стал жаловаться на

местный санэпиднадзор.

- Вчера вечером какой-то гад спьяну в верховьях баржу с мазутом

утопил. И до сегодняшнего утра никто из этих борцов за экологию и

глазом не повел в сторону речки. А пятнышки плывут и плывут, уже и до

нас добрались. Вона, вишь - по речке сплавляются?

Кумовья пригляделись – точно, на поверхности реки там и сям

виднелись большие черно-бурые пятна.

- Если и дальше не примут меры – попрет мазут сплошняком,-

глубокомысленно изрек Матвей.- И тогда уж точно не поздоровится

всем: и живности в речке, и бабам, которые полощут белье с мостков, и

нам, рыбакам. Да и местному надзору тоже – в верхах строго стало по

этой части. Ладно, поехали на тот берег, народ уже подтянулся,- и он

нажал кнопку стартера на панели мотопарома…

От выпитой с паромщиком рюмашки стало намного легче на душе. А

когда кумовья, переправившись, присели подзавтракать в тени

деревьев леса, в мягкую зеленую траву, дела пошли совсем хорошо:

еще по паре стопок, да под жареную курицу, свежие огурчики и

помидорчики – вообще потянуло на песни. Так и пошли по лесной

дороге: дед Федор весело помахивая на треть опорожненной сумкой, а

дед Василь в такт песне про Галю дирижируя бамбуковыми удилищами.

Но его дирижерский пыл охладил дед Федор.

- Забыл, что свояк наказывал – не махать удилищами без толку?

- Да откуда здесь этим шершням взяться! Они и живут-то наверняка где-

нибудь в глухой чащобе, подальше от людских глаз – как у нас бомжи,

наверное,- разглагольствовал в ответ кум. Совета он, однако

послушался – вновь взгромоздил удочки на плечо. Однако

дирижировать ими не перестал, и кончики удилищ за его спиной

выделывали немыслимые па где-то на высоте около пяти метров над

уровнем земли. Они ушли уже довольно далеко от реки, проорав в

избытке чувств почти весь репертуар Кубанского казачьего хора, когда

деда Василя угораздило-таки въехать концами своих удилищ в дупло

громадной сосны, находящееся именно на высоте

его дирижерского таланта – метрах в пяти от корней. Деды, конечно,

не заметили этой оплошки и пошагали себе дальше. Но ситуация с

этого момента сделала крутой поворот. И вовсе не в лучшую сторону.

Вначале в дупле было тихо. Затем послышалось громкое жужжание,

усиливающееся с каждым мгновением.

И наконец из отверстия дупла вылетело насекомое – точь в точь копия

осы. Но каких размеров! Ярко-желтое туловище с поперечными черными

полосами было в длину не менее четырех сантиметров, а острое

изогнуто-лакированное жало было похоже на зуб гадюки. Это и был

шершень. Или лесная оса, а также оса-убийца – как кому больше

нравится. Видимо, дед Василь своими удилищами задел больные струны

души. Не только этой особи, потому что вслед за ней из дупла

выметнулся целый рой озверевших вконец чудовищ – кто посмел

нарушить покой полосатых разбойников? И кому до такой вот степени

наскучила своя собственная жизнь?

- Стоп, Васька, прекрати, наконец, вопить во всю глотку,- тормознул

кума дед Федор.- Не понял, что ли, что уже с полчаса как ты – солист. А

с твоим слухом энто понятие несовместимо ни в какой степени. Не

слышишь – жужжит что-то?

- Это у тебя после вчерашнего в башке жужжит,- отлил ему такой же

монетой дед Василь. Но, прислушавшись, согласился,- действительно,

жужжит. А может, вертолет какой?

Он поднял вверх голову и тут же с перепугу сел прямо на тропу.

- Это не вертолет, Федя! Это кое-что покруче.

А шершни уже пролетели над их головами вперед метров на

пятнадцать, на несколько секунд зависли в воздухе гудящим уже

облачком, перестраиваясь в боевой порядок, и ринулись назад, войдя в

пологое пике…

Первый удар принял на себя дед Федор – прямиком в лоб. В голове

тотчас же будто тротиловый эквивалент рванул, из глаз брызнул сноп

искр, а на лбу мгновенно вздулась шишка величиной с грецкий орех. За

первым шершнем спикировал второй – в щеку, под глаз, без промаха.

Третьего удара дед Федор ждать не стал. Развернувшись на сто

восемьдесят градусов, он рванул по лесной тропе в обратную сторону,

вопя при этом не своим голосом:

- Васька, ты где? Давай за мной, не отставай! К реке, к реке наяривай,

энти гады воды боятся!

- Уй, ай, ой-ой-ой!- послышались болезненные вскрики кума. Однако не

сзади, как ожидал дед Федор, а метров на сотню впереди. Одно из двух

– решил дед Федор на ходу: либо Васька оказался намного догадливее

его и успел сдернуть прежде, чем началась атака этих летучих гадов,

либо Васькина скорость отступления намного превышала скорость

Деда Федора. Как бы там ни было, до реки они добежали почти

одновременно, сопровождаемые разъяренными шершнями.

А на реке уже вовсю хозяйничала служба санэпиднадзора – видать, Бог

услышал-таки молитвы паромщика Матвея. Чуть ниже переправы от

берега до берега была туго натянута стальная мелкоячеистая сеть,

которая не пропускала вниз по течению скапливающийся в ней мазут.

Который, кстати, шел уже по поверхности воды сплошняком. А

отсасывал его плавучий земснаряд – прямиком в нефтеналивную

баржу, которая плавала здесь же, рядом…

Увидя жирную лоснящуюся пленку вместо воды, дед Василь у кромки

тормознул на полной скорости так, что кум его понял – столкновение

неизбежно. А шершни сзади настигали их обоих и долбили, долбили

своими отравленными жалами так, что казалось – их и вовсе не было,

этих рубашек.

- Сигай в воду, кум!- взвыл дед Федор, набегая,- всякая нефть для этих

сволочей – верная погибель!

Он и не думал тормозить, поэтому просто сшиб на полной скорости

кума, словно кеглю, и вместе они кувыркнулись в болото, образованное

мазутом, словно в спасительную купель. Добрая треть преследователей,

опьяненная беспомощностью жертв, в запарке полетела вслед за ними

и тут же приняла мученическую смерть – нефтепродукты

действительно были для них ядом. Остальные шершни зависли гудящим

облачком, не долетев до берега, затем, разочарованно пожужжав,

убрались восвояси в лес.

Однако бед они натворили немало. В этом кумовья убедились, когда

вынырнули одновременно под бортом притулившегося у берега парома.

Мало того, что они сейчас смахивали на истинных представителей

негритянской расы – мазут сделал свое черное дело – оба представляли

собой самых уродливых ее представителей: слипшиеся, торчащие во все

стороны остатки некогда роскошной шевелюры и опухшие до

неузнаваемости физиономии. Такое могло разве что присниться в

кошмарном сне, Стивен Спилберг здесь отдыхал!

Внезапно над головами кумовьев раздалось хихиканье, перешедшее

затем в гомерический хохот. Оба разом задрали головы, зашипев при

этом от болей в исклеванных жалами шеях – паромщик Матвей катался

по палубе, надрывая животик от смеха. Отсмеявшись, он задал один

лишь вопрос, ткнув перстом в сторону леса:

- Шершни, небось?

Оба деда понуро кивнули – говорить сквозь опухшие губы было

невмоготу.

- Было и со мной такое,- фыркнул Матвей,- всего один раз, но запомнил

я его на всю оставшуюся жизнь. Без мазута, конечно, обошлось. Хотя…

Вы вот что, мужики, вы не переживайте особо – через день от укусов и

следа не останется,- хлопнул он вдруг себя по лбу, словно что-то

вспомнив.

Кумовья недоверчиво уставились на него.

- Точно говорю. Мне тогда местная знахарка посоветовала нефтью

смазать болячки от укусов. И через сутки их как корова языком слизала.

А мазут – он и есть так же нефть, только вид сбоку. А отмывается эта

хренотень очень легко – чистым соляром. Которого у вашего Мишки в

заначке сарая – навалом, он же тракторист.

- Давай, вези нас на тот берег,- деды мухой взлетели на борт парома по

трапу.

- Перевезу, конечно, тем более на воде уже нет мазута. Эх, мужики, и

чего бы вам на полчасика позже не потревожить этих полосатых

бегемотов – отпали бы проблемы расовой дискриминации. Шучу, шучу,

конечно,- увидев страшные глаза-щелочки кумовьев, Матвей пошел на

попятный.- Дельный совет напоследок:

не появляйтесь в селе при свете, дождитесь ночи, чтоб вас никто не

видел в таком вот виде. Ребятню и так

на ночь пугают страшилками про черного человека – чтоб скорее

уснули. А здесь, представьте – сразу два и без охраны. Многих пацанов

да девок оставите заиками – таскайся с ними потом по логопедам…

Ко двору свояка Федор и Василь пробирались задами, при свете полной

луны. В доме было темно, но окошко на семейную половину было

распахнуто – местная вентиляция. Дед Федор осторожно постучал

согнутым пальцем в стекло, прислушался, затем шопотом позвал:

- Миш, а Миш, выдь на улицу, мы к тебе…

И тут на фоне распахнутого окна высветилась заспанная физиономия

Лизаветы. Эффект встречи превзошел самые смелые предположения

несчастных рыбаков – вначале ее глаза расширились при виде двух

эфиопов, залитых зловещим мертвенным светом луны, до размеров

чайных блюдцев. Затем Лиза слабо ойкнула и завалилась назад вглубь

хаты, где тут же послышался грохот опрокидываемой мебели. И только

после этого она взвыла так, что соседский пес, подавившись очередным

брехом, ломанулся в свою конуру, чуть не вынеся при этом ее заднюю

стенку.

А на пороге хаты нарисовался свояк Мишка с двустволкой наперевес, в

одной рубахе- больше ничего со сна не успел натянуть на себя.

- А ну, стоять, твою мать!

- Уходи со двора, Мишка!- заголосила из хаты Лиза.- Это черный

человек… два человека, они пришли по твою душу – сама слыхала в

окошко!

- А по мне хоть один, хоть два,- срывающимся голосом пытался

прибавить себе смелости Мишка,- как раз два заряда в стволах!

Серебряных пуль, конечно, нет, но кабанячьи жаканы, я думаю, в самый

раз придутся!

- Ну все, Федя, наловили карасей!- еле выговорил Василь, пытаясь

устоять на подгибающихся ногах. В войну выжили, чтоб здесь вот свояк

пришиб ненароком. Но дед Федор в свое время служил в разведке, а это

значило оч-чень много!

- Ты што, Мишка, совсем охренател – на своих с ружжом кидаться!-

напустился он на свояка, боясь, однако, приблизиться.- Энто ж я –

Федор.

- Федор ко мне, остальные на месте!- узнав голос деда, приказал

Мишка.- Вот это цирк!- изумился он, еле угадав его физиономию.-

Неужели все же шершни?

- Они самые,- признался дед Федор.- Ты б сходил утречком в лес –

снасти там, сумку забрать. Не с руки нам, наверное, завтра будет. А счас

бы помыться…

Следы укусов шершней, как и обещал Матвей, бесследно исчезли уже

на вторые сутки – помог-таки мазут. А вот соляром наносило от кумовьев

еще с месяц – никакая баня не помогла…

- А на Бобровое озеро за карасем мы с Василем и Мишкой все же

сходили,- закончил дед Федор свое повествование. – Но энто уже

совсем другая байка – под другую бутылку «Амаретто»!