Мише Бакурскому нравилась Лиля Сахарова. Давно нравилась. С тех самых пор как она новенькой пришла в их класс, слегка робея, представилась ребятам и заняла своё место за второй партой справа. Мишка тогда ещё сразу позавидовал её соседу, толстому Ваньке Соколу, который и внимания не обратил на эту перемену. У Лили были густые чёрные волосы, длинные ресницы и тонкая стройная фигура. Кажется, ей шло всё. Любая одежда, покрой, фасон и цвет. Все наряды смотрелись на Лиле как-то особенно, по-праздничному. Она была красива даже в спортивном костюме, когда, запыхавшись и учащённо дыша, мотала кросс с другими девчонками.

Миша долго скрывал от всех своё чувство, но это было слишком трудно. Оно просто прорывалось наружу, и он ничего не мог с этим поделать. Миша и сам не заметил, как начал оказывать Лиле знаки внимания, ему хотелось хоть в чём-то быть ей полезным. Он открывал перед ней двери, подавал руку, когда она сходила с лестницы, делился ручками и карандашами. Конечно, Лиля не могла этого не заметить. Да и не только Лиля. Весь класс догадался о Мишкином чувстве, но подтрунивать над ним никто не собирался. В десятом уже не дергают девчонок за косички. Ну, а сам объект Мишкиных воздыханий иногда то многозначительно улыбался, то будто случайно встречался с ним глазами, и тут же отворачивался. Мишка понимал, что стоит ему ещё немного подождать, приложить больше усилий, где-то действовать решительнее, и он добьётся взаимности.

Русский язык и литературу у них в классе читала Кимушка. Кимушка потому, что фамилия у неё Ким. Хитрый, бегающий взгляд, вкрадчивый голос, от которого если не выполнил задание, просто мурашки по коже. Кимушке, неизвестно по какой причине, Лиля напротив не внушала симпатии. Это было заметно по незаслуженным оценкам, частым замечаниям, тону голоса. Лиля очень любила литературу, она с удовольствием писала сочинения, без труда заучивала стихи, хорошо разбиралась в биографиях писателей, но при этом не вылазила из троек.

- Сахарова, три – злорадно изрекала учительница, объявляя оценки за урок. Похоже, она даже находила удовольствие в том, чтобы лишний раз подчеркнуть перед ученицей своё превосходство. С каждым днём у Лили всё больше опускались руки, она теряла интерес к предмету, иногда украдкой смахивала слёзы, листая тетрадку с сочинениями. Лиля уже не ждала, а просто терпела уроки Кимушки. А Миша, ничего этого не замечал, он думал только о своём чувстве, о Лиле, да ещё о том, как бы решиться пригласить её вечером на свидание.

Шёл урок литературы. Серьёзная, сосредоточенная Лиля старалась ничем не рассердить учителя, чтобы снова не заработать плохую отметку. Глядя только на Кимушку, она неаккуратно повела локтем и обронила на пол пенал со всем его содержимым. Раздался грохот. Перепуганная Лиля хотела немедля собрать рассыпавшиеся принадлежности, и снова сесть за парту, но Кимушка жестом заставила её остаться на месте.

- Аккуратнее, Сахарова, не будь такой рассеянной, - заметила она, загадочно улыбаясь, - твои вещи соберёт Бакурский.

Мишка проворно вскочил с места и в одно мгновение, исполнил то, что ему велели. Его обрадовала возможность снова быть хоть в чём-то полезным девушке. Подавая Лиле пенал он весело улыбнулся, но Лиля даже бровью не повела в ответ. Казалось, она не только испугана, но и немного смущена. После уроков Миша предложил Лиле её проводить.

- Извини, - Лиля почему-то не хотела смотреть ему в глаза, - как-нибудь в другой раз. Мише было непонятно отчего у неё такое плохое настроение, но одно он знал твёрдо: навязываться не стоит, будет только хуже.

Через несколько дней Кимушка снова вспомнила о Бакурском. В этот раз проходили

пьесу Островского «Гроза». И если раньше Кимушка редко вызывала Мишку, не выделяя

его среди других учеников, то теперь она напротив, как-то даже ласково сообщила:

2

- Сегодня читаем по ролям. Бакурский будет Борисом, а Сахарова – Катериной.

И вот им с Лилей пришлось пусть хоть и импровизированно, но признаваться друг другу в любви.

- Кабы ты не пришёл, - читала Лиля, - так я, кажется, сама бы к тебе пришла.

С бьющимся сердцем Мишка отвечал:

- Я и не знал, что ты меня любишь.

- Давно люблю. Словно на грех ты к нам приехал. Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, кабы ты поманил меня, я бы и пошла за тобой; иди ты хоть на край света, я бы всё шла за тобой и не оглянулась бы.

Мишке было так хорошо, как будто эти слова они произносили друг другу по-настоящему. Он не знал, что чувствует Лиля, но сам испытывал приятное волнение, да и в классе почти никто не хихикал. Волнение ещё долго не покидало его, даже не смотря на то, что оба они получили по тройке. Мишка хотел поговорить с Лилей, может даже и объясниться, но после уроков девочка слишком поспешно ушла, ни с кем не попрощавшись. И разочарованному Мишке тоже ничего не оставалось, как побрести домой.

С этого дня стало намного хуже. Ни один урок Кимушки не обходился без того, чтобы она не просила Мишку то подать Лиле линейку, то поделиться листиком, то помочь в выполнении задания. И если раньше Мишка делал всё это с удовольствием, без всякого принуждения, то теперь чувствовал себя не в своей тарелке, тем более, что Лиля совсем перестала смотреть в его сторону, а ребята в классе начали откровенно обращать на них внимание. Кимушка замечала всё. Она только хитро улыбалась и без всяких эмоций всё продолжала толкать их друг к другу. Финальным аккордом стал урок по пьесе «Бесприданница». Они всё ещё топтались на Островском. Снова читали по ролям. Карандышевым был Бакурский, Ларисой, конечно же, Лиля. Проходили завершающую сцену. Голос Лили заметно дрожал, но в этом месте как раз и нужно было со слезами:

- Уж если быть вещью, так одно утешение – быть дорогой, очень дорогой…, - она осеклась и невольно взглянула на Кимушку. Но та всё так же загадочно, непроницаемо улыбаясь, отметила:

- Лиля, у тебя неплохо выходит, продолжай.

Лиля продолжала, но на её щеках выступили багровые пятна. Слова следовали за словами. Мишка тоже тарабанил их без энтузиазма. Когда Лиля произнесла «только я-то себя не прощаю, что вздумала связать судьбу свою с таким ничтожеством, как вы», по классу пронёсся смех. Продолжать после этого было слишком тяжело. Но Кимушка не мигая, следила за ними глазами и Мишка, краснея, изрёк:

- Ну, я вас умоляю, осчастливьте меня!

- Поздно. Уж теперь у меня перед глазами заблестело золото, засверкали бриллианты, - вполголоса отвечала Лиля.

- Я готов на всякую жертву, готов терпеть всякое унижение для вас.

Здесь Лариса должна была говорить с отвращением, и то ли правда, то ли Мишке показалось, но и в голосе Лили его было столько, хоть отбавляй:

- Подите, вы слишком мелки, слишком ничтожны для меня.

- Скажите же: чем мне заслужить любовь вашу? Я вас люблю, люблю; - Мишка больше так не мог, он не знал, куда деваться от стыда.

Лиля холодно продолжала:

- Лжёте…. На меня смотрели и смотрят как на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть ко мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала тёплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла…. Чьей ни быть, но не вашей!

Класс с явным удовольствием следил за этим диалогом, но когда Мишка с натугой

произнёс: «Так не доставайся ж ты никому!», а толстый Ванька, читающий слова автора,

3

хладнокровно добавил: – «Стреляет в неё из пистолета», - все так и грохнули. Никто не мог удержаться от смеха. И к Мишкиному удивлению Кимушка, похоже, не спешила наводить дисциплину. Наконец, она стукнула указкой по столу, призывая к порядку, но глаза её, хитрые, ледяные глаза улыбались:

- Ну, что ж, Бакурский снова три, а Сахарова четыре… Хочу заметить, что ей очень хорошо удался этот отрывок. Просто вошла в роль… А теперь задание на дом…

Мишка еле-еле дождался звонка. Он был как вареный рак. Такой же красный и безмолвный. Ни с кем говорить не хотелось. Однако он понимал, что должен как-то сгладить, утешить Лилю, но не нашёл ничего лучшего, как снова подойти к ней после уроков. Лиля торопливо укладывала тетради в ранец. Её губы были плотно сжаты.

- Лиля, может, поговорим, – Мишка несмело тронул её за руку, - что ты скажешь?

Лиля молчала. В классе уже никого не было.

- Ты что, расстроилась из-за этого смеха?… Не обращай внимания, они…, - Мишка не успел договорить.

- Я тебя ненавижу, Бакурский, понял… - она решительно двинулась к двери, не давая ему даже опомниться, - ты мне стал противен, и больше никогда не подходи.

Мишку словно обожгло огнём. Его ноги сами собой подкосились, и он плашмя опустился на парту, опрокинув на пол, кем-то забытую книгу с пьесами Островского. От Лилиных слов он ничего не понимал и не мог говорить. За его спиной хлопнула дверь.