Modern Russian poetry and prose. Nesteroff Andry.

Как Иван-царевич жениться ходил

 

Случилась эта история в стародавние времена в тридевятом царстве, хотя может быть и не там, но где-то рядом. Было у царя три сына: двое уже женились, получили по уделу, хоть и не известно чем там занимались, но, по крайней мере, не бедствовали. А третий сын-удалец - только голубей по крышам гонял, да из лука стрелами калеными все окна в теремах перебил.

Вызвал царь своего меньшенького и приказал сей же час отправляться в иноземное королевство, это за околицей сразу налево, и жениться на тамошней королевишне. Как ее звали точно не известно, но говорят краса-девица: кожа белая, щеки румяные, коса тугая, в руку толщиной. Замуж ей ужо невтерпеж, но чтоб жених обязательно был из приличного царства-королевства.

Почесал голову Иван-царевич, тряхнул кудрями русыми, да делать нечего, жениться придется идти, а то неровен час вычеркнет папаша из завещания и придется приживалом у старших братьев век коротать.

Парень он здоровый был, силы не занимать, на кулаках драться его сам воевода учил, а от злых напастей заговоры знал, которые ему с детства нянька-ведунья нашептывала.

Подпоясался Иван-царевич, меч взял, лук со стрелами, котомку с харчем да и пошел огородами в иноземное королевство. Дорог туда много было, а вот коротких ни одной и побрел Иван-царевич строго по солнечным часам, на запад должно быть. Но уж вечер был, потому удалец и заплутал немного.

Немудрено то в лесу, где днем-то жутко, а уж ночью просто спаси и сохрани.

Идет царевич по тропе - только звезды светят, да и то еле-еле. В темноте то ли зверь неведомый то ли птица полуночная покрикивает, но Иван-царевича таким не проймешь, он сам то парень не промах, в шляпку гвоздя плевком попадает.

Шел-шел молодец пока лбом в дерево не въехал. Дуб - тупик значит, ходу дальше нет, поворачивай оглобли. Осерчал Иван плюнул три раза и ногой топнул, и лешего собакой смердячей обозвал.

Тут кто-то заверещал за спиной у Ивана тоненько. Обернулся царевич, глядь стоит старичок весь до бровей мохом зарос и мерцает как сотня светляков. Пошто говорит, царевич, в лесу моем ведешь себя непотребно и хулишь хозяина по чем зря.

Но Иван не растерялся, нечего мол над душой славянской потешаться, выводи лесной дух на дорогу, иначе наложу двуперстное знамение, а то и в лоб закатаю, будешь всю жизнь свою дремучую маяться.

Леший подумал, видит что от такого охламона при оружии всего можно ожидать, чай лес еще подожжет али другой фокус выкинет, живи потом на пепелище, пни сторожи. Ладно, говорит лешак, выведу тебя на самую короткую тропку, но ты уж больше не плюйся и всякими обидными словами не выражайся, не дома.

А царевичу только того и надобно, заключили мировую. Иван на тропу, а леший в чащу. Сделал молодец десять шагов, гляди и лес кончился, луна из-за туч вышла и перед ним чисто-поле, а на нем стога словно домики раскиданы. Вот тут и заночую решил царевич.

Забрался он в стог и решил часок-другой всхрапнуть по-богатырски. Только глаза прикрыл кто в стогу ворочается сипит и кашляет, ткнул Иван в сено локтем, что еще тут за нечисть охает. Полевик оказался, мелкий такой, простыл значит и в стог забился. Вали-ка отсюда чудило в другой стог, а то бока отломлю рассердился царевич. Полевик засопел жалобно и побрел в другой стог, весьма недовольный однако.

Время быстро пролетело, солнце встало разогнало тьму, потянулся Иван, полез в котомку за харчем, пошарил рукой нету, полевик знать спер, туды ему гвоздей в печенку.

Делать нечего пошел Иван по полю, а впереди река, река не широка, но глубока, и вода холодна, что лед, а переходить то надо. Покрутил головой царевич ни моста, ни лодки и в брюхе урчит.

Видит молодец на мелководье рыба играет, чешуей на солнце блестит, жирная, наваристая. Не боится никого, мух ловит.

Подумал Иван-царевич, рыбы поймать - на костре хоть изжарить, и то дело. Взял молодец камень, так в кулак размером, а кулачище то будь здоров. Прищурил глаз да и шмякнет в воду снаряд каменный. Был сазан речной - стал жареный, а камень за ненадобностью в камыши забросил. Хорошо огниво с собой было да и сухого камыша вдоволь, откушал Иван рыбки, хорошо бы тут медовухи, хотя и от кваска бы не отказался.

Тут кто-то заплескался в воде, видит царевич, смотрит на него нечисть зеленая в тине вся и водорослях, и кулаком грозит. Водяной видать вылез, ругается. Что это ты царевич рыбу без спроса бьешь, да в русалок камнями швыряешься, разбой один учиняешь.

А Иван важно ему отвечает: никакого такого разбоя, не с голоду же помирать, а русалок с роду не бил, если только случайно такая оказия приключилась. А надо мне, ваше речное начальство, на ту сторону, по делу государственному надобно. Перевези на тот берег, ног не замочив и разойдемся по-хорошему.

Почесал водяной макушку зеленую, нырнул, ничего не сказав. Но вскоре вернулся с плотом из бревен что по воде плыли, а запряг в него пару здоровенных сомов, размером с царевича каждый.

Раз по делу важно, плыви, сказал водяной, лучше один царевич, чем войско ратное на берегу будет воду мутить, избавиться от него побыстрее и в омут нырнуть.

Перебрался царевич на другой берег и пошел себе в иноземное королевство, до него уже недалече осталось.

А дорога по косогору пошла, то вверх, то вниз, так и петляет, словно волны в непогожий день. Подумал царевич и будто накаркал, заволокло небо тучами и ветер откуда не возьмись налетел, да дует так что с ног валит. Не может оно такого быть, что тут без злых чар не обошлось. Не иначе опять какой то злыдень накрутил.

Вытащил молодец стрелу каленую шепнул заговор короткий, да и пустил ее из лука по ветру. Такая стрела сама найдет злыдня, что эту бучу учудил. И точно вскоре и ветер затих и солнце из-за туч выкатилось.

Идет царевич дальше и видит на пригорке сидит кто-то и ругается неприлюдно словами окаянными. Подошел Иван - сидит на разбитой ступе баба, да не просто баба, а целая Яга.

Увидала царевича, да как станет его костерить на разные лады, поносить как последнего бродягу. Осерчал царевич, я тебе сейчас карга старая голову с языком поганым в миг срублю. Будешь знать, как царского сына позорить постылым словом. А она не унимается, но Иван ей нечего бурю поднимать, да людей зря губить, показывай ведьма дорогу в иноземное королевство, а то как есть зашибу и ступу ногой пнул, что та покатилась под горку.

Присмирела Баба-Яга, хотя злобу и затаила, на вот тебе клубочек он тебя прямо к терему заморской царевны и выведет. Ладно, живи колдунья, подобрел царевич, бросил клубок на землю и пошел следом.

Идет царевич, а клубок катится, долго ли коротко ли, но прикатился клубок к камню, а на камне том надпись - впереди смерть лютая и подпись Змей Горыныч. Коротко да ясно. Остановился Иван вытащил меч булатный, приготовился трехголовому гаду казнь устроить, стоял, стоял, да никто так и не появился, толи Горыныч сам загнулся, то ли в жаркие страны улетел, постоял царевич и пошел дальше к терему, где принцесса жить изволила.

Идет молодец, что за чудо - терема то и нет одни головешки да кирпичи битые, сидит на руинах некий зверь непонятный и слезы льет, Это что еще за чудило подумал царевич, а чудило домовым оказался, шкура молью побитая, лапы с заплесневелыми когтями и нос облезлый. Что хнычешь нечисть плешивая, кто сей разбой учинил.

Рассказал домовой, что приходил набегом басурман лицом черный, на кривых ногах, да сам кособрюх - Олигар-хан с ордой великой, сын Оглоед-хана, все пожег, покрушил, принцессу-королевишну в полон уволок, заодно и Горыныча что в спячке дрых. А мне вона теперь и жить негде, в другой терем не податься там своих дармоедов хватает.

А что же король, папаша ейный, рать не снарядил, а домовой отвечает, а короля денег на рать нету, вот вояки и разбежались, одна надега на Горыныча была, да и того только брагой и спаивали чтоб, собака, не убег.

Ладно, сказал царевич, не хнычь, вон к Бабе Яге подайся у нее изба пустует, да ну ее к лешему, уж больно старая кочергой дерется, махнул лапой домовой. А тебе, молодец, идти недалече, вон там за горой Олигар-хан табором стоит, даже искать не надо.

Пошел царевич через гору в самое басурманское логово, где злодей принцессу стало быть и держит.

Солдатским шагом одолел Иван путь недолгий, но утомительный. Видит и впрямь стоит лагерь, а в середке красный шатер, там злодей видать и почивает. А войско как есть все вдрызг пьяное, в виду отсутствия противника, ужрались басурмане на радостях, что лыка не вяжут. Прошел царевич до самого шатра не спеша, стукнул в щит, что на входе, по обычаю.

А из шатра голос, что мол за шайтан осмелился покой ханский нарушать, а Иван ему в ответ, это тебе не шайтан, а царев сын, на поединок тебя вызывает, вертай мол принцессу, она мне в жены нужна.

Выбежал Олигар-хан на кривых ножках, велит стражу кликать, да стража храпит и ухом не ведет. Испугался басурман, забирайте говорит ваше царевство ее королевшество, да идите вон.

А принцесса что лицом румяна и косой туга, топнула ножкой и говорит, не нужен мне такой верзила, незваный, нежданный, мне люб Олигарханушка, у него шелков, колец и браслетов видано-невидано, я у него в гареме старшей женой буду.

Что за дела, возмутился, Иван-царевич ради этой вертихвостки, впустую ноги бил, плюнул он и сказал, оставь себе эту чуму с косой, а мне хоть Горыныча верни, я ему все головы отрублю, зря что ли пришел.

Смекнул Олигар-хан что к чему, забирай говорит зверя, от него смраду как от табуна лошадей, да и перегару столько, что за версту несет.

Вышел Царевич из шатра грустный, вернется домой, не видать ему наследства, вытащил меч и пошел к Горынычу. Лежит Змей даже хвостом не шевелит, нажрался скотина браги, бочек так несколько.

Не пристало царевичам врага сонного рубить, пнул он его в брюхо от души. Рыгнул Змей, приподнял одну голову, это что тут за блоха кусается.

Размахнулся Иван булатным мечом, все молись отродье сатанинское, но как не пьян Горыныч был, но в миг хмель слетел, ты что, говорит царевич, с дуба рухнул, я же давно души славянские губить перестал, мамой клянусь. Я тебе службу сослужу, одну голову даю на отсечение, я же слыхал, зачем ты в иноземное королевство приперся. Эту принцессу не то, что в жены я бы ее и есть не стал, от нее изжога неминучая будет.

Чем же помочь сможешь, коли тебя самого на цепь посадили, удивился царевич.

Ясно чем, отвечает Горыныч, невесту тебе отыщу, в тринадцатом графстве-государстве, есть одна девица, королевских кровей, нашей не чета будет, в самом соку. Не девка, а клад, приданое у нее тьма, на триста лет хватит, если конечно не транжирить. Пешим строем тебе год добираться, а на мне мигом долетим. Я хоть и зверь, но и у меня понимание имеется. Может и мне там чего обломится.

Сказал Горыныч и хвостом завилял подобострастно. Иван меч в ножны вложил, почесал щеку небритую, Змей конечно лицемер, каких свет не видывал, еще тот гад, но ведь прав, пешком ему срок немалый идти. И девку замуж отдадут за какого-нибудь маркиза дохлого и ему опять по королевствам мыкаться, не с позором же домой возвращаться. А тут по воздуху моментом доскачем, и опять Горыныч для пущего эффекту пламенем полыхнет и сторгуемся без выкупа. Ловко!

Ну ладно, морда твоя змеиная летим, но если что худое задумаешь, голов не досчитаешься, пригрозил царевич. Горыныч, другого ответа и не ждал, кивнул тремя головами, да крылья только размял перед полетом.

Уселся Иван-царевич у него на холке, стукнул кулаком по чешуе, давай, мол, кота за уд не тяни, взмывай.

Разбежался Змей, тяжело крякнул, захлопал кожистыми крыльями и полетел в тринадцатое графство-государство, унося на своих плечах Иван-царевича жениться на иноземной невесте, если конечно еще какая-нибудь история не приключится.

 

Май-сентябрь 2009.