Днями по ТВ «Ретро» смотрели кинофильм «Пышка» Михаила Ромма. Фильм закончился. Подытоживая увиденное, приятель авторитетно произнёс:

- Да, Ромм – это талант! Сейчас таких гигантов нет. Чееелооовек!

 

- Режиссёр он и, правда, хороший, а вот человек отвратный. Это я ещё в детстве понял, - парировал я.

 

- Чего ты понял в детстве? Что ты тогда вообще понимал? Ну?!, - он достал из буфета бутылку армянского «Ноя».

 

«Вот скажи, - начал я, - чем отличается детство от отрочества? И когда мы становимся отроками? Не гадай и не фантазируй, всё просто.

Отрочество наступает тогда, когда ребёнок начинает осмысленно интересоваться противоположным полом. Ну, а моё началось лет в семь…

Все сведения по этому вопросу, конечно, я получал во дворе.

Потом уже подглядывал в книги Мопассана и Апулея, что лежали запертыми в столе у брата.

Ну, а когда уж я увидел в конноспортивной школе покрытие трехлетней кобылы арабским жеребцом, окончательно всё понял».

 

- Ты видел, когда нибудь спаривание жеребца и кобылы? Ага, не видел! Вот это кино! Не то, что твоя «Пышка».

 

Мы выпили по стопочке.

- Вот коньяк у тебя что надо!, - похвалил я приятеля, - Мягко идёт.

 

Ну, слушай дальше.

«Где-то в конце войны в нашем пятиэтажном доме появилась новая жиличка. Кто она была по национальности не знаю. Внешне она напоминала изящную японочку. Одевалась со вкусом и потому выгодно отличалась от соседок по дому.

 

Мне, мальчишке, она казалась женщиной неземной и при каждой случайной встрече с ней, я чувствовал, как сердце начинает учащённо биться и разыгрывается воображение. Смущали только злые соседские сплетни, что эту артистку частенько навещает и опекает известный режиссёр и сценарист Михаил Ромм.

 

Однажды, проходя мимо её квартиры, я увидел свою японочку, стоящую в ярком чёрно-жёлтом кимоно на пороге открытой двери.

«Молодой человек, - обратилась она ко мне, (а мне было тогда лет двенадцать), уделите мне пару минут, помогите достать книгу с верхней полки шкафа».

Как я зашёл с ней в комнату – не помню, как я держал стремянку, когда она поднималась по ней до потолка в поисках книги, как я боялся поднять голову - рассказывать не буду. Сам понимаешь. Только помню, стоял сам не свой.…

 

Спустя пару дней, к вечеру, я с ребятами сидел на крыше одноэтажной конюшни, что стояла во дворе нашего дома, и ели большой пирог, с цукатами спёртый кем-то из нас с соседней кондитерской фабрики «Большевик».

 

- Пацаны! Гляньте в окно, - крикнул кто-то. Я посмотрел, и… цукат застрял у меня в горле. Сквозь приоткрытые шторы я увидел голую японку с этим, Роммом, занимавшихся любовью.

С тех самых пор Ромма не люблю. Вот такое кино…

Ну, ладно! Давай помянем Михаила. Видать он правильный мужик был, раз женщин не обижал!"

 

Мы выпили по последней, не чокаясь.