(Рассказ)

 

Мы жили в частном флигеле. Я с женой и двое малолетних сыновей. Однажды жена пошла забирать детей из садика, вернулась, держа на руках небольшую белую лохматую болонку. Собаку сбила машина, но легко, болонка отлежалась у нас во дворе неделю и встала на ноги. Выгонять её на улицу было жалко – к собаке привыкли, – особенно сыновья. Жена предложила её оставить. Дети обрадовались, стали придумывать кличку.

– Дружок! Давайте назовём её Дружок, – предложил старший сын, шестилетний Серёжа.

Все дружно согласились. Каково же было удивление и курьёз, когда жена через несколько дней решила искупать болонку.

– Ты знаешь, Коля, это оказывается, девочка, – сказала мне жена, не скрывая растерянную улыбку.

Но дети ни в какую не согласились менять кличку собаки. Так и осталась она Дружком. Впрочем, жена иной раз называла её Дружкой.

Примерно через полгода во дворе появилась вторая собака, небольшого роста, шустрый кобелёк-дворняжка. Он просто приблудился к нам с улицы, где беспризорничал, ненужный ни кому. Видимо, приходил к Дружку, к которой испытывал глубокое собачье влечение по вполне понятной всем взрослым людям причине…

Но детям этого, естественно, не объяснишь. Жена как могла противилась тому, чтобы во дворе осталась вторая собака. Но прогнать несчастного пса не было никакой возможности. Дети ревели в два голоса, когда мы гнали со двора дворняжку, и собаку пришлось оставить. Придумывать кличку опять взялся старший сын, назвал кобелька Костиком.

Это был очень добрый и приветливый пёсик. Но – только с нами, своими друзьями. Меня он так и вовсе, можно сказать, боготворил, наверное, считал своим непосредственным хозяином. Хоть я, честно говоря, относился к нему с прохладцей и почти никогда не кормил – этим занималась жена. И не баловал лаской. Зато когда я заходил во двор, Костик встречал меня у самой калитки, и всё время пока я шёл к флигелю, вертелся в ногах, поскуливая от восторга, временами очень высоко, как на пружинах, подпрыгивал. Радовался моему появлению. Я до сих пор вспоминаю эти щемящие моменты искренней собачьей радости и верности хозяину…

Зато, когда во дворе появлялся чужой, Костик просто разрывался от звонкого, сердитого лая, агрессивно скалил маленькие острые зубы, и, забежав за спину пришельца, норовил цепко ухватить его за ногу. Соседи чертыхались, отбиваясь от назойливого пса ногами, а кто и подобранной во дворе палкой, и всердцах грозились переломать ему хребет или проломить голову, особенно те, кого Костик ухитрился цапнуть.

Дружка не была так агрессивна и бегала вместе с Костиком за компанию, вяло облаивая непрошеных, по её мнению, гостей. Они везде и всегда были вместе. Зимой и летом спали в небольшом сарае у флигеля, служившем им своеобразной будкой. Дверь в сарай, где хранился всякий хозяйственный инвентарь, мы никогда не запирали, жена вынесла из дома ненужные вещи, соорудив собакам подстилку, там они, зарывшись в тряпьё и крепко прижавшись друг к другу, и коротали морозные зимние ночи. Когда было совсем холодно, мы впускали на ночь промёрзших собак в коридор.

Дети души не чаяли в четвероногих питомцах, всё время возились с ними, играли, бегая по двору. Особенно забавная мордашка была у болонки, так бы и поцеловал в носик, что, впрочем, сыновья иной раз и проделывали. Жена, увидев это, бранила сорванцов и заставляла мыть с мылом руки и умываться. Всё-таки собака есть собака и нужно соблюдать гигиену!

Больших неудобств от Костика и Дружка не было. Если не считать порванных Костиком штанин и покусанных щиколоток. За что он порой получал от рассерженных наших гостей, особенно мужчин, доброго пинка. С Дружком была другая проблема: почти регулярно, каждую весну она приносила щенят. От Костика естественно. Но щенки почему-то всегда были в её породу – маленькие мохнатые комочки. Поделать ничего мы не могли, топить щенков было жалко, и жена, после каждого приплода, долго ходила по улице и предлагала щенков соседям, а то и выносила на базар.

Так мы дружно прожили до нашего переезда. Собаки как будто заранее почувствовали беду. Дружка погрустнела и всё больше отлёживалась в импровизированной будке у флигеля. Костик при моём появлении стремительно вилял своим закрученным крендельком хвостиком, путался у меня под ногами, мешая идти, и подпрыгивал, казалось, ещё выше. Норовил лизнуть руки, а когда я приседал, чтобы ласково потрепать его за уши, – лез мордочкой к лицу. Пёс как бы упрашивал меня не уезжать, не бросать их на произвол судьбы.

Но дело было уже решено. Мы получили от завода, где работали с женой, малосемейное общежитие, и флигель продавали прежним хозяевам, на земельном плане которых жили. Так значилось в нашем с ними договоре, что первыми покупателями, в случае продажи, будут они.

Наконец все формальности были улажены и подошёл день отъезда. За суетой погрузки вещей я совершенно не замечал своих четвероногих питомцев и не подумал об их дальнейшей участи. Было просто не до них. Мы даже не обсуждали перед отъездом этот вопрос: малосемейку нам выделили однокомнатную, и брать собак было попросту некуда. Словом, мы бросили Костика и Дружка в своём прежнем жилище и уехали. Я не видел, что делали собаки во время нашего отъезда и бежали за машиной, как это показывают в сентиментальных кинофильмах, или нет. Врать не буду.

Потом мы ещё возвращались несколько раз во флигель за оставшимися вещами и для завершения денежной сделки с хозяевами. Костик всё так же встречал меня у калитки радостными прыжками, видно думал, что я, наконец, вернулся. Дружка, не отставая от него, весело юлила у моих ног. Но мне опять было не до них, все мысли поглощали суетные мирские дела. И удивительная собачья верность, которая многого стоит, вновь прошла мимо меня. Ничто не дрогнуло в моём сердце, когда я навсегда уже покидал старое место жительства.

Жена через прежних соседей узнала потом, что дядя Миша, кому мы продали флигель, вначале оставил наших собак во дворе. Потом, когда Дружка стала «гулять», – убил болонку. Костик осиротел, но хозяин его не тронул. Что стало с ним в дальнейшем, я не знаю. У меня началась новая жизнь, в которой уже не было места шустрой и доброй, в общем-то, собачонке, так любившей нас с женой и наших детей.

Прошло много времени, и только сейчас я с горечью вспоминаю своих собак, брошенных когда-то на произвол судьбы. И чувствую себя нехорошо, помня слова Экзюпери, что «мы в ответе за тех, кого приручили»! В ответе – перед своей собственной совестью, которая не даёт мне покоя до сих пор. И постоянно перед мысленным взором встают весёлые и живые, помахивающие хвостиками Дружок и Костик.

 

7 июня 2012 г.