Нет, на факультете она таковой не считалась. Лариса слыла романтической личностью: писала возвышенные стихи о ранимой природе и о гармоничной любви. Кроме того, она эффектно выглядела, грамотно общалась, успешно училась и исправно руководила своей небольшой французской группой. На место старосты её рекомендовала фонетичка Ольга Павловна, которая хорошо разбиралась в людях. Умудрённая жизненным опытом Ольга Павловна впоследствии ни разу не пожалела о сделанном выборе.

Лариса тщательно выполняла свои обязанности – без конфликтов и недоразумений. В институте она никогда ни с кем не конфликтовала, потому что в этом не было необходимости. Девушка показывала свой колючий характер в других местах: дома, на улице, в магазине – там, где требовала ситуация. Конечно же, она не опускалась до грубости: ей не позволяли гордость и самоуважение. Только жёстскость во взгляде и металл в голосе – в сочетании с железной аргументацией этот комплект сильно действовал на окружающих.

Так бы тепличный институт и не узнал со всех сторон свою образцово – показательную студентку, если бы не студенческий стройотряд.

На самом деле стройотряд «Вперёд!» ничего не строил, а работал на полях. Поля находились далеко от Москвы – в Астраханской области, вблизи от села Сасыколи. По этому поводу остроумные студенты сочинили непритязательную песенку:

Мы в Сасыколи ехали и выли –

На рюкзачочке, на рюкзачочке.

И в результате синяки набили

На пятой точке, на пятой точке.

Разумеется, это было художественное преувеличение: на место работы Лариса сотоварищи прибыла сначала на поезде, затем – на грузовике.

В число сотоварищей входили: с французского отделения – подружка Алёна, с испанского отделения – приятельницы Белка (Изабелла) и Стрелка (Стелла), с немецкого отделения – товарки Мария и Антуанетта. Все остальные студентки были с математического факультета. Да, именно студентки, а не студенты, так как хилые педагогические юноши отказались от стройотряда в силу разнообразных болезней. Правда, молодые люди в отряде всё-таки были: двое трудновоспитуемых, которых субтильным девушкам предстояло перевоспитать без отрыва от производства, и один студент-медик, которому предстояло лечить субтильных девушек от ожогов и дизентерии. Трудновоспитуемых быстро прибрали к рукам Мария-Антуанетта, а студента-медика – командир стройотряда энергичная Алевтина.

Алевтина перешла на последний курс матфака, приехала в Сасыколи аж в третий раз – и, наконец, весьма удачно. Деловито засучив рукава и вооружившись мини-юбкой и декольте, провинциалка устремилась на штурм будущего московского хирурга. Сергей (так звали студента-медика), не долго думая, сдался на милость победительницы, которая в срочном порядке взялась обучать потенциального мужа сексуальной науке. Пока Алевтина обучала, её помощница Нина, облизываясь, стояла на стрёме.

Такие взаимоотношения коробили романтическую натуру Ларисы – и девушка, отвернувшись от приземлённого трио, спешила на сельхозработы. Потратив на дорогу не менее получаса, новоиспечённый командир возглавляла свою небольшую группу в битве за прополку. Пропитав землю обильным потом, стройотрядовки ковыляли в лагерь, чтобы, вкусив серых сасыкольских макарон, замертво свалиться под марлевые пологи. Через час они дружно просыпались и, позёвывая, неохотно возвращались на поле битвы. Теребя неподдающуюся траву, труженицы терпеливо ждали, когда потемнеет и вызвездит чудное астраханское небо. Подбадривая друг друга франко-немецко-испанскими песнями, романо-германские девушки упорно преодолевали долгую дорогу в барак. Их опережали и перекрикивали математические студентки. Между двумя факультетами возвышался «железный занавес», порождённый враждебностью двух разных миров. Изящные романо-германки пытались соперничать с крепкими математичками, но вшестером неизменно проигрывали напористой толпе.

Смирившись с поражением, Лариса замедлила шаг – и пристально огляделась вокруг. Сквозь темноту проглядывали бескрайние поля, подсвеченные сверху неестественно огромными звёздами. Поэтесса взглянула сначала на звёзды, потом внутрь себя – и извлекла из сердца поэтические строки. Стихи были обращены к массивным звёздам, касавшимся длинными лучами великолепной девичьей гривы. Адресаты одобрительно вздрагивали и озорно подмигивали поэтессе.

Переговариваясь с небесными светилами, девушка незаметно для себя переступила порог барака. В помещении светили не звёзды, а тусклые электролампы. Спустившись с небес на землю, Лариса занялась земными делами. Переодевшись на скорую руку, девушка побежала в столовую – удовлетворять волчий аппетит неприглядными макаронами. Проглотив предпоследнюю макаронину, Лариса задержалась на последней, подивившись её серости.

«Надо написать родителям, чтобы прислали приличной еды», - успела подумать избалованная дочь, прежде чем закружилась в вихре ночного костра.

В течение развесёлой ночи горячий костёр расплавил «железный занавес» и сблизил два разных мира – романо-германский и математический. Изящные девушки стали крепче, а крепкие – изящнее, и все заговорили на одном русско-иностранном языке. Под утро гурьбой отправились в общий барак и, выловив под пологами всех комаров до единого, с песней «Спят усталые игрушки» погрузились в глубокий сон - на целых два часа.

«А поутру они проснулись» - и гурьбой отправились сначала на линейку, затем – в столовую и, наконец, на мучительную прополку сорной травы.

И так – гурьбой – изо дня в день – в течение длинного месяца – через тернии к звёздам, а от них опять – к терниям.

Одолев последние тернии, сплочённый коллектив выстроился на утреннюю линейку. Повестка линейки ожидалась насыщенной: подведение финансовых итогов, объявление ударников труда и прочие вопросы. Затаив дыхание, труженицы полей ловили отзвуки заработанной платы… и чуть не задохнулись, когда услышали приличную сумму – со знаком минус.

«Это почему же?» - не выдержала Лариса, в которой заклокотала строптивость.

«Администрация Сасыколей официально заявила, - размеренно произнесла Алевтина, пожирая глазами медицинского любовника, - что мы едим слишком много макарон».

«Они малосъедобны и не могут стоить так дорого», - опять взорвалась Лариса.

«И что ты предлагаешь?» - бесстрастно спросила Алевтина.

«Я предлагаю поставить вопрос перед администрацией и частично заменить макароны домашней едой».

«Что касается посылок, то с сегодняшнего дня они строго запрещены».

«Это безобразие!» - возмутилась Лариса.

«Это вынужденная мера, - строго сказала Алевтина, искоса поглядывая на любовника. – В почтовых ящиках продукты портятся и становятся источником инфекций».

«Я думаю, что коллектив с тобой не согласен», - металлическим голосом заявила Лариса.

«Коллектив как раз молчит, - усмехнулась Алевтина, оторвав взгляд от любовника и вперив его в строптивую студентку. – Ты одна разглагольствуешь. С тобой будем разбираться на совете командиров».

До совета командиров состоялся импровизированный совет подчинённых по дороге к созревшим помидорам.

«Почему вы молчали?» - попеняла товаркам Лариса.

«Мы не можем ничего изменить», - пожали плечами Мария-Антуанетта.

«Девчонки, давайте пренебрегём сухим законом, назло и м купим в Сасыколях водку и разопьём на помидорах», - загорелась математичка Аня.

«Нет, я не пью водку», - отказалась Лариса.

«Мы – тоже, но за компанию выпьем, - поддержали Аню другие математички. – Пусть и м будет противно».

«Это ребячество, девчонки, - стояла на своём Лариса. – Я подниму вопрос о посылках на совете командиров».

«А мы разопьём бутылку водки», - подытожили математички.

Осудив в глубине души недостойные намерения девушек, Лариса твёрдой поступью отправилась на совет командиров. Как только она подняла вопрос о посылках, Алевтина тут же его опустила.

«Мы будем обсуждать не посылки, а тебя», - анонсировала командир стройотряда.

«Я не кино, чтобы меня обсуждать», - насупилась Лариса.

«Она, действительно, не кино, - нагрубила Нина. – Поэтому предлагаю не обсуждать Ларису, а объявить ей строгое предупреждение».

«Не пытайтесь меня запугать, - встала в позу строптивая девушка. – Объявляйте что угодно, а я всё равно встречусь с администрацией Сасыколей».

Пока Алевтина с широко открытым ртом подбирала слова для решительного ответа, Лариса демонстративно покинула тесную комнату, независимо хлопнув дверью.

Вечерняя прохлада остудила её мозг, но сердце продолжало обливаться разгорячённой кровью. Успокоив кровь изрядной долей незаменимых макарон, Лариса почувствовала вековую усталость – и скрепя сердце побрела в опостылевший барак. Под пологом заунывно пищали комары, но у девушки почему-то не поднялась на них рука. С опущенными руками, но с гордо поднятой головой строптивая студентка бросилась на кровать – и забылась бесконечным сном.

Она проспала линейку, завтрак, работу – всё на свете. Не исключено, что обессиленная девушка вообще бы никогда не проснулась… если бы её не разбудила Нина с пустой бутылкой в руках.

«Отсыпаешься после попойки?» - злорадно спросила помощница.

«Я не пила», - продирая глаза, мрачно ответила Лариса.

«Эту бутылку я нашла под твоей кроватью», - крикливо сообщила Нина.

«Значит, кто-то подбросил. Может быть, ты сама», - сверкнула глазами Лариса.

«Ну, это уж слишком, - выглянула из-за Нининой спины низкорослая Алевтина. – Вот что, бунтарка: или ты немедленно убираешься подобру-поздорову, или мы тебя уберём без добра и без здоровья».

В ответ Лариса сжала кулаки… и промолчала, потому что она была культурной девушкой и не употребляла непристойных выражений. Через несколько минут изгнанница разжала кулаки – и пошла собирать немногочисленные вещи.

Стараясь не размахивать чемоданчиком, строптивая девушка в гордом одиночестве проделывала обратный путь – из Сасыколей в Москву. Впрочем, она была не одна: её провожали такие близкие, такие тёплые, такие яркие астраханские звёзды. Лариса высоко подняла голову: около зелёных девичьих глаз только что зажглась новая звёздочка. Она коснулась своими лучами грустного лица и зажгла на нём ослепительно яркую улыбку.