Неправда, что с годами притупляются воспоминания о событиях военных лет. И эта людская память особенно болезненна на фоне мерзких поступков доморощенных бритоголовых фашистов, марширующих с поднятой рукой в черной форме и оскверняющих и память павших и даже их памятники. Накануне войны я с родителями и братом жили в пятиэтажном доме коридорной системы в Москве на Ленинградском шоссе. Это здание раньше служило общежитием Менделеевского института, а теперь в нём проживали в основном работники Наркомата химической промышленности и различных предприятий этой отрасли - от докторов наук до простых рабочих. Первый этаж занимали почта и милиция, а на всех остальных четырёх этажах было по 20 комнат, одна общая кухня и, конечно, одна уборная, разделённая соответственно на две половины - "М" и "Ж". Даже по моим детским наблюдениям (а в начале войны мне было девять лет) все семьи, проживающие в условиях этой пятиэтажной коммуналки, были очень доброжелательны. В комнате соседней с нашей проживала семья из шести человек: муж с женой и четыре сына, младшему из которых было лет семнадцать. Имена мужа и жены запали мне в память, так как казались странными - Пица и Хува. Так их все звали в доме, и все уважали эту дружную многодетную, по довоенным временам, семью. Муж, будучи инвалидом с рождения, работал начальником отдела снабжения на механическом заводе им. Кагановича, что на Лесной улице, а Хува вела домашнее хозяйство. Трое сыновей были студентами институтов, а младший только что окончил школу. Но грянула война... Дом наполовину опустел, одних призвали в армию, другие эвакуировались. Наступило тревожное время. Проводы в армию, частые бомбёжки и ночная беготня на станцию метро Белорусская, которая была нашим бомбоубежищем, и первые похоронки воспринимались оставшимися жителями дома как общее горе. Все несчастья переживали сообща, независимо от возраста и национальности. В первые дни войны три старших сына Пицы и Хувы, по призыву комсомола ушли на фронт. Спустя несколько месяцев был призван и младший сын. Хува пошла работать на завод. Каждый день, возвращаясь с работы, они заглядывали в почтовый ящик, висящий на двери, с надеждой получить от детей эти треугольные спасительные весточки. Но судьба была к ним несправедливо жестока. В первый год войны, вместо сыновних писем, получили они три похоронки, три похоронки на старших сыновей. Три раза у Хувы разрывалось сердце, три раза её материнская сущность не могла смириться с этой бедой и необратимой утратой. Пица с каждой похоронкой всё больше замыкался в себе, стал угрюмым и неразговорчивым. И хотя им было в то время лет по сорок, они в один год сникли и поседели. Война, навалившаяся такой трагедией, превратила их в каких-то роботов, уходящих ранним утром на работу и возвращающихся поздним вечером с единственной надеждой - найти в ящике письмо от младшенького. Только ради этого они и жили. Постепенно начали возвращаться после госпиталей, измученные молодые ребята, в одночастье превратившиеся в инвалидов. Каждый день Хува молила Бога за маленького, чтобы он сохранил его. Письма приходили, не частые, короткие, но очень тёплые. На этих весточках они держались и продолжали жить. Наступил сорок пятый год, и, по победным сводкам Информбюро, война приближалась к своему завершению. В конце апреля пришла четвёртая похоронка... Похоронка накануне Победы... Вот и всё. Для Хувы и Пицы исчезла надежда, исчез смысл жизни. Последняя радость ушла с младшим сыном. 9 мая 1945 года, когда объявили капитуляцию Германии, все женщины вышли в коридор, обнимались, плакали, поздравляли друг друга. Не было только Хувы. Все встревожились, зная, что она только что была дома. Мой двадцатилетний брат, инвалид войны, вскрыл топором дверь комнаты... Всех охватил ужас. Хува висела, и тело ещё покачивалось. Брат успел приподнять её и освободить из петли. Хува выжила, но жить не хотела. Спустя два года она, двоюродная сестра моей мамы, ушла из жизни. Пица окончательно сник и постепенно спился, немногим пережив жену. Теперь они лежат на Востряковском кладбище в Москве, недалеко от могилы моих близких. Мир праху вашему, Хува и Пица... Прошло много лет с той поры, но до сих пор испытываю душевную боль, вспоминая это. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
