Полдень. Из окна видно небо большого города. За окном внизу и дальше, в городе, идет своя жизнь. Дни идут за днями, похожие один на другой, длинной бесконечной вереницей. За весной следует лето, за летом осень, за осенью зима. Небо то голубое, то пасмурно-серое, то веселое, то грустное. Верхушки деревьев у окна на фоне неба то в зеленом лиственном наряде лета, то по-ноябрьски бесприютно голые.

 

Приглушенно шумит город. Люди спешат по делам, снуют туда-сюда автомашины. Мерно бормочет радио за стеной. Школьники ходят в школу, кто-то поступает в ВУЗы, кто-то ждет любви. Кто-то хмелеет от счастья, кто-то умирает от тоски. Кто-то лежит в больнице и изо дня в день глядит через больничное окно в это небо, живя от завтрака к обеду, от обеда к полднику, смотря перед ужином телевизор в коридоре и ложась после вечерних процедур спать, чтобы утром снова жить от завтрака к обеду, и т. д., лежа на койке и всматриваясь в пасмурный полдень за окном.

 

Тянется и тянется густое вязкое время, похожее на магнитофонную запись позывных радиостанции "Маяк", которую крутят в три раза медленнее нормальной скорости -- грустновато, тягуче, так что звуки сами по себе похожи на долгое ожидание, на этот серый день за окном.

 

Никого нет в комнате, кроме вас. Вы лежите на кровати у окна, смотрите на это пасмурное небо и голые ветки берез на нем, погружаясь в себя, и только вы и это небо, как бы отражающее настроение идущей за окном внизу жизни, которая в таком состоянии видится как бы слегка отстраненно, что позволяет как-то по-особому, обостренно ощущать неспешный ход времени.

 

На подоконнике стоит закупоренная банка с водой. Дневной свет преломляется в кристально чистой жидкости. Мир видится как бы из этой банки, как будто находишься на ее дне, в дремотно-спокойной субстанции, глядя из нее в светло-серое небо за окном с зябко покачивающимися ветками на его фоне. Никто и ничто за пределами банки не тревожит. Здесь только вы, пасмурное городское небо и неторопливое мерно текущее длинное время.