Суржик талантлив, как полукровка, смесивший в своих жилах начала разных национальностей и рас.

Я вырос из суржика, вскормлен хлебом его, долгие годы говорил на нем. Я прибегаю к нему, когда не хватает дыхания на затяжных подъемах прозы. В том числе, и прозы жизни.

Изначально слово суржик возникло от слияния двух начал разных видов зерна: пшеницы и ржи. Так называли хлеб из смешанной муки от разных злаков. В этом слове слышится не только рожь, но и Сурож (в Средние века через этот порт экспортировали зерно из Крыма в Средиземноморье!). Не исключено, что именно в смешении разных этносов, которыми всегда изобилует Крым, и родилось это гонимое языковое образование, включающее элементы и украинского языка, и русского. Испокон пространство суржика – это Северное Причерноморье (в первую очередь, конечно же, Крым, часть юга материковой Украины, а также соседствующие с нами области России и Молдавии). Исходя из географического местоположения, как мы понимаем, суржик имеет многочисленные варианты. И пускай его корнями занимаются, (изучают его и классифицируют) лингвисты.

 

Меня трогает социально-моральная судьба этого уникального явления, его судьба и, я бы сказал, погромные коллизии, который он переживает в течение последних, по крайней мере, три четверти века.

Судьба этого поистине великого и могучего наречия сродни судьбе неистребимого племени курдов, которое не имеет, ни автономии, никаких прав для самоопределения. Но кочевники эти вот уже несколько столетий живут в передней Азии, передвигаются по земле своих предков, мало празднуя существующие там законы и государственные границы.

Говорят, что на Востоке сегодня нет более живучего и воинственного этноса. Можно предположить, он стал таким – и благодаря, и вопреки.

Не правда ли, эти две судьбы аналогичны?!

Говоря без обиняков, беру на себя смелость сказать, что творивший на суржике Гоголь стал великим, быть может, потому что безоглядно живописал свою родину, пользуясь именно этой богатейшей языковой палитрой. Чего ему не простили ни его земляки-современники, ни сегодняшние их потомки – украинские националисты. И прежде всего, потому что ни те, ни другие так и не смогли причислить его к лику классиков национальной литературы

Не прощают суржик не только украинские, но и русские. С одинаковой строгостью как с той, так и с другой стороны советская цензура боролась в свое время за чистоту литературного языка. Элементы суржика искоренялись беспощадно, и часто без авторского согласия и даже согласования.

Зачем это понадобилось интернационалистической идеологии? Скорее всего, она руководствовалась стремлением создать атмосферу наибольшего благоприятствования для развития любого национального языка. Тем более, столь прозрачного для русского слуха, украинского.

Наверное, это мое суждение кому-то покажется притянутым за уши. Однако его вслед за мной безоговорочно поддержат те из деятелей культуры и в первую очередь литераторы, кто творчески формировался во второй половине прошлого века.

Русский язык своей могущественной кроной укрывал огромную терра - лингво. Под ее сенью, в его тени другим, особенно родственным языкам, было нелегко и не просто вырастать над собой. Отвечать на запросы своей культуры соответствующей этим запросам литературой. Потому в ней, как в никакой из советских, преобладали вторичность и далеко не всегда запрашиваемая сверху активная конъюнктурность. Многие классные писатели в погоне за привилегиями, званиями и наградами, что называется, лезли «поперед батьки в пекло». Вспомним, например, «Прапороносцы», «Европа -45». «Цепная реакция» и прочее.

Но идеология никогда не одергивала ретивых националов. Охотно давала им зеленую улицу, например, в издательских планах. В центральных советских издательствах мы, пишущие по-русски, советские провинциалы, попадали в эти планы лишь только после того, как были ублаготворены все запросы писателей, сочиняющих на родном языке. А если такой начинал писать по-русски, то он тут же становился выдающимся и замечательным (Олжас Сулейменов, Чингиз Айтматов и др.) Им давали тиражи и государственные премии, путевки в перворазрядные Дома творчества, визы на престижные зарубежные вояжи... Делалось это «потомству в пример», а так же из принципа, как бы не обиделись. А свои? Ничего страшного, подождут! И мы ждали десятилетиями, постоянно отодвигаемые в конец очереди.

Зная, пределы допустимого, украинские писатели, (и не только приспособленцы!) и у себя дома руководствовались тем же принципом: «Подождут!»

Находились всякие и всяческие причины для того, чтобы отодвинуть не национала и поставить своего, хоть и «молодого, да раннего». И одной из причин «задвижки» часто было обвинение в незнании русского литературного языка, в злоупотреблении суржиком. На страже непоколебимых устоев доблестно стоял коллектив Института литературы, куда всех, нежелательных по разным причинам авторов, отправляли на рецензирование. А в госкомиздате сидели чиновники (А. Ирлин – один из ярких гонителей !) которые контролировали процесс планирования и всегда указывали местным издательствам на, что те не могут нарушить пропорции планирования: столько-то украинских названий, столько-то русских.

Благодаря этим тенденциям в советской литературе очень интенсивно развивалось такое ее крыло как переводческое. Авторы, не имеющие возможности издавать свои книги, вынуждены были браться за переводы по подстрочникам. Такие переводы националов попадали в издательские планы часто даже не по факту рукописей, но лишь по заявкам. Причем переводчик сразу же получал аванс.

Так, детский поэт Владимир Орлов создал целую плеяду поэтов из среднеазиатских республик (в том числе, и знаменитую узбекскую поэтессу, лауреата многих премий и наград Гульчехру Сулейманову!) Ни для кого не секрет, что Яков Козловский, оригинальный поэт- виртуоз, блистательно перевел (привел) в мировую литературу Расула Гамзатова.

Как мы знаем из истории, в довоенный и послевоенный периоды неугодные писатели тоже были обижаемы властью. Но преследовали литераторов по другим поводам. Иначе разве бы увидела свет гениальная книга на суржике И. Бабеля «Конармия» или рассказы, а затем и романы великого Шолохова?! Я уже не говорю о Серафимовиче с его «Железным потоком» и других, идущих из недр Сибири и европейского севера России писателей - почвенников, что называется «засорявших» литературный язык (язык самого Пушкина!) местными говорами, областными наречиями и диалектами.

Суржик – это уникальный, насыщенный соками разных наречий язык, не может быть назван пиджином. (Контактный торговый язык пиджин, зародился во 2-й четверти 18 в. на русско-китайской границе в Забайкалье. Использовался купцами в пограничных городах). Пиджины возникают при острой необходимости достичь взаимопонимания. То есть при мирном контакте двух близкородственных и взаимопонятных языков пиджин возникнуть не может. Кроме того, пиджин не является ни для кого родным, так как вследствие своей примитивности неспособен обеспечить полноценное общение. Нельзя назвать суржик и креольским языком, так как креольские языки возникают в процессе усвоения пиджина. Несколько более верным представляется обозначение смешанный язык – как в классических смешанных языках вроде языка медновских алеутов (по имени острова в Беринговом море; несколько человек) или мичифа (Север Канады, 500 человек). Украинская лингвистика сделала вывод: лексика в суржике взята из русского языка, а большая часть грамматики – из украинского. Мне же думается, что, не мудрствуя лукаво, надо признать, что эти начала настолько неуловимы, что акцентировать на них, значит продолжать политику унижения не базового языка. Мне ближе точка зрения на суржик как на формирующееся в результате языковой интерференции городское просторечие (например, уникальное одесское!), отсутствовавшее в украинском языке по причине слабой распространённости в городах. Или сельское – как результат смешанности и ассимилированности населения

В любом случае, суржик должен быть признан социолектом.

 

Первые научные работы, посвящённые исследованию суржика как явления многопланового, появились на Украине в 1990-х годах. Именно тогда, когда началось интенсивное давление на русский язык. Проблематика суржика рассматривалась в трудах отдельных украинских лингвистов только для того, чтобы подвести базу под идею возвышения (возобладания) украинской мовы над «великим и могучим».

Хотя суржик зафиксирован письменно уже у Ивана Котляревского в его «Наталке-Полтавке» (1819). Хотя к суржику прибегают и современные украинские писатели (Богдан Жолдак, Лесь Подервянский), правда, только лишь для создания комического эффекта. Не известно, как себя чувствуют современные украиномовные литераторы, обретшие полную свободу самовыражения, но, как мы знаем, выступающий на суржике известный артист Андрей Данилко (Верка Сердючка), националистически настроенными сонародниками не мало не любим.

«Осознанное использование суржика свойственно лицам, знающим оба языка, но не имеющим автоматизма в их использовании, ощущающим неудобства из-за отсутствия номинативных либо стилистических средств украинского литературного языка в своей языковой компетенции, но не желающих переходить на русский язык».

Нежелательное, непроизвольное проникновение элементов не базового языка в базовый, либо базового в не базовый, наблюдается у лиц, хорошо владеющих одним языком и изучающих второй – русский или украинский.

По данным Киевского международного института социологии на суржике общается от 11 до 18 % всего населения Украины (то есть 5,1 — 8,3 млн. человек). На смеси русского и украинского говорят от 2,5 % на Западной Украине, до максимального показателя 21 % в областях Левобережной Украины; в южных и восточных регионах количество носителей суржика значительно превышает долю украиноязычного населения (на Юге говорят на суржике 12,4 %, на украинском – 5,2 %, на Востоке Украины используют суржик 9,6 %, а украинский – 3,7 %)[6]. По данным всеукраинского исследования, которое провёл в 1998 году центр социологических исследований Киево-Могилянской академии, на суржике отвечали 15-16 % респондентов.

Суржикоязычное население во время проведения социологических опросов обычно регистрируется как украиноязычное. Переписи населения не фиксируют суржик как разговорный язык. Суржик не имеет какого-либо официального статуса и рассматривается украинскими властями как испорченный русизмами украинский язык.

Потому и не любят они его, что суржик – это непобедимое никой властью стремление народов понимать друг друга, быть вместе. Суржик тем сильнее, чем сильнее портится базовый язык и запрещается тот язык, которому базовый язык пытаются противопоставить.

Вывод такой. Чем хуже народ знает язык (школьные программы сократили изучение русского до минимума!) тем глубже и чаще он погружается в суржик – общедоступный самим носителями созидаемый язык общения. Суржик объединяет нас и потому его не любят и гонят те, кто против такого объединения. Суржик – это ответ по типу бытовой разговорной идиомы: «Нас бьют, а мы крепчаем!»

Валерий Митрохин

Симферополь

05.05.12